В дверь номера постучали.
— О, это, наверное, и ужин. Вовремя они! — улыбнулся Стив и крикнул, набрасывая халат: — Минутку, пожалуйста!
Гали осталась лежать, завернувшись в простыню.
Стив распахнул дверь. Официант вкатил сервировочный столик. Достал из его «багажного» отделения заказанные блюда и бутылку шампанского во льду, которую он тут же мастерски откупорил. Затем наполнил бокалы, пожелал приятного вечера, поклонился и бесшумно покинул номер.
Гали села на кровати, откинув простыню. Гриффит открыл шампанское и наполнил бокалы. Залюбовавшись ее великолепной грудью, Стив протянул Гали бокал и произнес слегка охрипшим голосом:
— Ты для меня как яркая звезда… Гали… Я люблю тебя!
Он был явно в ударе. Его глаза светились счастьем. Гали мягко произнесла:
— А ты, для меня — Млечный путь, который, увлекает звезду в опасное и одновременно захватывающее галактическое путешествие.
Они сделали по глотку. Холодные пузырьки радостно искрились в бокалах. Казалось, ничего не могло омрачить долгожданной встречи двух любовников.
Гали взяла подарок и стала любоваться серебристо-матовыми жемчужинами.
— Они теплые, потрогай! Ничего подобного раньше не видела. Они наверное стоят кучу денег и ты не пожалел! Откуда эта красота?
— С Окинавы. Их добывают специально натренированные женщины. Они могут оставаться под водой, на большой глубине до десяти минут, представляешь? Мужчинам — ныряльщикам это не под силу.
— Ты мне сделал царский подарок, даже и не знаю, чем тебе отплатить?
Гали взяла фужер и стала тонкой струйкой лить шампанское на грудь пилота.
— Ой, какая я неряха! Можно я здесь приберусь немного, мой господин? Она стала слизывать капли напитка с сосков Стива.
Анатолий, в это время, сидел в кресле у себя в номере, с включенным транзистором. Он надел наушник и стал слушать, что происходит у Гали. Небольшой микрофон-передатчик в виде деревянной планки, он незаметно прикрепил под прикроватной тумбочкой в номере Гали, когда она вертелась перед зеркалом в ванной.
Впрочем, пока не происходило ничего, заслуживающего внимания. Стив нашел в Гали внимательную слушательницу, которую интересовала каждая мелочь.
— Беда, не приходит одна, любовь моя. Ты же знаешь — я с детства мечтал стать летчиком-истребителем. Не просто летать в небе, а летать на боевом самолете. Понимаешь? С земли ты видишь, как над тобой проносится эта… эта машина, а потом тебя накрывает волна звука. Моя мечта осуществилась, я был вне себя от счастья, когда, наконец, один, без инструктора, поднялся в небо. Со временем я стал отличным пилотом, скажу тебе без ложной скромности. Я стал командиром авиакрыла. Однако на должность, на которую я так рассчитывал, занял полное ничтожество. Меня переполняет ярость.
— Это вполне естественно, дорогой. Тебя недооценивают.
— К тому же, наши психиатры решили — не обращая внимание на реплику Гали, продолжал Стив — что у меня слегка поехала крыша. Кто-то настучал, что я пил, как лошадь, после смерти родителей. Мне что, им рассказывать про свои семейные неурядицы?! Ждать от них сочувствия? Я привык справляться со своими проблемами сам. Все они лезут ко мне либо с деланным сочувствием, либо с расспросами — что у меня случилось? Какое кому дело?! И вот теперь меня держат за психа.
— А ты веди себя, как нормальный человек, который пережил сильный стресс. Было бы странно, если, испытав такое горе, человек остался бы абсолютно спокоен. Ты, в конце концов, не киношный Джеймс Бонд! И врачи все это хорошо знают. Конечно, эта история с письмом… Она добавила перца, и ты сорвался — отсюда и отстранение от полетов.
Я хотела тебя спросить, но можешь не отвечать — что ты сделал с письмом? Ты поговорил с женой?
— Нет, я его уничтожил — сжег и пепел развеял по ветру. Это письмо — прямая дорога к разводу, мне сейчас только этого не хватало, ты согласна?
— Тебе лучше знать. Во всяком случае, бензин в огонь подливать не стоит. А ты с ней спишь? — спокойно спросила Гали. Я хочу, чтобы ты знал — я тебя не ревную к жене. Просто… Она замолчала.
— Ты любишь меня? — неожиданно спросил Стив и так доверчиво посмотрел на Гали, что она даже немного смутилась. Трудно отвечать, когда тебя спрашивают напрямик.
— А ты сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь. Но я хочу быть абсолютно уверенным, что мы с тобой не расстанемся, даже, если не перепрыгнем пропасть в два прыжка.
Гали немного медлила с ответом, она подбирала слова, которые сейчас сыграют решающую роль в этой пьесе. Она начала плести кружева издалека.
— Ты знаешь, чем вы, стебанутые американцы, отличаетесь от наших русских долбаебов?
— Поясни.
— Вы, прежде, чем перепрыгнуть пропасть в два прыжка, рассчитаете все по науке — учтете абсолютно все: вес прыгающего, количество дерьма в его прямой кишке, вес золотых коронок, длину его ног и прочее. Да, в придачу, длину прыжка, плотность воздуха над пропастью и его влажность, а также количество комаров, с которыми прыгун может столкнуться в полете. Потом построите в ангаре модель пропасти и будете полгода тренироваться, используя супер мощные компьютеры.
Русский же, если ему невтерпеж, махнет стакан водки, хрястнет шапкой о землю, перекрестится, скажет «Где наша не пропадала!» и прыгнет. И ангел-хранитель, за веру в чудо, перенесет его, хоть через две пропасти и аккуратно поставит на ноги. Да еще незаметно, спадающие порты подтянет, и с задницы пыль отряхнет. Но, русский, подивившись этому чуду, вдруг спохватится, что забыл шапчонку на той стороне, а шапку жалко — скоро зима, а второй нетути. Вот он и решит, дурень, что ему всегда везет — разбежится и пиз-нет в пропасть.
— А где же ангел — хранитель?
— А у него знаешь сколько в России таких раздолбаев? Он, может в это время, возвращал уже с того света смельчака, который на спор, прыгнул с колокольни с зонтиком. Ты меня понял? Это я тебе ответила, люблю ли я тебя. Давай отдадим железо русским, получим хорошие деньги и перепрыгнем через пропасть туда, где нас никто не найдет, ни русские, ни янки.
— Это не железо! Это вершина современной технической мысли! Это машина, которая дает ощущение абсолютного счастья, когда ты в воздухе. Жаль, что не могу показать тебе что значит летать на сверхзвуке! Это такое… фантастическое чувство!
— Эта машина сделана для того, чтобы убивать людей, — отрезала Гали — Нести бомбы, или сбивать таких же пилотов как ты.
— Может быть ты и права…
Стив задумался и посерьезнел.
— Послушай, — он лег на кровать и положил голову на живот Гали, — а может быть, не стоит все это затевать? Мои дети будут считать меня подлецом. На них все будут показывать пальцем и говорить: «Их отец — предатель». Они, наверно, даже откажутся от денег, которые я буду им присылать. А самое главное: сколько пройдет времени — месяцев, лет, пока я смогу их увидеть вновь?
Стив надолго замолчал. Гали не спешила прерывать молчание. Она нежно гладила его волосы и ждала продолжения монолога. Стив ждал, чтобы его разубедили. Как писал классик «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад». Но Гали молчала, и Стив сам начал искать контраргументы:
— А, с другой стороны, какое у меня в ВВС будущее? Через несколько лет меня спишут по возрасту и состоянию здоровья. Хорошо, уйду в гражданскую авиацию. Ну что дальше? Да я никогда в жизни, даже если буду вкалывать день и ночь, не заработаю столько, сколько мы можем с тобой отхватить, если удастся эта затея.
«Вот теперь твоя очередь», — шепнул внутренний голос Гали. Анатолий весь напрягся. Наступает ключевой момент. Гали постаралась говорить, как можно вкрадчивей и проникновенней:
— Решать тебе, дорогой. Я тебя буду любить, где бы ты ни был. Единственное, чего мне бы хотелось избежать, — это сталкиваться с проблемой денег. Я тебе рассказывала историю своей жизни. Я уже привыкла жить так, как живу сейчас. Мне кажется, мы очень подходим друг другу и не только по темпераменту, но и по отношению к жизни в целом. Я даже уверена в этом. Именно в нашем с тобой возрасте человек должен сполна реализовать свои таланты, а затем только пожинать плоды. Ты достоин лучшей доли. А дети, я думаю, когда-нибудь тебя поймут. А потом, никто может и не узнать, что ты предатель? Не будет никаких интервью, никаких фото в газетах, никаких публикаций. В конце концов, у тебя будут другие документы и Стивен Гриффит навсегда исчезнет, как твой самолет с радаров. Детей ты потом разыщешь, и все объяснишь им.
Стив прошел в гостиную и вернулся с пачкой сигарет и зажигалкой. Он жадно закурил, и какое-то время молча лежал, сосредоточенно думая.
— Я понимаю. Конечно… Угон самолета — это что-то абсолютно необратимое. Назад пути уже не будет. И это пугает. Это, как поставить все на одну карту. Потом уже ничего не изменишь. А вдруг ты не все учел, не заметил каких-то важных моментов. Вдруг, ты захочешь все вернуть назад — сказать «я передумал», или все отменить. Но изменить ничего будет уже нельзя.
