— Он тоже сосредоточился на электричестве,— ликующе заметил профессор. — Молодец, Марк! Умница, Аликс! Ты только погляди, только послушай, как они действуют на остальных.
Вслед за тем беспорядочный стук, повторившись раза три или четыре через долгие промежутки времени, вдруг разом прекратился, и теперь в сердце психоэнергетической станции наступила полная тишина. Ни стона, ни вздоха. Мальчики и девочки последовали примеру Марка и Аликс. И все как один замерли у решеток, обратив взоры друг на друга.
— Они все сосредоточились на электричестве,— снова пояснил Трувер.— И мощность растет. Но это только начало — я жду гораздо большего.
Стрелки ваттметров перемещались не так быстро, как отмерявшие минуты и часы. И я, сгоравший от нетерпения увидеть некое грандиозное, впечатляющее зрелище, вместе с тем страшился его и испытывал все большее чувство разочарования и досады.
— Это всего лишь раскрутка, со временем тут такое будет... — я все рассчитал. Терпение, дружище, терпение!
Прождав примерно с час, я обнаружил, что стрелки обоих ваттметров поднялись на два-три мегаватта, однако двигались они так медленно, что постоянно следить за их ходом было нелегко. В конце концов, устав ждать, я вышел из пункта управления и отправился прогуляться в парк. А через час снова вернулся. Сейчас стрелки приборов показывали мощность порядка двадцати пяти мегаватт.
Так, в томительном ожидании, я провел всю вторую половину дня: заглянув ненадолго в пункт управления, я равнодушно смотрел на показания приборов и снова выходил наружу, тут же растворяясь в густом тумане, который и не думал рассеиваться. Когда наступила ночь, я в последний раз зашел в ПУ. И как раз в это время события начали развиваться значительно быстрее.
II
— Мощность растет прямо на глазах! — воскликнул Трувер, увидев меня.
Он не покидал свой пост с самого начала эксперимента. Причину его восторга понять было нетрудно. Ваттметры показывали пятьдесят мегаватт.
— Слышишь — пятьдесят! Я думал, это потолок, хотя и не был уверен. И есть все основания полагать, что это еще не конец.
В самом деле, до конца было еще далеко. Стрелки неумолимо ползли вверх — теперь это можно было заметить без особого труда. Почувствовав, что скоро должно случиться нечто необычайное, я решил остаться в ПУ. Бросив взгляд на большой экран, на котором, когда освещение сделалось ярче, Аликс и Марк показались сразу оба, я отчетливо разглядел, что теперь их лица не просто улыбались, а лучились торжествующей радостью. Они явно что-то задумали, однако, прежде чем приступить к осуществлению задуманного, им понадобилось какое-то время, чтобы зрительно и мысленно настроиться в нужный резонанс.
И еще я заметил, что тысячи рук, просунутых сквозь решетки, больше не извивались в тревоге, как прежде, а застыли, словно в мольбе и надежде. И вместо предчувствия у меня вдруг появилась твердая уверенность, что в сердце этого огромного психоэнергетического организма зарождается какая-то невероятная, непостижимая сила.
— Неслыханно! — возликовал Трувер.— Пятьдесят пять мегаватт. О таком я и не мечтал.
Мы оба не могли оторвать глаз от стрелок чудовищных ваттметров, продолжавших подниматься все выше и выше и с каждой секундой все быстрее и быстрее. Вот они достигли отметки шестьдесят и, похоже, намеревались ползти дальше. От радости Трувер даже вскрикнул, издав звук, похожий на кудахтанье.
В то же время заметно изменился и световой цикл. Теперь он развивался с невероятной скоростью, а сам свет сделался настолько ярким, что уже буквально слепил глаза. Пока все шло, как и неделю назад.
С той лишь разницей, причем весьма существенной,— и Трувер не преминул обратить на это мое внимание,— что сейчас не было страшной какофонии — грохота, взрывов, громовых раскатов. В обоих корпусах по-прежнему стояла непонятная тишина. И единственным признаком, что там, внутри, находились живые души, было непрерывное нарастание мощности электрической энергии. А человек, управлявший этим таинством, сидел как на иголках, взлохмаченный, в рубашке с расстегнутым воротом, и чуть ли не трясся в приступе безудержного восторга. Он то лихорадочно давил на кнопки, то в неистовом упоении потирал руки.
— Семьдесят мегаватт! — проорал он.— Аликс и Марк просто чудо. Ведут себя — лучше не придумаешь. Они сдержали слово — вся их энергия сосредоточена только на электричестве, исключительно на нем одном.
И вдруг царившую в корпусах тишину, будто в подтверждение его слов, нарушил странный гул, докатившийся эхом и до нас. Поначалу я решил, что мне просто послышалось. Но нет, ошибиться я не мог. Окинув взглядом экраны, я увидел, как губы тысячи маленьких обитателей психушки одновременно, словно по команде, зашевелились и дети принялись скандировать магическое слово «Э-ЛЕК-ТРИ-ЧЕС-ТВО» — сначала тихо и нараспев, как рефрен церковного гимна, а потом громко и резко, чеканя каждый слог и издавая при этом звук, похожий на знакомый мне скрежет громкоговорителей, так поразивший меня в изоляторе.
Я посмотрел на Трувера. Профессор немного угомонился. Его восторг теперь выражался иначе. Он сидел словно зачарованный, его губы, безмолвно шевелясь, повторили следом за детскими устами заветное заклинание, лицо озарилось блаженной улыбкой, а голова склонялась то влево, то вправо — в такт припеву.
— Какая великолепная слаженность! — пробормотал он.— Они все думают об одном и том же. Это Аликс с Марком их настроили. Молодцы, мальчики! Умницы, девочки!
В это мгновение мне даже показалось, что на глазах профессора выступили слезы умиления.
Однако немного спустя хор стих, и корпуса снова погрузились в тишину.
А мощность между тем продолжала расти все быстрее и быстрее. Стрелки, перевалив за отметку восемьдесят, поползли вверх, миновали отметку девяносто и наконец замерли на цифре сто, допустимом максимуме обоих циферблатов. Тем не менее двое электриков, находившихся в соседнем помещении, сообщавшемся с блоком преобразователя, явно не разделяли оптимизма своего начальника. Они оба с озабоченным видом склонились над измерительными приборами, в их жестах ощущалось заметное беспокойство, и они то и дело докладывали профессору о своих опасениях. С места, где я стоял, хорошо было видно, что стрелки измерительных приборов начали себя вести странно.
— Профессор, идет перегрев! — вдруг воскликнул один из них.
У меня также складывалось ощущение, будто творится что-то неладное. Температура постепенно, но заметно возрастала. Следом за тем из пульта Трувера вырвалась струйка дыма, легкого и прозрачного, как пар; в соседних отсеках происходило то же самое. Облако дыма сгустилось и над знаменитым преобразователем — установка, точно живой организм, не выдержавший чрезмерной нагрузки, задыхалась от перегрева.
И тогда я впервые увидел, как была поколеблена самоуверенность Трувера и его оптимизм уступил место тревоге. Профессор принялся нажимать на кнопки и дергать ручки, силясь приостановить неумолимый рост мощности.
На это у него ушло лишь несколько секунд, однако теперь события развивались с неудержимой быстротой — управлять процессом уже стало невозможно. Из чрева пультов, установленных в ПУ, поочередно повалили клубы дыма, стрелки приборов заходили ходуном, и в помещении станции запахло паленой резиной.
Мой взгляд лихорадочно метнулся в сторону корпусов, где висели ваттметры, и я с удивлением обнаружил, что они ведут себя совершенно по-разному. Стрелка одного из них, размерами поменьше, показывающего мощность психической энергии, достигла крайнего предела шкалы и застыла в полной неподвижности. Она прилипла к внутренней стенке прибора, словно стремясь слиться с нею. И опять, как неделю назад, у меня появилось ощущение, будто приборы ведут себя словно живые существа: стрелка этого ваттметра, отчаявшись бороться с возникшим на ее пути препятствием, замерла как бы в бессильном отчаянии.
Я стал наблюдать за поведением более крупного ваттметра, показывающего электрическую мощность, и у меня сложилось точно такое же впечатление — будто передо мной живое чудовище. Но этот прибор, как и в прошлый раз, буквально лихорадило, но только еще более яростно. Достигнув предельной отметки шкалы, его стрелка отскочила назад, словно чтобы взять разбег, после чего снова рванулась вперед и на всем ходу врезалась в металлическую обшивку прибора. Она проделывала это неоднократно, и с каждым разом все более ожесточенно. Я чувствовал, что долго перед таким натиском не сможет устоять ни один материал, сколь бы прочным он ни был. И предчувствия меня не обманули. После пяти или шести безуспешных попыток стрелки одолеть железную преграду ваттметр разлетелся на куски. Он взорвался со страшным грохотом, как бомба, разметая в ночи огромные искры наподобие гигантского фейерверка.
