что поднесли ему в кубке.
— Я первый? — усмехнулся он, показывая на широкие бинты, которые помощник Ильи обильно пересыпал истертым в тонкий порошок гипсом.
— Опробовали уже, ваша светлость, — почтительно ответил Илья. — Одному воину плечо булавой раздробили, а второй ногу в сусличьей норе сломал. Это просто чудо какое-то. Раньше ведь, при старых императорах, из гипса всякие украшения резали. Я даже и не представлял, что его можно для лечения переломов приспособить.
— Откуда гипс? — спросил князь, хотя в голове его уже изрядно помутилось. Он прикусил палку, догадываясь, что сунули ему ее в рот не просто так. Он сжал зубы покрепче, чтобы не опозорить себя криком.
— На окраине Парижа есть карьер, государь, — услышал он. — С незапамятных времен гипс там добывают. В тех катакомбах первые христиане прятались. И святой Дионисий там погиб, ему язычники голову отрубили. Ложитесь и постарайтесь заснуть, ваша светлость. Мне надо будет вашу ногу вытянуть сначала, чтобы ровно срослась. Будет немного больно…
— Немного больно! — буркнул себе под нос князь, поежившись от воспоминаний. Лекарь не обманул, он тогда чуть палку не перекусил. — Да чтоб вы провалились, коновалы проклятые!
Самослав присутствовал на ежегодном сборе ремесленников, который обычно пропускал из-за какого-нибудь очередного похода. То ляхи, то Дакия, то сербы-лужичане. А тут, оказывается, вон сколько всего интересного происходит. Дочь Умила сидит рядом. Лицо каменное, важное, и не скажешь, что пигалица еще совсем. В ее тринадцать лет многие детей имеют уже, а она к мужу только через два года поедет. Теодон, жених ее, воин изрядный, но как государь весьма недалек и простоват. Любит хорошую драку, охоту на кабана и пиры с дружиной по поводу окончания того и другого. Ему государыня обученная нужна, с пониманием, а не обычная баба для продолжения славного рода Агилольфингов. У него такого добра в каждой деревне по три штуки. Уже и бастардов немало наплодил баварский король, дело-то человеческое. Да только не признал он никого из своих сыновей, несмотря на поднявшийся ропот знати. Боится он будущего тестя. Боится и уважает.
— Великий государь! — вперед вышел глава ювелиров, самого зажиточного и уважаемого сообщества среди братиславских мастеров. Кичливое дурновкусие новой словенской знати обогатило этих людей. — Мы просим позволения создать гильдии, как в Империи.
— Цель? — коротко спросил князь.
— Так будет лучше для всех, — удивленно посмотрел на него мастер. — Расценки регулируются, оплата наемных работников, подати опять же.
— Правильно ли я тебя понимаю, почтенный мастер Акинфий, — усмехнулся князь, переставив затекшую ногу, прикрытую от любопытных глаз парчовой тканью. Нога под гипсом чесалась просто безумно. И ведь не сделаешь ничего. — Ты хочешь заставить всех по твоей команде держать цены, снижать зарплаты подмастерьям и выбивать из меня поблажки?
По залу пронеслись усмешки, только усмешки те были невеселые. Именно об этом здешние мастера и мечтали. Рынок многих товаров был конечен, и этот конец уже был виден совершенно отчетливо. То, что вначале казалось всем необъятным, очень быстро было поделено между крупными игроками. И дальнейший заработок мог быть только либо при расширении рынков, либо при поднятии цен. Мастера из Словении прочно заняли нишу средних по качеству и цене продуктов, не стремясь обогнать императорские мастерские. Да и невозможно это было. Рынок предметов роскоши крепко держали мастера из Константинополя. И основной сбыт этих предметов тоже был там. Не доросла еще здешняя знать до перегородчатой эмали и резьбы по камню. Нужны были золотые цепи потолще, да такие, чтобы не каждая собака порвала. Вкус к красоте вырабатывается многими поколениями. Не было его пока у словенской элиты.
— Если ты так хочешь, почтенный Акинфий, — продолжил князь, — то мы позволим существовать таким гильдиям. Именно так, как это делается в Империи. Ты уверен в этом? Ведь сказано: бойся своих желаний, они могут сбыться.
Зал замолчал в тревоге. Тишину можно было резать ножом, а из несчастного ювелира как будто воздух выпустили. Не этого он хотел, совсем не этого! Императорские чиновники держали гильдии за горло, да так прочно, что многие отрасли прямо принадлежали августейшей семье. Выделка шелка, например. Главные мастерские располагались в подвалах Большого Дворца, под охраной гвардии. Евнухи определяли цену на сырье, уровень зарплат наемных работников и даже цену на конечный товар, оставляя мастерам совсем немного. Редко кто из владельцев мастерских мог содержать больше двух помощников. Нечем кормить их было. А потому Словения, где на беглых ромеев пролился серебряный дождь, стала для многих из присутствующих землей обетованной. Но, как это обычно и бывает, люди быстро привыкают к хорошему, считая это само собой разумеющимся, и начинают желать несбыточного.
— Ну, зачем так сразу, ваша светлость? — промямлил ювелир. — Надо ведь делать лучше, а не хуже… А я же как лучше для всех хочу.
— Я пока не увидел ничего хорошего в твоем предложении, Акинфий, — резко ответил князь. — Тем не менее, гильдиям быть, они будут отвечать за качество произведенной продукции. А за ценовой сговор буду карать без пощады. Кстати о сговоре… Боярин Петр, — повернул князь голову к главе Ремесленного Приказа, назначенного на место покойного Николая. — Сколько новых мастерских открыто в прошлом году?
— Две, государь, — побледнел боярин, который не выполнил план по развитию производства. — У нас их в достатке.
— Где образцы марли, которые я велел изготовить? — спросил князь.
— Вот, государь, — с готовностью ответил боярин, и махнул рукой. В зал внесли несколько кусков ткани, которую подали князю. Впрочем, он ее в руки не взял.
— Кто изготовил? — спросил он.
— Мануфактура почтенного Георгия, — еще сильнее побледнел боярин.
— Сват твой? — с ласковой улыбкой посмотрел на него князь, и от той улыбки многим стало не по себе. Самослав хлопнул в ладоши. — Сына боярского Ворона сюда!
— Здесь я, государь! — кряжистый, заросший густой бородищей глава тайной полиции вышел вперед. Он смотрел из-под мохнатых бровей, сурово оглядывая притихшее почтенное общество.
— Говори, — отрывисто сказал князь.
— Ткань эта сделана в мастерской Евгения, который недавно к нам из Фессалоник переехал, государь, — сын боярский погладил окладистую бороду. — Патент он уже год как получить не может, как ни старался. Когда было объявлено, что Лекарский приказ будет марлю закупать, он ее соткал и к боярину Петру понес. Тот ему и
