Скоро затем мы прибыли в поместье Щербинина, куда собрались многие из новых родственников моей дочери. Но это общество так утомило меня, что я поспешила выехать в Гродно, в Ливонию.
Путешествие наше по этому варварскому и дикому краю, покрытому непроходимой грязью и бедному, было в высшей степени утомительным. К тому же мой сын заболел корью. В дополнение несчастий нам пришлось пробираться сквозь леса по такой глухой дороге, что я вынуждена была нанять тридцать казаков прорубать нам проход. Наконец мы достигли Гродно, где я имела счастье найти отличного лекаря, присланного из Брюсселя и служившего в кадетском гродненском корпусе. Здесь я должна была пробыть пять недель, потому что мадам Щербинина подхватила от брата ту же самую болезнь.
Путь наш лежал через Вильно в Варшаву. Здесь праздновали юбилей, и если мы не нашли никакого приятного для себя общества, то тем более я была рада пользоваться умной и веселой беседой короля. Он приходил ко мне два или три раза в неделю, просиживая наедине со мной долгое время, между тем как его племянник, князь Станислав, очень милый и образованный молодой человек, генерал Комаржевский и прочая свита оставались в другой комнате с моими детьми. Ради этого любезного приема я пробыла в Варшаве больше, чем думала.
Признаюсь, Станислав Понятовский произвел на меня самое отрадное впечатление. С благородным и нежным сердцем он соединял высокообразованный ум. Его пламенная любовь к изящным искусствам была строго классической; его разговор об этих предметах был и занимателен и глубок. Вероятно, его природные инстинкты не могло победить это избитое величие, на которое судьба так неудачно призвала его. Как частное лицо он по врожденным наклонностям и по воспитанию мог бы быть счастливейшим смертным, но как глава буйного народа и ветреной конституции он никогда не мог приобрести народную любовь, потому что поляки не были способны оценить ни его характер, ни его положение. Для аристократии он был предметом постоянной зависти; его так оплели своими интригами, что он был вынужден впутаться в неприличные споры с двумя сильными магнатами, но необходимость извиняет его.
Мое знакомство с этой прекрасной, но несчастной личностью и с его любезным племянником, которые уважали память моего мужа, заставило меня пожалеть Варшаву, хотя я ехала в Берлин.
В Берлине, по-старому, я встретила самое радушное гостеприимство. Отсюда я написала своему банкиру в Спа приготовить мне тот самый дом в «Promenade de sept heures», который за пять лет перед тем был на наших глазах построен и в котором я была, наверное, первым жильцом по прошествии условленного времени.
Я вскоре увидела своего друга, миссис Гамильтон, которая со своей стороны почти так же была верна обещанию: разлука наша не изменила искренней дружбы.
Во время нашего пребывания в Спа Щербинин получил письмо от отца и матери; они требовали немедленного возвращения его в Россию. Он колебался и скучал, но волей-неволей должен был покориться родительскому приказанию. Между тем, дочь моя осталась со мной, не желая расставаться с семейством.
Глава XIV
Я составила себе план поместить сына в Эдинбургский университет и устроиться в этом городе на все время его академического курса. С этой целью я написала ректору Робертсону, знаменитому историку, предупредив его о своем желании отдать тринадцатилетнего мальчика в университет под его покровительство. Вместе с тем я просила совета и наставлений его во всем, что было необходимо для достижения моей цели.
Робертсон, отвечая мне, советовал подождать два или три года, чтобы дать молодому Дашкову более зрелые подготовительные знания. Но, несмотря на его юность, я так верила в его прилежание и успехи, что без всякой похвальбы известила Робертсона о познаниях моего сына: он уже отлично знал латинский язык, значительно глубоко познакомился с математикой, историей и географией; кроме французского и немецкого языков, он настолько понимал английский, что мог на нем читать, хотя и говорил еще с затруднением.
По окончании сезона на водах Спа мы отправились в Англию и, остановившись на самое короткое время в Лондоне, двинулись в Шотландию. По дороге мы провели несколько дней в доме лорда Сассекса, где я познакомилась с мистером Уильмотом, отцом моего юного друга, по просьбе которого я и решилась написать эти мемуары. Мистер Уильмот был с нами во время нашего пребывания у Сассекса.
В Эдинбурге я наняла себе квартиру в древнем дворце шотландских королей. Здесь я часто вспоминала историю легкомысленной и несчастной Марии Стюарт. Ее печальная судьба была запечатлена в каждом окружающем предмете: кабинет, лестница, примыкавшая к моей спальне, с которой был сброшен ее любовник-итальянец, — все это постоянно рисовало в моем воображении участь погибшей под топором королевы.
Не стану описывать того удовольствия, с каким я услышала отзыв Робертсона, сказавшего после испытания моего сына, что тот совершенно готов к поступлению в университет и началу обычного классического образования. Я была необыкновенно утешена этим обстоятельством. Пока мой сын продолжал свое учение, я не упускала благоприятного случая познакомиться с теми знаменитыми писателями, произведения которых были славой Англии.
Я имела удовольствие сблизиться с Робертсоном, Адамом Смитом, Фергюсоном и Блэром. Когда я жила в Эдинбурге, они каждую неделю были у меня два или три раза, и я столько же удивлялась их познаниям и талантам, сколько скромности и простоте манер. При всем различии своих ученых направлений, при всей самостоятельности и соревновании друг с другом эти почтенные люди были друзьями; их обхождение, не имевшее ни тени притворства, их разговор, чуждый всякого педантизма, были поучительными и вместе с тем привлекательными.
К числу моих знакомых женщин принадлежали герцогиня Бюрлей, леди Фрэнсис Скотт, леди Лотиан и Мария Ирвин. Это время было самым спокойным и счастливым периодом в моей жизни.
Во время летних каникул мы отправились в Гайлендс. Приезд Гамильтон сообщил новую радость моим удовольствиям. Путешествие в горную Шотландию сопровождалось для меня сильной простудой, и я начала страдать ревматизмом. Впрочем, окруженная друзьями и больше всего довольная осуществлением одной из главных своих надежд — успешным учением сына, я почти забывала о своих физических болях.
Когда в следующем году моя болезнь усилилась, доктор Кёлен советовал мне пить воды Букетика и Матлока, а потом купаться в Скарборо. Вследствие этого в начале каникул я оставила Шотландию, чтобы испробовать предписанное лечение. Меня проводила Гамильтон: ее любви и нежным заботам, можно сказать, я обязана жизнью, будучи близка к смерти в Скарборо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
