– Ты уже разговаривал с Тихоном, Озар? Говорю же, видел он кого-то. А окошко в его повалуше как раз на двор перед конюшней выходит.
Озар с интересом уставился на нее:
– Как я мог переговорить с ним, если с самого утра мальчишки во дворе нет? Сама же ты и услала Тихона.
Яра замялась, опустила ресницы. Они у нее были золотистые, темнее светлых бровей и красиво загнутые.
– Да, я услала. Коров он погнал на луга, но должен был уже вернуться. Хотя особых дел ему не поручала, так что мог пойти Тихон по Киеву погулять.
И вдруг неожиданно взяла из рук Озара синюю нитку. Поглядела и улыбнулась:
– Сухая, видишь? А ночью лило. Она бы могла и не высохнуть.
И стала оглядывать себя. Пока не заметила зацепку на бедре. Повторила:
– Моя это нитка. Думаешь, я причастна? Но повторюсь: когда тело Жуяги увидела, отступила и налетела на загородку. Так что не морочь себе этим голову, волхв.
И поспешила в дом на зов Вышебора.
– Она как будто и не боится ничего, – заметил Златига. – А ведь сразу поняла, что неспроста ты о нитке спрашивал.
Озар открыл ладонь, уронив свою находку.
– Она умная. Быстро сообразила. И нитка эта, похоже, и впрямь ее. Какая баба не зацепится, когда шарахнется, найдя мертвеца. Но заметила верно – нитка сухая. Яра сразу этим с себя подозрение сняла. Да и могла ли она так огреть мужика по голове, чтобы враз свалить? И он при этом даже заорать не успел.
– Однако тот, кто сгубил Жуягу, был ему знаком, – отметил дружинник. – Ну посуди сам, Озар, удар ему прямо по темени пришелся. Значит, холоп смотрел на подошедшего и не ожидал нападения. От бабы и подавно. А что баба с булавой к нему явится, вообще, видать, не думал. Но скажу, что умелая да ловкая вполне могла бы свалить плешивого Жуягу. Я вон как-то Светланке показывал, как булавой бить, – так у нее получалось.
Озар отметил, что Златига рвется ему в помощники, интересно это служивому. Но пока что рано им выводы делать. Поэтому волхв так ничего ему и не сказал, просто смотрел то на плахи, какими двор мощен был, то на раскрытые по дневной поре ворота. Было видно, как мимо двора какие-то люди проходили, кто-то заглядывал, – весть про убитого холопа не скроешь. К тому же он заметил, как Будька выбегала за ворота, а эта чернавка уж точно весть разнесет. И что люди скажут? Только-только Дольму отпели, как уже один из его челяди тоже помер странно. И уж лучше всех заверить, что с Жуягой просто несчастье случилось. Ну, мало ли как… Вон конь испуганный затоптал. Бывает.
– Ты вот, Златига, ранее все время советовал мне переговорить с этим холопом, – негромко начал Озар. – И оказался прав. Жуяга вел себя странно, дрожал, шарахался. А при допросе все бормотал, что его заподозрят в убийстве хозяина. И почему? Какая ему выгода убивать человека, который его при дворе пригрел, в челядь ближнюю принял? Да и с чего это вдруг опасался, что на него свои же укажут? Кому он тут нужен, чтобы на него поклеп наводить? Так что пустое он нам втемяшивал. И это только подтвердило мою первую догадку – именно Жуяга метнул литой шип в соляного Дольму.
– Догадку? Твою догадку? – потрясенно отступил дружинник. И вспылил: – Ты, выходит, сразу его заподозрил! Так чего же тянул, молчал! У тебя тут головник под боком ходил, а ты все чернавок каких-то расспрашивал.
– Чернавки мне тоже много толкового рассказали. А Жуяга… Он всего лишь холоп. Но непростой. Мне вон поведали, что некогда он к нашим думал примкнуть, к волхвам. Однако его не взяли. Не подошел. Но я ведь давно в Киеве среди служителей, а вот ни о каком Жуяге никогда не слыхивал. Бесспорно, наши особой болтливостью не отличаются, однако этого Жуягу я даже близ главного капища не упомню, не видел никогда. Память у меня цепкая, а этот… Зато я знаю, что есть у волхвов некое верное воинство, обучают их биться особым лесным методом, когда и без оружия можно за себя постоять, а уж с оружием – умельцев славных готовят. Вот этот Жуяга, пусть и мелкий, но ты сам видел – жилистый он, крепкий. Матерого увальня Вышебора не всякий потягает, а этот плешивый справлялся. И если из наших был… Такому незаметно метнуть шип… ну что тебе на коня вскочить. Говорю же, неплохие они умельцы в бою.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Да знаю я. Были у нас такие в дружине. От ваших перешли. И хорошо бились, отмечу.
– Вот то-то. И Жуяга этот, Перун мне свидетель, явно из таких. Но, видимо, в чем-то неумелым оказался, раз прогнали его волхвы. Вот он и пошел в услужение, прижился в усадьбе купеческой… и пригодился кому-то своими былыми навыками. В первую очередь нам надо вызнать – кому? Кому было выгодно убивать купца Дольму.
Златига хмурил брови, тер кривую скулу.
– Радко мог подкупить плешивого Жуягу. Все говорят, что с Дольмой меньшой из Колояровичей не ладил и после его смерти мог наследство получить, хозяином тут стать. И Вышебор мог тоже. Он старший в роду. И пусть калека, но помыкать людьми, как я видел, ему ох как нравится. А во время обряда – и это все говорят – Жуяга постоянно при Вышеборе оставался, толкал в воде его кресло. Вроде простое занятие, но когда толпа и люди скопом мельтешат, ему поневоле пришлось бы остановиться. А потому в нужный момент и мог метнуть шип.
– Это ты верно заметил, друг Златига, – отвел со щек длинные волосы Озар. – Сделать бросок, когда в воде такого увальня тащишь, можно, только если остановка вышла. Но ведь тогда в реке чего им было бродить без толку? А я когда все продумывал да определял, кто где находился, отметил, что Вышебор с Жуягой как раз за Дольмой пристроились. Купец-то наш к берегу повернулся, как сказывают, а поразили его в аккурат под кадык. Прямо били. Вот и выходит, что Вышебор мог быть в курсе. Однако не только он. Мирина тоже подле Дольмы была и могла что-то заметить. Но если у нее есть выгода, разве скажет? Она пусть и дура, но из таких дур страсть какие хитрые бестии порой получаются. Как-то у нее с Дольмой житье-бытье складывалось? В ладу ли жили?
– Как бы ни жили, но Дольма ее не обижал – это точно. Наряжал, лелеял, красой жены похвалялся – тебе многие об этом в Киеве скажут.
– Слыхивал о том. К тому же понимаю, что Мирина – дочка старосты древлянского, от которого Дольма меды из леса получал. А спрос на мед в Корсуне, где торговал Дольма, велик.
– Да что ты мне про меды рассказываешь, волхв! Медами Дольма и до брака с Мириной торговал умело. Так что…
– Так что, – подхватил Озар, – почти каждый из людей Дольмы мог желать от него избавиться и нанять Жуягу. Мирина наверняка хотела бы стать владелицей всего нажитого, особенно после того, как поняла, что дитя под сердцем носит и, значит, при ребенке от законного мужа главной на хозяйстве может быть. Но и Вышебор с Радко на наследство рассчитывали и потому могли от купца избавиться, если чем-то допек. Даже Бивой мог уговорить Жуягу, ведь Дольма обозлился на парня, когда тот отказался идти на обряд крещения. За это хозяин мог его и со двора прогнать. Моисей… Этот остался верен иудейству, хотя и сошел за Дольмой в Почайну. Ну а купца Хована ты сам упоминал. У того тоже могли свои интересы быть. Дольма же не только медами с корсунянами торговал, но и меха возил. Причем Дольму в Корсуне знали и любили, так что скорее у него возьмут товар, а не у Хована, им чуждого. Подумай, служивый, мешал ли Ховану такой соперник в деле? Наверняка мешал, и он под шумок мог бы от него избавиться. А для виду перед крещением якобы помирился с соляным купцом.
– Еще и Хован, – приуныл Златига. – Хотя… Как мог проникнуть Хован во двор и хлопнуть Жуягу по голове? Разве что нанять кого. Ну не Будьку же? Нет, тут надо разобраться во всем ладком и по разуму.
– Как и выяснить, кто твою булаву ночью брал, – подмигнул дружиннику Озар. – Неужто ты бы такое оружие грязным оставил? Нет! Значит, чужой взял. И этот чужой ночью, в потемках, недосмотрел, что след кровавый остался. Но, может, так хотели и на тебя напраслину навести.
Последнее окончательно огорчило дружинника. Поник, облокотился на перила с развешанными на них мокрыми овчинами, только через какое-то время выпрямился, взглянул на мокрые от шерсти следы на рубахе.
