— Я рада, что вы не забыли Трёхкнижие, сын мой, — слегка расслабилась старушка.
— И всё-таки жаль, госпожа Сабуро, что вы не умеете играть на бубне, покачал головой пьяненький писец. — А вот певичка Весенний Василёк из «Поющего под ветром тростника» играет на нём божественно! А как поёт!
Мужчина прикрыл глаза, мечтательно улыбнулся и затянул противным гнусавым голосом:
Судьбу певички разве я искала!
Она мне от рождения дана.
Цветок цветёт,
И вот уже он вянет,
Всему свой срок
Когда-нибудь настанет,
Всё будет так,
Как повелит весна.
Уйти в конце концов, уйти мне надо,
Жить невозможно так, как я жила.
О, если бы
Укрыться за горами,
Украсить волосы…[5]
Прервав песню, он посмотрел на гостью мутным взглядом и пробормотал:
— Прекрасно поёт, хотя тоже…
— Сын мой! — вскричала хозяйка дома, не по годам резво вскакивая со своего места. — Вы заставляете свою мать стыдиться! Как можно вести подобные разговоры в присутствии благородной девушки!? Вы же не в компании своих непутёвых приятелей на улице Тучки и Дождя! Вы дома за одним столом с молодой родственницей благородной семьи Сабуро!
— Простите, матушка, — словно очнувшись, встрепенулся мужчина и, неуклюже поднявшись на ноги, поклонился сначала недовольно насупленной родительнице, потом Платине. — Простите, госпожа Сабуро, я забылся и вёл себя совершенно недопустимо.
— Вы просто много выпили, господин Андо, — с деланным смущением пролепетала Платина, подумав: «Вот тебя и развезло на старые дрожжи».
Гневно раздувая ноздри, старушка опустилась в кресло.
В комнате повисла напряжённая тишина.
Девушку заинтересовали слова пьяненького писца. Опасаясь, что наставница объявит обед закончившимся и отправит ученицу обратно в павильон, она спросила:
— А что это была за песня, господин Андо?
— Вам понравилась, госпожа Сабуро? — удивился мужчина.
— Она называется «Судьба певичка», — недовольно проворчала хозяйка дома. — Её тоже написала Егумо Ясито.
— И тоже, между прочим, гетера, — пробормотал себе под нос сын, но, поймав негодующий взгляд матери, шутливо воздел руки. — Всё, молчу, молчу.
— Госпожа Ясино, — со значением проговорила наставница, обращаясь не столько к ученице, сколько к отпрыску. — Была возлюбленной барона Симадо — великого художника Даяро. Ей посвящал свои стихи знаменитый Гаэто Мензоро. Эти люди не стали бы общаться с безмозглыми куклами, вроде тех, с которыми проводите время вы с друзьями!
Она посмотрела на Платину.
— Вы понимаете меня, госпожа Сабуро.
— Да, госпожа Андо, — с самым серьёзным видом кивнула та, усмехнувшись: «Это другое».
… и спросила:
— Господин Андо, а там, где вы слышали эту чудесную песню, только поют?
— Госпожа Сабуро! — прикрикнула хозяйка дома.
— Прошу прощения, госпожа Андо, — не вставая, поклонилась гостья. — Но разве я говорю о чём-то постыдном или недостойном благородной девушки? Мне просто любопытно: быть может, господин Андо видел там танцы или ещё что-нибудь интересное?
Старушка приоткрыла рот, явно собираясь прочитать очередную нотацию, но сын её опередил.
— В «Тростнике» плясуньи так себе, — пренебрежительно махнул рукой он. — Лучше всего танцуют в «Гнезде соловья на ветках сливы»…
Его лицо вновь приобрело мечтательное выражение, губы растянулись в улыбку, а глаза превратились в узкие щёлочки, затерявшиеся среди многочисленных морщин.
— Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок так миловидны… Их движения так грациозны и настолько отточены, будто они не смертные девы, а феи, спустившиеся с небес… Несколько лет назад в Букасо проездом побывал чиновник двора самого Сына неба. Ему так понравились танцовщицы из «Гнезда», что он купил лучших из них и увёз в столицу.
Внимательно слушавшая его Ия удивлённо покачала головой.
— А вы танцевать умеете, госпожа Сабуро? — внезапно спросила напряжённо следившая за их разговором хозяйка дома.
— Что вы, госпожа Андо! — сыграла смущение девушка. — Вы же знаете, как неуклюже я двигаюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Движения у вас очень чёткие, — неожиданно возразила наставница. — Вам не хватает грации.
— Спасибо за столь высокую оценку моих скромных способностей, госпожа Андо, — склонила голову Платина, мельком отметив: «Препод в колледже говорил то же самое».
Мисочки на столе почти опустели, обед явно подходил к концу, а путешественница между мирами так и не удовлетворила своё любопытство.
Понимая, что времени почти не осталось, она торопливо спросила:
— Скажите, господин Андо, а, кроме певиц и танцовщиц, ещё кто-нибудь демонстрирует там своё искусство?
Откупоривший ещё одну бутыль мужчина на миг задумался.
— Капля Росы из «Гнезда» великолепно играет на цитре. Многие приходят туда только за тем, чтобы её послушать. Когда в город приезжает театр, актёры разыгрывают там короткие сценки из известных пьес. К сожалению, такое случается редко. В открытых заведениях для простолюдинов хозяева иногда приглашают мангиров. На потеху неотёсанной публике они кидают ножи, подбрасывают и ловят всякие предметы, вроде пустых бутылок. Выделывают прочие низкопробные штуки. Но это зрелища для невежд и глупцов. Образованным людям подобные зрелища просто неинтересны и даже оскорбительны. Поэтому мангиров и не пускают в закрытые заведения.
— Я же не за тем спрашиваю, чтобы туда идти, — Ия смущённо потупилась, изо всех сил стараясь покраснеть.
— Если вам любопытны подобного рода представления, госпожа Сабуро, — проговорила старушка строгим тоном. — То попросите господина Сабуро пригласить мангиров в дом, потому что благородные девушки не посещают всякого рода… заведения и не глазеют на выступления этих кривляк на городских площадях!
— Я вовсе не это имела ввиду, госпожа Андо, — опустив голову, пролепетала Платина, в очередной раз похвалив себя за то, что скрыла от аборигенов правду о себе и своих родителей. — Мне просто интересно…
— Вы обещали исполнять наставления императрицы Есионо, — с издёвкой напомнила наставница. — А она предостерегала женщин от чрезмерного любопытства, считая это столь же неоспоримым пороком, как и ревность.
— Простите меня, госпожа Андо, — повинилась не на шутку встревоженная ученица, представив, что вредная старуха наплетёт супруге начальника уезда, и пообещав: — Такого больше не повторится.
— Надеюсь, — проворчала хозяйка дома.
Пока она отчитывала гостью, писец сноровисто наполнил чарки. Девушка, мужчина и старушка поклонились друг дружке, подняв фарфоровые чашечки.
— Прежде чем отдавать мне переписанные «Наставления», ещё раз проверьте ошибки, госпожа Сабуро, — начальственным тоном заявила она, поднимаясь и давая понять, что обед подошёл к концу. — А то вы слишком часто повторяетесь.
— Да, госпожа Андо, — ответила Ия, изо всех сил стараясь встать с табурета, как учили, и отвесила поклон так, чтобы тот соответствовал строгим требованиям наставницы.
— До свидания, господин Андо, — поклонилась девушка сначала уже порядком осоловевшему хозяину дома, потом хозяйке. — До свидания, госпожа Андо.
— До свидания, госпожа Сабуро, — холодно кивнула та.
Выбравшись на веранду, Платина увидела, что Угара сидит за врытым в землю столом и о чём-то оживлённо беседует со служанкой хозяев дома.
Заметив подопечную, женщина торопливо спрятала маленькую пиалу за миской с остатками квашенной редьки и, вскочив, склонилась в почтительном поклоне.
— Если хочешь, ещё посиди, — снисходительно махнула рукой Ия. — Ты мне пока не нужна.
— Спасибо, госпожа, — выпрямилась Угара.
Два дня назад прошёл изрядно встревоживший госпожу Андо снегопад. Возле стен и в углах намело сугробы почти по колено. Не блиставший умом, но выносливый и старательный Фабай уже очистил дворы и дорожки.
Шагая вокруг пруда, путешественница из иного мира напряжённо размышляла о своём будущем.
