— Конечно, — сразу согласилась она. — Ваше желание для меня закон.
— Будем надеяться, что мне не придется напоминать тебе об этом. — Хуан взял ее за руку и так решительно повел к ресторану, что люди, стоявшие у дверей, расступились.
Пока Дора усаживалась в удобное кресло, предупредительно отодвинутое для нее официантом, завораживающе-светлые глаза Хуана внимательно рассматривали неузнаваемо изменившуюся девушку.
— Ну, как ты провела утро? — Вопрос был задан как бы между прочим. Казалось, сам Хуан всецело занят изучением обширного меню. Однако Дору не обмануло его внешнее спокойствие. Обострившаяся наблюдательность подсказывала ей, что это проверка. Слава Богу, ей не было нужды лгать — разве что самую малость…
— Да так… Прошлась по магазинам, посидела у бассейна…
— Гмм… Примерно этого я и ждал. — Он наклонился к Доре и насмешливо спросил: — Ты уже решила, чего хочешь? Я говорю про еду.
Конечно, Фламинг ждал, что Дора выскажет свои пожелания, а он уже сделает заказ от ее имени. Эта деталь этикета давно вышла из моды; женщины предпочитали сами обсуждать свой выбор с официантом. Кое-кто счел бы это проявлением женской независимости, но лично ей такой обычай не нравился.
Пожалуй, ей было даже приятно покровительство Хуана Фламинга. Любит она его или ненавидит — а порой Дора и сама не понимала, какое из чувств она испытывает к этому мужчине, — но сомневаться не приходилось: он обладал такими качествами, как властность и гипнотизм, обаяние и ум, и это резко выделяло его среди других. Дора чувствовала, что ее собственная личность могла бы расцвести рядом с ним. Конечно, при условии, если Хуан поощрит ее своей чуткостью…
— Ничего горячего, — сухо сказала она, отвлекаясь от навязчивых мыслей и возвращаясь к действительности. — Только салат с копченым лососем.
— Вино? — Хуан что-то сказал официанту, и через минуту тот дал ей оценить вино, которое принес.
— Прекрасно… — Она вдохнула букет и сделала глоток, все время ощущая на себе внимательный взгляд спутника.
— Таинственная ты женщина, Дора… — нарушил молчание Хуан, когда официант подал еду и разложил по тарелкам. — Чем больше я смотрю на тебя, тем меньше понимаю, каким образом девичья чистота и невинность могут сочетаться в тебе с многоопытностью искушенной женщины… — Он поднял бокал и сделал большой глоток. — Может быть, в тебе погибла великая актриса?
— Может быть, — кротко согласилась она.
— И в каком амплуа ты будешь выступать сегодня вечером? — Этот вопрос заставил ее вздрогнуть.
— Не понимаю… — Дора недоуменно раскрыла глаза, чувствуя, как безудержно заколотилось сердце. Не мог же он знать о ее предстоящем свидании с Ренольдом…
— Ты сменила платье, — заметил Хуан, не сводя глаз с яркого лифа. — Какую роль ты играешь сейчас? Цыганки-соблазнительницы?
Дора проглотила комок в горле, неуверенно чувствуя себя под пытливым мужским взглядом.
— Не знаю. Кого же я, по-вашему, соблазняю?
— Именно это меня и интересует, — въедливым голосом произнес Хуан. — Очевидно, с тех пор как я оставил тебя одну, что-то произошло. Что-то… или кто-то зажег твои глаза, разрумянил щеки, а рот сделал свежим и влажным.
— Просто утром у меня немного болела голова, а сейчас все прошло. — Дора старалась непринужденно увести его в сторону от опасной темы. — Кого мне тут соблазнять? — Она наклонила голову и занялась лососем.
— Например, меня. — Это ошеломляющее предположение, сделанное мягким баритоном, бросило девушку в краску. — Я прав? Твоя пламенная красота и развевающийся подол платья должны потрясти меня, сделать снисходительным и заставить найти оправдание тому, что ты обманула Марио. Превратить меня из главного обвинителя в третейского судью.
— Но это же нелепо! — От его неотрывного взгляда пылало лицо; двусмысленный комплимент, сделанный обволакивающим мягким голосом, звучал в ее ушах странной музыкой. В ресторане было полно народу, но слова Фламинга произвели в ее и без того издерганной душе такую сумятицу, что девушка перестала замечать окружающих. Она со страхом ощутила напряжение под ложечкой и узнала в нем звенящую струну сексуального влечения.
Похоже, тело и душа Хуана тоже пребывали в конфликте. Он находил ее невыразимо привлекательной и ненавидел себя за эту слабость. Увы, не только себя. Фламинг упрекал Дору в том, что та нарочно разжигала в нем чувственность. С первой встречи девушка решила, что перед ней охотящийся самец, и даже нелепая ситуация, в которой она оказалась, не смогла заставить ее думать иначе или хотя бы скрыть это. О, она пыталась, но Хуан был слишком искушен в игре между мужчиной и женщиной, чтобы ничего не заметить. Ирония судьбы заключалась в том, что если бы она действительно была опытной соблазнительницей, каковой ее считали, то без труда смогла бы противостоять его первобытной сексуальности.
— Нелепо, говоришь? — наклонился он через стол. — Тогда скажи мне, почему ты переоделась. Интересно, какое волшебное зелье заставило тебя светиться изнутри?
С трудом сдерживая разгулявшиеся нервы, Дора постаралась ответить как можно проще и естественнее:
— Почему люди вообще переодеваются? Конечно, потому что во время поездки одежда мнется и пылится… Скажите, что вам не нравится в моем наряде? — перешла она в наступление.
— Не нравится? — Он тихо рассмеялся. — Напротив, я нахожу его очаровательным, даже обворожительным. Слишком привлекательным для того, чтобы сидеть в нем в четырех стенах гостиничного номера… или у тебя другие планы на вторую половину дня?
Их глаза встретились; к своему стыду, Дора отвела взгляд первой. Вряд ли Фламинг мог запретить ей покидать гостиницу. Но вдруг он отменит деловую встречу и будет настаивать, чтобы она провела остаток дня с ним? Мысль об этом была невыносима.
Усилием воли она взяла себя в руки, допила вино и небрежно сказала:
— Вообще-то я собиралась посетить местную церковь.
— В таком платье? — Он приподнял брови.
— Почему бы и нет? — с удивлением спросила девушка. — В нем нет ничего неприличного.
— В Мехико для посещения церкви тебе пришлось бы одеться более скромно, — отрезал он. — Прикрыть плечи и голову. В Мексике другие нравы. На улицах некоторых латиноамериканских столиц женщинам вообще запрещено носить открытые наряды; полиция живо расправляется с теми, кто нарушает эти правила.
— Тут Америка, а не Мексика! — Гнев от несправедливого упрека засверкал в золотистых глазах девушки. — Если бы я жила в Мехико, то подчинилась бы местным обычаям, но скорее из уважения к ним, чем из страха наказания. У американцев темперамент и возбудимость не те, что у латиноамериканцев, поэтому мое платье здесь вполне к месту. Успокойтесь, едва ли на пороге собора меня поразит гром небесный!
