Когда его спрашивали о чем-нибудь личном, он отвечал очень уклончиво.
Его нежелание прямо отвечать на самые конкретные вопросы начало распространяться даже на его работу в фирме. Если Хартман спрашивал у Балога, готов ли какой-нибудь расчет, надеясь услышать простое «да» или «нет», то вместо этого получал обескураживающий своей замысловатостью ответ. Насколько можно было судить, Балог всегда носил пистолет, либо в наплечной кобуре под пиджаком, либо прикрепив пластырем к лодыжке.
– Пушку носишь, а. Ласло? – пристал к нему однажды Хартман. – Угу, – последовал скупой ответ И все-же в Балоге было что-то карикатурное, какая-то нескладность. что вкупе с его тайной жизнью напоминало Хартману инспектора Клузо, сыгранного Питером Селлерсом, – в чем-то ловкого и обаятельного, в чем-то неуклюжего и нелепого. Например, как-то Хартман собирался подавать в суд на бывшего клиента, отказавшегося оплатить чек, и послал Ласло потолковать с должником. У Ласло под плащом был спрятан маленький диктофон. В середине беседы пленка закончилась, и аппаратик с пронзительным звуком выключился. Кое-кто не доверял Балогу и советовал Хартману быть начеку. Эти люди были убеждены, что Ласло обделывает темные делишки, но никаких доказательств не было. Когда любопытство Хартмана дошло до того, что он попросил приятеля-сержанта полиции поискать что-нибудь на Ласло, выяснилось, что тот совершенно чист, – может, слишком чист. сказал Хартману сержант. Похоже, что у Балога были покровители.
Когда в феврале 1987 года Хартман получил повестку из прокуратуры в связи с телефонными переговорами, первое, что пришло ему в голову, – Ласло. Его подозрения подтвердились.
– Нас интересуете не вы, а ваш служащий, Балог, – сказал Хартману прокурор и добавил, что. вероятно, еще обратится к Хартману за личным делом Балога. Но личное дело так и не потребовалось. В начале 1988 года Ласло перешел в другую фирму. В апреле. когда всплыла информация о западных немцах и загадочном письме в Лоуренсовскую лабораторию, у Хартмаиа еще больше возросла уверенность в том, что это связано с «другой жизнью» Ласло. Балог рассказал одному журналисту, выслеядвшему его в Питтсбурге, что написал в LBL в ответ на объявление в специализированном журнале. По словам Балога, он был консультантом ФБР начиная с 1966 года и выступал посредником в продаже оружия в такие страны, как ЮАР и Саудовская Аравия.
Несмотря на убедительные доказательства обратного, Хартман продолжал уверять себя. что дело как-то связано с работой Ласло на правительство и что раз он работает на правое дело, то заслуживает поддержки. Когда журналисты вышли на Хартмана и начали его выспрашивать. он сказал только, что Балог был идеальным работником. Ласло позвонил, чтобы поблагодарить Хартмана. – Вы настоящий друг, – сказал он. – Ну, Ласло, ответил Хартман, – не могу же я обсуждать вещи, о которых не имею ни малейшего понятия. Единственное, в чем я на сто процентов уверен, так это то, что ты уникум.
И все-таки история с письмом настолько заинтриговала Хартмана, что он спросил про письмо у дочери. Линда напечатала для Ласло с десяток деловых писем на фирменных бланках Triam и помнила. что печатала какое-то письмо Барбаре Шервин в LBL, но и только.. – Ты хоть помнишь, на что ссылалась, когда посылала запрос на специальную информацию? Она задумалась.
– По-моему, это был журнал. Но я не уверена. Ласло получал кучу информации из журналов.
И только случайно натолкнувшись на неопровержимые доказательства того, что Ласло был как-то связан с кражей оборудования из хартмановской фирмы, которая случилась два года назад, Хартман понял, насколько растяжимой могла быть лояльность Ласло. Теперь Хартман хотел узнать все, что только можно, о побочной деятельности бывшего работника. Но когда он попросил своего адвоката позвонить помошнику прокурора, который когда-то затребовал счета за телефон, то узнал только, что следствие еще не закончилось. Клиффорд Столл не придавал особого значения белым пятнам в жизни Ласло. Ему было достаточно самого факта, что письмо написал человек, когда-то живший на Востоке, чтобы понять – дело нечисто. Если Ласло сказал журналистам правду, что он был агентом ФБР, то какое задание он выполнял, откликаясь на объявление, которое мог заметить только хакер, и вдобавок хакер, предположительно связанный с русскими?
Дав репортерам краткое интервью, Балог растворился в воздухе, а ФБР хранило загадочное молчание. Догадок хватало, но никто не мог с уверенностью сказать, сколько правды было в том, что рассказывалось о Ласло Балоге. и как он узнал о SDInet. Его связь с хакером, побывавшим в компьютерах LBL, так и осталась необъяснимой. Единственный след остался в хартмановских телефонных счетах. 21 апреля 1987 года, в тот самый день, когда Ласло написал письмо SDInet, он сделал несколько звонков в Бонн в дом неподалеку от американского посольства.
* * *
Если бы не фирма Nixdorf, всей истории с телексами могло бы и не быть. И Пенго думал, что если бы не история с телексами, шпионский бизнес увял бы незаметно.
В начале 1988 года мюнхенской полиции понадобился скоростной канал телексной связи между Мюнхеном и главным полицейским управлением в Висбадене. Специфический характер телексной связи требовал долгой и неблагодарной программистской работы. Полиция обратилась в Nixdorf, большую западногерманскую компьютерную компанию, но Nixdorf был слишком загружен работой и передал заказ небольшой фирме, занимавшейся программным обеспечением. Фирме не очень хотелось работать на полицейских, и она нашла субподрядчика в лице фирмы Net МВХ, которую только что открыл Пенго. Страдая от недостатка заказов, маленькая Net МВХ, находилась под угрозой прогореть, не дождавшись шанса развернуться.
Поэтому Клеменс и Пенго обрадовались заказу. Пенго наслаждался абсурдом ситуации. Мало того, что он был крутым хакером, чье имя известно властям, вдобавок леваком, – он еще и работал на Советы. И вот его фирма отвечает за установку связи между двумя полицейскими штаб-квартирами!
Опасаясь неприятностей, которые могут возникнуть, если он обнаглеет настолько, что сам заявится в мюнхенскую полицию, Пенго отправил туда Клеменса. В конце марта Клеменс два дня провозился в Мюнхене с линией.
Закончив работу, он попросил сотрудников управления отправить серию телексов, которые скопировал на ленту и забрал в Берлин, чтобы тестировать. Дома он распечатал телексы и показал их Пенго. Пенго пришел в восторг. Среди служебной информации оказались смертный приговор, якобы вынесенный «Фракцией Красной Армии» какому-то министру, и расписание визитов двух высших полицейских чинов, дополненное списком мер по обеспечению их безопасности. Когда пару недель спустя в Берлин приехал Хагбард, Пенго не мог удержаться и показал ему телексы. У Хагбарда дела шли неважно. С начала 1987 года он несколько раз успел побывать в психбьльницах и центрах реабилитации наркоманов. Сейчас он залечивал душевные раны после трудного романа с американским дипломатом, которого отзывали на родину. И он еще больше подпал под влияние своей безумной идеи о заговоре иллюминатов. Только теперь Хагбард все мировые проблемы рассматривал как свой личный крест. Он верил, что вирус СПИДа угнездился в нем как средство для полного истребления иллюминатов, и что сама аббревиатура означает Систему Полной Иллюминатской Деструкции. В довершение всего его наследство давно иссякло, а потребность в наркотике усилилась. Так что когда очередная группа журналистов из Гамбурга, работавших над материалом о компьютерных взломах, вышла на него, он заявил, что им не найти хакера круче, чем он, но бесплатно ничего рассказывать не будет.
Он утверждал, что может влезть куда угодно. Журналисты хотели доказательств, поэтому выдали ему 800 марок -"на дорогу в Гам-бург и недельное проживание в приличном отеле. Они даже заплатили Пенго, чтобы он тоже приехал. Немецкие хакеры привыкли получать кое-какие гонорары за то. что раскрывали свои секреты. Обычно заключалось неформальное соглашение – обед в хорошем ресторане, билет туда и обратно в обмен на показательный хакинг в ЦЕРН или Thomson-Brandt. Два журналиста пообещали Хагбарду и Пенго, что если статью возьмет такой журнал, как Quick, последует куда более серьезное вознаграждение. Заполучив Хагбарда, журналисты усадили его спиной к камере и стали расспрашивать, каково быть хакером. Кроме того. они раскрутили его на этакий хакерский манифест, дополненный хагбардовски-ми теориями иллюминатов. На семи страницах бредовой прозы Хагбард раскрыл страшную тайну: оказывается, что в Агентстве национальной безопасности США создано секретное подразделение под названием «Отдел стратегического использования программного обеспечения». Там, утверждал Хагбард, АНБ готовится к войне будущего, компьютерной войне, в которой будут использоваться программы-бомбы и вирусы. Хакеры представляют собой форпост будущего.
