Каруцкий повел себя не совсем обычно: он не стал подписывать материалов «по троцкистам», а в тот же день вызвал Жабрева и отчитал его за представленную «липу». По словам самого Жабрева, Каруцкий заявил: «Мы никакой контрреволюционной организации не имеем, и вы с Поповым надумали очередной номер»{281}.
После этого разговора Каруцкий был вызван в Москву. И вскоре его место в УНКВД занял В.М. Курский.
Перестановка в руководстве УНКВД летом 1936 года позволила повести дальнейшее следствие в нужном направлении. Курский сразу же внес важные коррективы в «дело троцкистов». Он потребовал, чтобы фигура Муралова вновь была в центре «организации». Затем в числе других он добавил еще и Дробниса, крупного хозяйственного работника, заместителя начальника строительства Кемеровского коксохимического комбината.
Намечалось таким образом новое, более серьезное «дело» с громкими именами, широкими «выходами» и возможными высокими наградами. Но случай со взрывом на шахте Кемеровского рудника в сентябре 1936 года внезапно изменил направление следствия и вывел НКВД на другой сценарий компрометации врагов партии, о котором речь пойдет ниже.
А в это время из недр сталинского аппарата на партию была обрушена дополнительная доза разоблачительной пропаганды.
29 июля 1936 года на свет появилось очередное закрытое письмо ЦК ВКП(б) — предвестник новых потрясений. Название письма звучало в зловещем тоне — «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока». Письмо почти полностью основывалось на «показаниях» арестованных лидеров оппозиции — Зиновьева, Каменева, Бакаева, Мрачковского и других, — которые, как утверждалось, «окончательно скатились в болото белогвардейщины, слились с самыми отъявленными и озлобленными врагами советской власти и превратились в организующую силу последышей разгромленных в СССР классов…»{282}. Письмо внушало мысль о том, что троцкисты и зиновьевцы, разочаровавшись в попытках победить в открытой борьбе, создали тайный блок и встали на путь террористической деятельности. Они убили Кирова, готовили покушения на остальных руководителей партии — Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева. В заключительной части письма Центральный Комитет еще раз призывал коммунистов к бдительности «на любом участке и во всякой обстановке».
Этому документу, как приказу к организации новых исключений из партии и новых арестов, придавалась некая секретность. В отличие от предыдущих закрытых писем, его содержание для большей части партии не оглашалось. С ним знакомили только членов бюро обкомов, горкомов и райкомов.
3 августа письмо ЦК ВКП(б) обсуждалось на заседании бюро Западно-Сибирского крайкома, где председательствовал Эйхе. По итогам обсуждения бюро приняло ряд постановлений общеполитического и организационного характера. Прежде всего бюро заявило, что оно «выражает единодушную волю всей краевой партийной организации и беспартийных трудящихся масс края, настаивает на немедленном предании суду Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева, Смирнова И.Н., Мрачковского и других организаторов и участников троцкистско-зиновьевского террористического контрреволюционного блока и на применении ко всем им высшей меры наказания — расстрела.
Враги социалистической родины — белогвардейская троцкистско-зиновьевская сволочь, — говорилось в постановлении, — должны быть до конца физически уничтожены»{283}.
В этой же связи всем подразделениям крайкома давалось задание «тщательно и своевременно выявлять отдельные факты идеологических шатаний и враждебных вылазок в отдельных звеньях местных организаций, анализируя и разоблачая корни этих явлений». Поручалось также «провести специальное обследование в таких парторганизациях как томская, барнаульская, бийская, ойрот-туринская, каменская и другие (учитывая, что в этих городах находились высланные троцкисты и зиновьевцы)»{284}.
По всей Сибири началась кампания арестов бывших оппозиционеров, причем в гораздо больших масштабах, чем в предыдущие периоды.
7 августа 1936 года НКВД арестовало М.С. Богуславского — начальника строительства и директора завода № 153 (нынешний завод им. Чкалова) в Новосибирске{285}.
Были также арестованы управляющий крупнейшего в стране Анжеро-Судженского рудника А.А. Шестов, начальник Локомотивстроя В.К. Карлсберг, директора совхозов М.М. Кудрящов и А.И. Марков, партизанский предводитель В.П. Шемелев-Лубков, начальник Красноярской железной дороги А.К. Мирский.
Особенно много арестов было на Кемеровском Комбинатстрое после того как в тюремной камере оказался Яков Дробнис, один из руководителей ККС. НКВД арестовало в Кемерово всех его близких, друзей, жену. Для большинства работников этого огромного предприятия вольное или невольное общение с Дробнисом имело роковое значение.
В октябре 1936-го только по одному «троцкистскому делу» в УНКВД в Новосибирске допрашивалось 166 человек, включая Муралова, Богуславского, Дробниса, Сумецкого, Ходорозе, Оберталлера, Эйдмана, Житкова и других{286}.
В Иркутске арестовали большую группу известных в прошлом троцкистов во главе с Н.И. Уфимцевым и И.А. Бялым, а с ними — многих хозяйственных и советских работников{287}.
Опального «правого» Н.А. Угланова арестовали с группой его коллег в Тобольске, в управлении Обьрыбтреста{288}.
Всякая более или менее значительная фигура непременно объединяла вокруг себя большое количество сослуживцев, знакомых, друзей, родных и тащила их за собой в пропасть.
«Троцкистское охвостье» разоблачалось в каждой ячейке партии и госаппарата. В учреждениях и на предприятиях шли бурные собрания с выяснением политического лица того или иного «троцкиста», когда-то голосовавшего «не так» или имевшего связи с «разоблаченными врагами», каждому подозреваемому приходилось выворачивать наизнанку свое прошлое перед сослуживцами и приносить раскаяния за «ошибки».
До сих пор однако никто из троцкистов не сознавался в совершении вредительских действий по подрыву советской экономики или в том, что сознательно готовились и осуществлялись убийства рабочих на предприятиях. Впервые это было продемонстрировано на Кемеровском процессе.
2. Кемеровский процесс
23 сентября 1936 года на шахте «Центральная» Кемеровского горнорудного района во время работы произошел мощный взрыв метана. Последствия были трагические: 9 подземных рабочих погибло, 15 доставили в больницу в тяжелом состоянии. Через несколько дней от полученных ран скончался еще один шахтер.
Подобные катастрофы происходили в Сибири и раньше и даже с еще большими человеческими жертвами. Так, 10 февраля 1931 года в результате взрыва угольной пыли на шахте № 8 Хакасского управления погибла почти вся смена шахтеров, включая забойщиков-заключенных, всего — 117 человек. 12 получили тяжелые ранения. Из-за огромных разрушений, вызванных взрывом, 15 рабочих в те дни так и не удалось отыскать{289}. Но об этой, вероятно, самой крупной промышленной катастрофе в истории Сибири общественность тогда не была даже проинформирована. Ничего не сообщалось и о суде над виновниками трагедии.
На этот раз все обстояло совершенно иначе. Сентябрьский взрыв 1936 года имел особое значение. Он оказался тем своевременным событием, вокруг которого Сталин и НКВД смогли устроить шумное политическое зрелище в виде открытого судебного процесса с разоблачением «диверсионно-вредительской деятельности троцкистов».
В тот же день, когда произошла кемеровская трагедия, бюро крайкома партии назначило комиссию для расследования причин аварии. В комиссию вошли: председатель Кемеровского горсовета А.А. Токарев, начальник горотдела НКВД Врублевский, секретарь горкома Д.Т. Якушин, два специалиста — И.Я. Фельбербаум, Б.Ф. Гриндлер и еще два человека.
Пока комиссия занималась изучением всех обстоятельств аварии, работники НКВД успели провести серию арестов. Были арестованы руководители шахты «Центральная» и кемеровского рудника инженеры: И.И. Носков, Н.С. Леоненко, И.Е. Коваленко, М.И. Куров, В.М. Андреев, И.Т. Ляшенко. Их доставили в Новосибирскую внутреннюю тюрьму УНКВД.
Вскоре сюда же был помещен бывший «шахтинец», главный инженер Кемеровского рудоуправления И.А. Пешехонов, которого арестовали во время отпуска на ялтинском курорте.
Следствие по «делу» инженеров возглавили начальник краевого управления НКВД старший майор госбезопасности В.М. Курский и его заместитель А.И. Успенский. Допросы вели работники 3-го (экономического), 4-го (секретно-политического) и 6-го (транспортного) отделов УНКВД — Д.Д. Гречухин, А.А. Яралянц, М.О. Голубчик, И.Я. Бочаров, К.К. Пастаногов, А.В. Кузнецов, А.А. Ягодкин, Г.М. Вяткин, А.П. Невский, А.Н. Барковский и некоторые другие.
