Ливии среди придворных тоже не было.
— Хьярт, ты меня слышишь? — снова попытался привлечь к себе внимание младший брат.
— Ты что-то сказал?
— Я говорю, что ты драматизируешь, — глядя на парящие в чернильной тьме хлопья снега, заметил Бьярт.
— Драматизирую?
— Убивая этого мальчишку. Он-то никого не убил и никого не изнасиловал.
Его величество скосил взгляд на младшего брата, с досадой думая о том, что не далее как вчера был вовлечен в подобный идиотский разговор.
— Ты говорил с Ливией?
— Нет, с чего бы? — удивился рыжеволосый Снежный. А потом, сообразив, почему Хьяртан о ней спросил, хмыкнул: — Она просила за него? Но ты не стал ее слушать.
— Здесь решения принимает не нэри Селланд.
— Но она несостоявшаяся жертва несостоявшегося преступника и по нашим законам имеет право смягчить наказание.
— С каких это пор ты превратился в жалостливую девицу? — Хьяртан с раздражением посмотрел на брата.
Этот разговор ему не нравился, как и промедление. Где, ларги побери, стража?! Почему не выводят мерзавца?!
— Разве я сказал, что мне жалко идиота? — Бьяртмар расслабленно откинулся на спинку кресла и миролюбиво продолжил: — Я в этом деле — беспристрастная сторона и просто хочу напомнить, что наказать можно и не убивая. Проучить так, что мозги быстро на место встанут. Но ты выбрал не правосудие, а месть, и мне это не нравится. Меня волнуешь ты, Хьярт. Ты знаком с этой девушкой меньше недели, а чувство такое, будто уже на ней помешался. Уверен, окажись на ее месте другая, и ты бы передал дело судье. Но ты просто жаждешь крови. Из-за нее. Вот что меня беспокоит. Не хочу, чтобы она стала твоей слабостью, брат. Твоим уязвимым местом. Сегодня ты из-за нее готов убить, а что будет завтра?
— Случай с крысенышем послужит назиданием другим смельчакам, считающим, что им все позволено, — спокойно ответил Хьяртан, предпочтя не реагировать на слова брата про помешательство. — Я позабочусь, чтобы о нем узнали во всем Драэре. С ведьмой, продавшей ублюдку зелье, тоже разберутся.
— Ну-ну…
— Я что-то пропустил? — весело поинтересовался вышедший на балкон Дойнарт и упал в кресло.
Выглядел он так, словно явился не на казнь, а на бал. Глядя на улыбающегося Снежного, можно было подумать, что вот-вот зазвучит музыка, и стоящие внизу придворные примутся танцевать.
— Нет, его величество еще не начал мстить, — ответил Бьяртмар, получив от правителя резкое:
— Угомонись!
— Как моему королю будет угодно, — нехотя сдался Бьярт. Правда, тут же, не сдержавшись, добавил: — Я вот что подумал… Может, заодно выпорем и Дойна? Он ведь тоже пытался… кхм… познакомиться поближе с твоим «источником силы». По-хорошему, его тоже надо бы к столбу.
— Действительно, Бьярт, угомонился бы, — поморщившись, посоветовал светловолосый Снежный.
Хьяртан взмахнул рукой, вынуждая обоих братьев примолкнуть, — наконец показалась стража, ведущая под руки обвиняемого. Несмотря на холод, одет он был в одни штаны и легкую рубаху, которую с него содрали, а после заставили обхватить руками деревянный столб и стянули запястья веревками.
Преступник дрожал. Не то от холода, не то от страха и, казалось, вот-вот лишится сознания.
— Этот подохнет на первых же ударах, — разочарованно заметил Дойнарт, с презрением глядя на заключенного, и чуть слышно пробормотал: — Лучше бы задержался в объятиях красотки Ирил, чем вот это…
— Твое присутствие, как принца, обязательно на публичных казнях, — напомнил брату Хьяртан и кивнул, разрешая палачу начинать.
Объявлять, в чем обвиняется преступник, необходимости не было. Все и так уже знали о его прегрешениях.
Покрепче сжав в руке плеть, палач замахнулся. В тишине, повисшей над замком, раздался короткий свист, и плеть полоснула по обнаженной спине Душана. Он взвыл, даже не пытаясь сдержаться, а на втором ударе изо рта заключенного вырвались отчаянные рыдания.
— Девчонка! — окончательно разочаровался в пленнике Дойнарт. — Как и сказал: быстро отдаст душу ларгам.
— Тебе бы все веселиться, — мрачно бросил Бьяртмар, неодобрительно покосившись на брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Продавшись вперед, Хьяртан жадно следил за тем, как плеть, со свистом разрезая воздух, опускается на спину заключенного. Третий удар… Четвертый…
Глядя на преступника, едва не надругавшегося над зеленоглазой бунтаркой, он перестал видеть все, что того окружало. Не заметил он и хрупкую фигурку в светлом платье, не почувствовал надвигающуюся штормовой волной солнечную магию.
А спустя мгновение уже было поздно: площадку перед замком, освещенную лишь дюжиной факелов, затопило пронзительно-яркой, ослепляющей силой.
Силой Ливии.
❄ Глава 12 ❄
Ливия Селланд
Со вчерашнего вечера все валилось из рук. Не помог даже разговор с Фабианом, который, воодушевленный словами Каэтана, был счастлив и болтал без умолку. Казалось, про Душана он вовсе забыл, а я не стала напоминать. В конце концов, к нему это не имело никакого отношения, и видеть брата таким было настолько же радостно… насколько горестно понимать, что произойдет завтра.
В семье, где после смерти отца мы с Фабианом стали чужими, я не видела ни тепла, ни любви. Меня пытались поддеть, задеть побольнее, но, к счастью, я быстро научилась огрызаться и ставить всех на место. Нет, родными мы не стали, ни со Стеллой, ни с Арлеттой, ни с Душаном… но все равно мысль о его казни просто выворачивала меня наизнанку. Даже несмотря на то, что он собирался сделать.
Наверное, многие посчитали бы меня глупой, но все внутри меня противилось такому исходу. Именно поэтому я засыпала с тяжелыми мыслями, а проснулась уже спустя пару часов, в холодном поту. Мне снилась мама, которая звала меня из темноты, пытаясь растопить ее солнечным светом, и просила остановить то, что должно случиться.
Надо ли говорить, что утро для меня началось не с завтрака? Точнее, завтрак-то мне принесли, вот только оценить его я не смогла. Если честно, попробовав кусочек таких аппетитных блинчиков, умопомрачительно пахнущих, я с трудом удержала этот кусочек внутри себя и от дальнейших попыток благоразумно отказалась. Не пошла и к Фабиану, понимала, что сейчас просто испорчу ему и Дороте настроение.
Сидеть у себя тоже не могла, а с каждой минутой, приближающей так называемое правосудие, меня начинало все больше потряхивать. Поэтому я отправилась бродить по замку. Разумеется, в сопровождении стражников. Сама не понимала, куда иду, просто хотелось делать хоть что-то, идти хоть куда-то, а еще лучше — бежать. Вот только от себя не убежишь, поэтому и интерьеры Эрнхейма проплывали у меня перед глазами, сменяясь один другим и тут же растворяясь в липком полузабытье, в каком я провела полночи, после сна о маме.
Не знаю, сколько бы еще бродила по этому огромному, роскошному и такому холодному замку, если бы в одной из галерей, щедрых на фамильные портреты Эртхардов, не столкнулась с фавориткой короля. Хелена, маркиза Ланге, сейчас выглядела отнюдь не настолько помпезно-возвышенной, как в первую нашу встречу. Парика, который тянулся вверх на несколько этажей прически, на ней не было, светлые волнистые волосы рассыпались по плечам. Светло-голубое платье только подчеркивало хрупкость и утонченную снежную красоту этой женщины, и сейчас она показалась мне в разы моложе.
Увлеченная рассматриванием какого-то портрета, она даже не сразу нас заметила, а когда заметила, повернулась. Я хотела последовать ее примеру — общения с недружелюбно настроенной фавориткой я бы сейчас точно не выдержала, но Хелена неожиданно произнесла:
— Ливия, подождите! Мы можем поговорить?
Оглушенная этой просьбой, я остановилась, а вместе со мной остановились и воины. Они ждали моих действий. Убегать было бы невежливо, да и бежать мне, по сути, было некуда. Как уже поняла, спрятаться от мыслей про Душана не получится даже в анфиладах замка, поэтому, кивнув сопровождающим, я направилась к ней.
