многоцветия одежды моделей, но вместе с тем гармонично уравновешенное. Так же хороши, может быть, более уверенно взятые в позах и тонком колорите, построенном на разнообразии желтого, «Две марокканки» (1932), только для живописца приоткрывшие свои внимательные, чуть изумленные и настороженные лица. Очень удачна «Девочка с барабаном» (1928), с бóльшим, чем взрослые, любопытством смотрящая на необычное явление художницы и, возможно, поэтому позволившая Серебряковой внимательно проштудировать ее позу, положение тонких пальцев, особенности светлой одежды.
Студент-марокканец из Феса. 1932
Девочка в розовом. 1932
Молодая марокканка в профиль. 1932
Произведения, выполненные весной 1932 года в Марракеше, Фесе и Сефру, отличаются особой безусловностью и мастерством, впрочем, всегда присущим Серебряковой, несмотря на новые трудности, встретившиеся ей во время второй поездки, о чем она пишет А. Н. Бенуа: «…мне на этот раз так не повезло — солнца не было, а только дождь. И хотя здесь необычайно pittoresque (живописно. — А. Р.), но одной мне трудно рисовать…»[102].
Не могу не привести характерное добавление из письма ее сына бабушке в Ленинград: «…она, конечно, очень, очень страдает от трудности работать среди все-таки дикого населения — ведь по-французски никто там почти из народа не говорит — да и кроме того, ведь по их религии они… и не позволяют, чтобы их рисовали!»[103]
Однако, несмотря на эти жалобы и уныние, которые овладевали Серебряковой в те моменты, когда она не работала, необычайный душевный подъем, наступавший во время творчества, имел своим результатом возникновение первоклассных произведений, таких, например, как «Марокканец-юноша в синем», где с симпатией переданы черты лица, руки с тонкими пальцами, непринужденная поза, но особенно точно схвачено внимательное и одновременно любопытное выражение глаз изображенного.
Негр в коричневой накидке. 1932
Марокканец в бурнусе. 1932
Портрет негра. 1928
Два молодых марокканца. 1928
Марокканская еврейка. Фес. 1932
Молодая сидящая марокканка. 1928
Марокканка в чадре с ребенком. 1928
Марокканка в желтом с ребенком. 1932
Еще более отвечает требованиям, предъявляемым к портрету в полном смысле этого слова, «Студент-марокканец из Феса»: живописность и особенности чисто национальной одежды ничуть не отвлекают внимание художника — и зрителя — от утонченного облика этого интеллектуального юноши. Очаровательны портреты юной «Марокканки в профиль» и наивной большеглазой «Девочки в розовом», очень характерные, выразительные и вполне законченные.
Неоднократно Серебрякова работала над портретами представителей, как она писала, «всех рас человеческих» — негров, охотно ей позировавших, «совсем библейских» евреев и очень выразительных красивых евреек. И в каждом случае это были подлинные портреты, с психологической тонкостью и проникновенностью передающие не только внешний, часто экзотический облик человека, но и его внутренний мир. И как всегда, с большой любовью пишет она детей, негров и арабов, таких же веселых и любознательных, как дети на ее «европейских» портретах. Особенно хочется выделить прекрасный портрет матери, с любовью смотрящей на своего маленького сына (1928).
Создает Серебрякова и несколько работ маслом, выполненных, несомненно, по наброскам, сделанным на улицах Марракеша в 1928 году и Феса — в 1932-м, но завершенным (уже в технике масляной живописи) в гостинице, а вероятнее — по возвращении в Париж. Это отличный портрет «Негритянка в белом» и весьма выразительная сценка «В дверях», изображающая двух беседующих через порог женщин в национальной одежде, импрессионистическая по схваченности мгновения. Наиболее же значительны среди работ такого рода два больших портрета «Марокканка в розовом» и «Марокканка в голубом».
Это вполне законченные картинные изображения, где портретируемые даны поколенно, на фоне подробно (особенно в первом случае) разработанного типичного марокканского дворика. И в том и в другом произведении портретные характеристики внимательно, можно сказать, любовно прочувствованы, национальные черты ненавязчиво подчеркнуты. И в чисто живописном, и в содержательном отношении эти две работы особенно близки «крестьянским» женским портретам второй половины 1910-х годов — в них то же искреннее и непредвзятое любование человеком, то же внимание к среде его существования.
Хотя Серебрякова в цитированном письме к Е. Е. Лансере и говорила, что писать обнаженную модель, как того хотел Жан де Броуэр, невозможно, но все же ей удалось написать в Марокко несколько «ню». Для одной из них, в 1928 году, позировала негритянка, может быть, менее связанная законом ислама, для двух других — марокканки арабского происхождения. Все три работы так же поэтичны и полны живописного и человеческого обаяния и чистоты, как и европейские «Обнаженные» Серебряковой.
Жасмин и Бельхер. 1932
Марроканка в белом. 1932
Марракеш. В дверях. 1928
Марокканка в розовом. 1932
Обнаженная марокканка в розовом. 1932
Отдыхающая негритянка. 1928
Среди произведений, выполненных в течение двух ее поездок, несколько своеобразных «интерьеров» — лавочек, двориков и кофеен, где протекает жизнь марокканцев. Они писались обычно темперой — здесь не надо было так спешить, как во время работы над портретами, — и прекрасно построены, очень красочны, воссозданы с большим вниманием к архитектурным и живописным особенностям увиденного («Фонтан. Фес», 1932), но без малейшего подчеркивания экзотики. Хочется выделить и ряд изображений базаров с торговцами фруктами или продавщицами чая (оба — 1928), здесь и сцены с отдыхающими верблюдами, великолепно наблюденными и схваченными, данными в окружении арабов-погонщиков в характерных одеяниях и позах. В последних работах так и чувствуется аромат пустыни, еще более ощущаемый в пейзажах Марракеша и Феса, написанных также темперой во время первой и второй поездок Серебряковой. В 1928 году было создано, судя по тому, что она пишет брату, только три пейзажа.
«Очень мне помешало, что я была одна и стеснялась и боялась уйти из города, поехать в горы Атласа»[104].
Но и эти,
