Доспехи блестели, надраенные Тимеоном.
Вокруг Лисандра илоты помогали другим ученикам надевать доспехи. Он сам, без посторонней помощи, справился с трудом.
Лисандр коснулся резной безделушки, покоившейся у него на груди.
— Тимеон, я не могу вернуть тебя назад, — прошептал он, — но ты будешь гордиться мной.
Закрепив «варежки»,[11] Лисандр побежал к помещению с оружием и выбрал щит. Он был сделан из дерева, покрыт слоем бронзы и помечен греческой буквой «лямбда», символизировавшей Лакедемон, — таково было древнее название Спарты.
Лисандр просунул руку в ременные петли во внутренней части щита, поднял его и присоединился к рядам учеников, ждавших у казармы.
— Лисандр, встань впереди, — командовал Диокл. — Ты прошел испытание.
Лисандр встал рядом с Демаратосом.
— Смерть и честь! — произнес его новый друг. — Смерть и честь! — повторил Лисандр. Они двинулись в сторону Амиклов, и казалось, что это утро совсем не отличается от того дня, когда они ушли в горы. Но сегодня его ждало не просто испытание. Лисандр поднял щит выше. Его ждала решающая битва.
Когда ученики, а к ним присоединились юные спартанцы из восьми других казарм, построились, Лисандр прикинул, что их сейчас не менее пятисот. Все собрались у стадиона, где Лисандр одержал победу во время праздничных состязаний. На парадной площади было полным-полно илотов, периэков и спартанцев в красных плащах. Несколько спартанцев пробивались сквозь толпу, сидя верхом и отдавая отрывистые команды.
Мулы были навьючены мешками. Телеги ломились от съестных припасов. Вспотевший человек с выпуклой грудью затачивал меч воина на вращавшемся точильном камне. Искры сыпались во все стороны. Ритмично стучал деревянный молоток плотника.
— Положите щиты на телегу, — приказал Диокл. — Берегите силы.
Ученики подошли и начали передавать щиты илоту, стоявшему на телеге. Тот складывал их высокими горками, перевязывая веревками.
Направляясь к Диоклу, Лисандр заметил невысокого человека, сматывавшего бинты у кромки парадной площади. Маленькие бледные руки показались ему знакомыми. Юноша осторожно приблизился, наблюдая за изящными пальцами, разглаживавшими ткань.
Лисандр подошел вплотную и откинул капюшон плаща незнакомца.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Тихо, — прошептала Кассандра, накидывая капюшон на голову. — Ты обратишь на меня внимание.
— Ты не ответила на мой вопрос. Чем ты здесь занимаешься? Женщины не воюют за Спарту, и уж ни в коем случае не внучка эфора.
— Я и не собираюсь идти вместе с армией, — ответила Кассандра. Она указала на илота, стоявшего в нескольких шагах от них и разговаривавшего с воином. — Я подкупила илота, чтобы он взял меня присматривать за вещами.
Лисандр покачал головой. Надо положить этому конец.
— А Сарпедон знает об этом? — спросил он.
— Конечно, не знает, — ответила Кассандра. — Обещай, что ты ничего ему не скажешь.
— Но тебя ведь могут убить, — нахмурился Лисандр.
— Возможно, — согласилась Кассандра, — но с какой стати вся слава должна доставаться мужчинам? Я тоже могу оказаться полезной. Пусть мне не суждено держать копье или стоять в фаланге, но я найду, как помочь. Я буду помогать лекарям выхаживать раненых или доставлять оружие на передовую. К тому же… — в ее голосе прозвучал упрек, — меня хотя бы заметят и не станут обращаться как со служанкой.
— Извини за то, что тогда оттолкнул тебя, — сказал Лисандр. Но, видно, его слова не тронули Кассандру — она вызывающе вскинула голову. — Но дед никогда не простит, если узнает, чем ты занимаешься.
— Когда он узнает, что я не поехала в Таламае с другими богатыми женщинами, он уже ничего не сможет изменить, — ответила девушка.
— Пожалуйста, возвращайся домой, — вздохнул Лисандр, но тут к нему подошел Диокл.
— Сейчас не время болтать. Не мешай илотам делать свою работу.
— Обещай мне, что ты передумаешь, — продолжал Лисандр.
— Хватит! — заорал Диокл.
Кассандра взглянула на Лисандра из-под капюшона, и юноша заметил в ее глазах страх.
«Ей страшно, — подумал он, — но она слишком горда, чтобы признаться в этом».
Бросив на Кассандру последний умоляющий взгляд, он тихо произнес: «Возвращайся домой». Затем его оттащили прочь.
Ученики выстроились в шеренги по четыре человека и зашагали по песчаной дороге. Периэки бросали лепестки цветов к их ногам, некоторые подбадривали юношей громкими возгласами:
— Да благословят вас боги!
— Сбросьте персов в море!
Группы периэков приносили жертвы у дымившихся вдоль дороги алтарей. Люди жгли ячмень или орошали землю вином.
Ученики прошли мимо кладбища, где покоились мать и отец Лисандра. Тот вознес безмолвную молитву Гадесу, богу подземного царства: «Пусть они улыбаются, глядя на мои подвиги».
Вдоль строя пронесся тихий взволнованный ропот.
— Сколько нас здесь? — поинтересовался Хиларион, шагавший позади Лисандра.
— Командиры считают, что не менее трех тысяч, — ответил Леонид.
— Как ты думаешь, эту битву как-нибудь назовут? — спросил Прокл.
— Возможно, ее назовут Битвой за южные равнины, — ответил Аристон.
— Или Битвой за Спарту, — добавил Демаратос.
— Мы будем рассказывать внукам, что участвовали в ней, — сказал Прокл.
— Если доживем до этого, — заметил Хиларион и неуверенно рассмеялся.
С каменным выражением лица Диокл молча ехал верхом рядом с отрядом.
Людей вдоль дороги становилось все меньше.
Лисандр оглянулся на своих товарищей. Несмотря на то, что все они облачились в доспехи и несли настоящее оружие, способное поразить врага насмерть, они все еще оставались мальчишками. Что ждет их в конце этого похода? И скольким суждено вернуться в Спарту живыми?
ГЛАВА XVIII
Почти весь день они прошагали по пыльной дороге, по которой до этого прошли основные батальоны. Зеленые горные леса по обе ее стороны обрели серый оттенок, у горизонта появилась луна, похожая на бледный призрак.
Похоже, у Демаратоса нога больше не болела. У Лисандра сводило пальцы. На них появлялись волдыри, затем лопались и появлялись снова. На его лице образовалась корка от высохшего пота.
Ученики обошли изгиб реки. Открывшийся вид навеял Лисандру мысль о подземном мире. Недалеко был разбит огромный лагерь. В сумерках повсюду горели костры, ветер разносил красноватый пепел. У костров сидели или лежали на щитах спартанские воины. Оранжевые языки пламени выхватывали из темноты их угрюмые лица.
