— Нет, это Эймс хотел видеть тебя, — ответил хитрый старик.
Она повернулась и смутила Эймса лучезарной улыбкой.
— Впервые за долгие годы ты пожелал увидеть меня, дядя Эймс, и впервые… да впервые в жизни я заставила тебя улыбнуться.
Девушка взяла огромные руки дяди, силу которых испытал не один Кемп и которые наводили ужас на всю долину Глостер, как будто после неудачной попытки завоевать его расположение взглядом она собиралась удержать его силой своих нежных ручек. И огромный мужчина, вдруг смутившись, открылся всей внутренней добротой своей натуры. А потом освободил руки и нежно прикоснулся ими к ее голове, заглядывая в глаза.
— Подумать только, Нелл, между моими ладонями находится причина всех наших горестей — причина постоянных убийств взрослых мужчин в течение девяти лет.
Эти слова конечно же прозвучали очень грубо. Большое и доброе сердце великана подпрыгнуло в груди от раскаяния, но девушка уже отшатнулась от него.
Что же касается старого Джейкоба, то он даже задохнулся от гнева.
— Подойди ко мне, девочка, — наконец вымолвил он. — Подойди ко мне, моя родная. Ох, Эймс, неужели ты мой сын? Подойди ко мне, Нелл, девочка моя!
— Это… так вдруг вырвалось, — печально вздохнул Бенчли, — тысячу раз прости, Нелл!
Он восхищался ею в эту минуту еще сильнее, чем раньше, потому что она не отвернулась от него и не спрятала лицо в ладонях деда, как поступила бы любая другая девятнадцатилетняя девушка. Она только отступила назад, не спуская с него взгляда, несмотря на то, что ее рукою уже завладел Джейкоб.
— Я знала, что ты никогда не любил меня, Эймс, — твердо произнесла Нелл. — Но не виню тебя. Даже несмотря на то, что ты мой родственник, я не вправе ожидать от тебя большей заботы. Из-за меня вы все оказались в огромной опасности… Все Бенчли! У тебя есть жена и ребенок… О, как я смею обвинять тебя! Но что я могу поделать? Я хотела бежать отсюда — тысячу раз собиралась покинуть дом. Но куда мне идти? Эти умные и искусные Кемпы — о, как я их ненавижу, как я их ненавижу! — они бросятся в погоню, найдут меня и заставят жить вместе с ними — с чужой женщиной… Они заставят меня называть ее матерью или принудят выйти замуж за огромного Джо Уокера или этого ужасного Бака Мартина, будь он проклят, и… Я не могу уйти, дядя Эймс, оставить здесь дедушку и мою мать. Дядя Эймс! Пожалуйста!
Эймс Бенчли вытер пот со лба, он действительно испытывал глубокую муку.
— Уйти? О Боже праведный! — вскричал Джейкоб Бенчли. — Какой сумасшедший потребует от тебя этого? Неужели я позволю тебе уйти? Я… я лучше увижу всех Бенчли в могиле! Тише, девочка, тише, моя Нелл. Мне плохо от этих мыслей. Эймс, ты мне сын или нет, я спрашиваю тебя? В тебе сердце и кровь человека или же…
Белая рука Нелл прикрыла губы старика, заикавшегося от гнева, и он не стал убирать ее, а только впился в девушку глазами, полными почитания, в которых было написано все.
— Нелл, — сказал Эймс, — тебе лучше сейчас выйти. И поверь мне, я думаю только о благе всех нас. — Она послушно кивнула. — Поверь, дорогая, я не имел в виду ничего плохого! Надеюсь, между нами не пробежит кошка?
— Никогда в жизни, дядя Эймс. Но иногда, когда я вижу тебя удрученным и мрачным, мне… мне становится немного страшно.
— И тебя совсем не пугает мой отец?
— Дедушка Джейк очень милый и добрый, — объявила девушка, обняв морщинистый череп старика. — И если бы все знали его так, как я, то никто бы его не боялся.
После этих слов она, то ли протестуя, а то ли повинуясь, выбежала из зала так же быстро, как и вбежала. На секунду остановившись у двери и помахав им на прощанье, в лучах заходившего солнца девушка напоминала золотой цветок.
— У тебя нет сердца, Эймс, — произнес старый лицемер. — Если бы ты родился с сердцем, ты бы стал совершенством, парень.
Терпеливый сын улыбнулся и промолчал. Само собой, он любил своего привередливого и деспотичного отца, и его трогала забота и великая печаль, которые Джейкоб Бенчли посвящал Нелл.
— У тебя никогда не было сердца, — повторил упрямый старик. — Посмотри на нее — цветок среди цветов, белая роза, окруженная желтыми лепестками, неужели ты не понимаешь этого, Эймс?
— Как не понять! Она самая прекрасная из всех живущих на земле, отец.
— То-то! Ты признаешь все это и тем не менее хочешь пойти на риск потерять ее в поединке?
— Ты еще никогда не запрещал мне драться.
— Естественно, я понятия не имел о существовании человека, похожего на дьявола, — этого Билли Буэла, как ты его назвал. Будь он проклят, этот чертов щенок! — Он тихо засмеялся. — Рискнуть ею? Я не сумасшедший! Она моя. Она дочь моего сына. Мой сын мертв? Значит, она моя. Разве это дитя не главное сокровище всей моей жизни? Разве ненависть каждую минуту не пожирает сердца Кемпов из-за того, что этот бриллиант у меня? Что? Рискнуть ею? Да ни за что на свете, мой мальчик! Я разрешал тебе сражаться, будучи уверен, что ты победишь, и Господь мне свидетель, я хотел мира… Но мир без Нелл мне не нужен, Эймс.
— И тем не менее ты отдашь приказ позвонить в колокол, — твердо потребовал сын.
— Нет, Эймс. Никогда!
— Послушай. — Великан подошел к отцу и наклонился к самому его уху. — Однажды вечером пятнадцать лет назад бедняга Джо вернулся с вырубки довольно уставшим. Ты помнишь? Он не пошел домой к своей жене, а явился сюда. Или ты забыл?
— Не понимаю, о чем ты? — Худые пальцы Джейкоба стиснули набалдашник трости.
— Но мне кажется, что ты хорошо помнишь слова Джо. Я тоже тогда все слышал. Я лежал у стены в соседней комнате, а в стене была большая трещина, до меня отчетливо доносилось каждое слово. Он сказал, что не может найти себе места и хочет освободить душу от скверного поступка, а затем рассказал тебе ту же самую историю, которую потом поведал Лью Кемп.
Эймс выпрямился и отступил назад.
— Так почему же ты молчал все эти годы? — спросил старик, часто мигая.
— Отчасти потому, что это убило бы Элис. Хотя девочка по праву принадлежала Кемпам, я молчал. Кроме того, после гибели Джо Кемпы бросились за девушку в драку, а я не терплю, если кто-то начинает размахивать револьвером, вместо того чтобы требовать справедливости. И еще — Нелл к тому времени превратилась в прекрасный цветок. В десять лет она стала настоящей милашкой, отец. И у меня не хватило мужества отдать ее. Все эти годы я старался ни во что не вмешиваться. А тем временем, охваченные страстью борьбы, мужчины в долине Глостер превращались в животных. И вот наконец здесь появился новый человек, этот Билли Буэл, и совершил первый мужской поступок, самый первый честный, благородный и джентльменский поступок после того, как мы уже много лет режем друг другу глотки ради Нелл! И я решил — хватит! Лучше потерять девушку, чем продолжать втравливать молодых мужчин и женщин в нашу бойню. Мы стали рабами собственной вражды, и она безжалостно пожирает нас всех без разбора. Надо остановиться. — Он замолчал, и его лицо стало еще серьезнее. А потом жестко посмотрел в ледяные глаза патриарха. — Я больше не намерен терпеть твои разговоры о том, что Нелл — наша кровь. Клянусь Богом, сэр, это нечестно по отношению и к бедной девушке — лгать о ее родителях… — и ко всем остальным, кто проливал кровь. Когда-нибудь я сам расскажу ей правду. Но открой мне одну истину.