— Да ладно! — Я подняла карту и, чтобы найти нужное место, расстелила ее на приборной доске. Края бумаги ожесточенно трепетали от ветра, влетающего в открытое окно. — Так где именно мы сейчас находимся? Может, дашь мне какую-нибудь подсказку… Вот в этой части, наверху? Или где-то здесь?
Но Марку так и не удалось показать мне, где именно мы находились. В следующее мгновение карта выскользнула у меня из рук и, подхваченная сильным порывом, вылетела через окно. Я повернулась и увидела, как она плывет в небе позади нас, порхая, словно гигантская бабочка навстречу потоку машин. За нами послышались гудки клаксонов некоторых машин, когда карта пролетала мимо их лобовых стекол.
Я никогда не забуду то выражение на лице Марка, когда он смотрел в зеркало заднего вида. Он широко улыбался, а его глаза искрились от смеха и удовольствия. Марк был в восторге от моей глупости.
«Где же это выражение теперь?» — подумала я.
Я молча смотрела, как он быстро потянулся в мою сторону, открыл бардачок и положил туда карту.
— Bon. — Он с силой закрыл крышку бардачка. — Allons-y. Готов, Чарли?
Куда пропала его прежняя нежность? «Они просто бумажные тигры», — говорила моя мать.
Бетти была в гостиной, среди знакомых лиц. Я сразу узнала песню, которая доносилась из проигрывателя. Это был старый добрый «Флитвуд Мак»[19] и знакомый плаксивый вокал Стиви Никс[20]. Когда-то мы танцевали под эту песню вдвоем, включая ее на полную громкость в нашей квартире. Мы снова и снова пели вместе со Стиви печальные слова, обращенные к любовникам, чтобы они не забывали о том хорошем, что у них было…
Бетти сейчас танцевала под эту песню в длинном черном платье, которое ниспадало складками, потом вздымаясь шелковыми волнами вокруг ее бедер, и снова падало к ее босым ногам. Она была похожа на сказочную принцессу со своей огненно-рыжей шевелюрой. Совсем как у Стиви на обложке альбома.
«Приходи в обычной одежде», — сказала Бетти, и я пришла в джинсах.
Помахав ей рукой, я улыбнулась в ответ на ее широкую улыбку. Бетти протиснулась к нам навстречу, мы крепко обнялись, и мне пришлось перекрикивать музыку, чтобы сказать ей: «Ты выглядишь великолепно!» Затем я повернулась к Марку: «Она совсем не изменилась, не так ли?»
Лицо Марка осталось таким же, как прежде. Но я заметила почти неуловимое изменение, едва заметный блеск в глазах. Но, тем не менее, я все равно его заметила.
Потом он произнес: «Tu es magnifique, Бетти».
«Ты выглядишь хорошо», — сказал Марк мне в машине.
Они не поцеловались.
Ну а потом Пьер, муж Бетти, подошел к нам, а их двое мальчишек запрыгали вокруг нас от радости, что приехал Чарли. Вот и все.
Этот мгновение было забыто… По крайней мере, до определенного времени.
* * *
Однажды мы возвращались вместе с Чарли из школы. Ему было семь, и мы еще жили в Австралии. Шагая со мной рядом, Чарли спросил, в чем разница между тайной и ложью.
— Ну… — Я сразу подумала, что он что-то скрывает от меня. Мы остановились на разделительной полосе Оксфорд-стрит. Машины пролетали совсем рядом, и я впервые задумалась о том, что это очень опасно, и решила, что больше не стоит переходить дорогу в этом месте.
— Тайна — это то, что ты можешь сохранить для себя, что-то особенное, что ты не должен никому говорить. — Но тут же я спохватилась и добавила: — Конечно, кроме своей мамы!
Чарли посмотрел на меня, и на его лице читалось скептическое «да, конечно». Он явно перенял это выражение лица у своих одноклассников, и это было только началом.
— Теперь ложь… — Я задумалась, стараясь как можно четче сформулировать мысль. Этого мальчишку убедить было труднее, чем некоторых судей, перед которыми я представала в свое время. — Это совсем другое.
Хорошо, подумала я, когда, несмотря на весь напускной скептицизм, Чарли с доверием посмотрел на меня. Кажется, я на правильном пути. Но нам пришлось ждать слишком долго, когда схлынет поток автомобилей, и поэтому я решила покончить с этим раз и навсегда именно в тот момент.
— Ложь… — Я сделала шаг на проезжую часть, увлекая за собой Чарли. — Ложь — это что-то вроде плохой тайны. — Еще до того, как Чарли открыл рот, чтобы возразить, а приближающаяся машина еще поддала газу, чтобы преподать мне урок, я поняла, что только больше все запутала.
— Но ты же только что сказала, что это совсем другое!
Он потянул меня за руку, как раз в тот момент, как водитель, пролетая мимо того места, где мы стояли секунду назад, прокричал в открытое окно: «Прочь с дороги, дамочка!»
— Ах да, дай подумать… — Мы добрались до противоположной стороны улицы невредимыми, но немного запыхавшимися. А тут еще надо как-то выворачиваться из этой ситуации. Слава богу, что тот водитель назвал меня «дамочкой», а не произнес какие-нибудь другие слова, гораздо более неприятные, смысл которых мне потом тоже пришлось бы объяснять Чарли.
— Разница в том… В общем, ложь — это то, что не является правдой, но все равно, рассказывая об этом людям, ты выдаешь это за правду. — Я посмотрела на Чарли, желая удостовериться, понимает ли он меня. — А это нехорошо.
Казалось, он был вполне удовлетворен таким ответом, что, признаться, взволновало меня. Судя по его широкой улыбке, Чарли не особенно переживал насчет понятия «нехорошо». Определенно, он что-то скрывал.
— А… — я сжала его руку, чтобы убедиться, что он все еще слушает меня, — это именно то, о чем ты обязательно должен рассказать своей маме!
Улыбка тут же исчезла с его лица.
— Тогда в чем же разница, — жалобно проговорил он, — если я должен рассказать тебе и то и это?
Так было всегда. Я точно знала, когда Чарли лгал или недоговаривал мне что-нибудь. Он был для меня словно открытая книга.
Но вот с другими людьми у меня так не выходило. Мне казалось, что я хорошо знаю их, но на самом деле все было не так.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мы отправились во второе путешествие в Бель-Иль вскоре после первого. Я помню, это было сразу после того, как Бетти познакомилась с Пьером. На этот раз мы отправились туда вчетвером, я, Бетти и наши новые парни. Выехав из Парижа в полночь, мы сели на паром в Квибероне, когда занимался рассвет. Пьер сопел на заднем сиденье, и наши с Бетти взгляды встретились в зеркале заднего вида.
Мы остановились на нашем любимом месте, рядом с пляжем, и поставили наши палатки на значительном расстоянии друг от друга, для того чтобы, как шутил Пьер, мы могли спокойно спать. В этом был весь Пьер: дружелюбный здоровяк, милый парень с громогласным смехом, от которого могут лопнуть перепонки, если подойти слишком близко, и с голосом как у Поля Робсона [21] в песне «Старая река», глубоким и рокочущим. Достаточно громким, чтобы разбудить мертвецов, всегда говорила Бетти. Пьер был таким парнем, которого все будут рады видеть в своей компании, а его громкий смех всегда был кстати на любых вечеринках. Но я не думала, что Пьер окажется тем парнем, с которым Бетти завяжет серьезные отношения.
