Затем она призналась, что чудовищно устала от бесконечных треволнений последних дней, что всякие опасения и страхи извели ее вконец, и сейчас просто не имеет права садиться за руль.
— Мак, ты сам поведешь машину. У тебя новый мозг и крепкие нервы.
Лаская руки мужа, мадам осторожно уложила их на баранку.
— Ну, Мак, поехали. Только не гони слишком — двести пятьдесят, больше не надо.
Откинувшись на спинку, Мак стал методично вращать баранку влево и вправо, при этом он беспрерывно жужжал, с поразительной точностью имитируя мальчика, который укладывает в комнате на полу стулья, садится на них верхом и, сжимая в руках тарелку, изображает отчаянного гонщика.
Эг опустила спинку диванчика, улеглась поудобнее, напомнила мужу, что надо включить мотор, иначе машина не двинется, и, кстати, на сто тридцатом километре пусть не забудет сменить батареи — она об этом уже целую неделю думает, но все никак не могла выбраться. Увлеченный игрой, Мак не слышал жены и продолжал с прежним усердием жужжать.
— Хватит, — сказала она и большим пальцем правой ноги нажала кнопку включения.
Услышав гудение мотора, Мак пришел в бешеный восторг и завопил «би-би-би!»
— Мак, — спокойно сказала мадам, — подурачились — и хватит. Нам пора.
Сначала медленно, а затем все быстрее Мак стал подпрыгивать на сиденье, будто дорога от метра к метру делалась ухабистей, так что машину ждала вполне определенная перспектива погибели от чудовищной, как на вибраторе, тряски.
— Мак, — сдержанно произнесла мадам, — со своими штуками ты окончательно впал в детство. Поехали.
Несмотря на увещания, Мак продолжал бибикать и жужжать, жена предупредила его, что всякому терпению, даже ее, приходит конец и, если он сию же минуту не станет серьезным, она уйдет, а с кем и как она будет добираться домой, это уже ее личное дело.
Угроза подействовала на Мака: он перестал наконец бибикать и вращать вхолостую баранку. Жена похвалила его, сказала, что, слава богу, он не утратил еще главного — чувства меры, теперь она может забиться в норку, как суслик, и спокойно спать, пока он не разбудит ее дома.
Мак сидел в напряженной позе человека, который тревожно вслушивается в идущие извне звуки, не только вслушивается, но пытается при этом вспомнить что-то давно забытое, однако, крайне важное. До такой степени важное, что все дальнейшие его действия находятся в прямой зависимости от того, вспомнит или не вспомнит он это забытое.
Мотор гудел ровно, мягко, рождая отчетливое ощущение идеального порядка и совершенства, мадам дышала легко, в спокойном ритме дремлющего человека, над которым уже не властны заботы дня, а Мак по-прежнему цепенел в своей боевой позе.
Вдруг он засмеялся, поплевал на ладони, растер их и выскочил из машины. Дверцу поначалу он оставил открытой, но тут же воротился и осторожно, чтобы не разбудить жену, захлопнул ее.
Эг проснулась от странного ощущения, что машину покачивает из стороны в сторону.
— Мак, — пробормотала она, — нас качает. Остановись и посмотри, отчего нас качает.
Мак не отвечал, машину качало все сильнее, и Эг, вполне резонно, приказала сбросить скорость, потому что боковая качка — не к добру. Потом мадам закричала: ей показалось, что они летят в пропасть, и это ощущение, которое в первое мгновение можно было еще истолковать как деталь сновидения, переросло в совершенно реальный ужас, когда она открыла глаза и убедилась, что мужа в машине нет.
«Мак!» — успела она крикнуть еще раз, и машина, стремительно набирая скорость, покатилась вперед.
— Боже мой, боже мой! — бормотала Эг. — Это конец, я гибну, гибну! Нет, нет!
Произнеся эти слова — нет, нет! — Эг почувствовала, что в самом деле очень глупо так, по дурной случайности, гибнуть, ударила пяткой по панели в том месте, где включение, и мотор тотчас заглох.
— О-о! — вздохнула она облегченно.
Еще несколько секунд, ожидала Эг, инерция иссякнет и машина остановится. Тогда она спокойно осмотрится, найдет своего Мака и…
Эг не додумала до конца своей мысли: вопреки всяким расчетам, машина нисколько не теряла скорости, напротив, было вполне очевидно, что скорость даже увеличивается. Это казалось тем нелепее, что справа мелькнул дорожный знак подъема.
Теперь Эг уже не сомневалась, что все это дурной сон, когда, несмотря на все приказы себе, человек продолжает спать, и остается лишь одно — терпеливо ждать истинного пробуждения и восстановления естественного порядка вещей.
Она смотрела вперед — розовое асфальтовое шоссе уходило безостановочно под машину; деревья, образуя две сплошные стены по сторонам от дороги, почти с такой же быстротой тоже убегали назад, и там, позади, они соединялись в одну общую, почти непроходимую стену. Это был огромный коридор.
Внезапно Эг ощутила новый приступ страха: это был огромный, но вовсе не бесконечный коридор, который с той же скоростью, что машина, двигался вперед, настигал ее сзади, наступая, как говорили в старину, на пятки.
Соберясь с духом, Эг очень толково объяснила себе, что это всего лишь иллюзия, а на самом деле деревья и там, за машиной, бегут параллельно друг другу. И в то самое мгновение, когда страх, теснимый рассудком, стал отступать, она увидела перед собою, на ветровом стекле, волосатые мускулистые ноги Мака и между ними, вниз головой, его лицо.
Эг успела заметить, что лицо Мака смеется, и тут же потеряла сознание.
II
Она очнулась у себя в спальне. Был уже вечер, западный сектор неба, как колени девушки на полотнах мастеров Возрождения, едва розовел, угасая на глазах.
— Где я? — простонала мадам. — Я хочу домой.
— Вы дома, — ответил ей ласковый голос. — А вот это Мак, ваш муж. Мак, подойдите к жене, можете поцеловать ее — я разрешаю.
Доктор — мадам уже догадалась после разрешения на поцелуй, что это доктор Радий Горт, — поднес палец к губам и дал понять, что разговаривать следует как можно меньше, а лучше всего вообще помолчать.
— Мак, — тихо позвала Эг, — подойди ко мне: доктор разрешает.
Мак оставил окно, у которого он стоял, и сел на пол у изголовья жены. Она взяла обеими руками его голову, повернула лицом к себе и проникновенно, чтобы он понял все без слов, глянула ему в глаза. Однако объяснить все без слов было очень нелегко, и мадам прошептала:
— Милый, видишь, как извела меня твоя болезнь. Мне было еще больнее и труднее, чем тебе. У меня начались даже галлюцинации, мне казалось, что машина сама, без мотора, катится по дороге, а на ветровом стекле болтается между твоими ногами твоя перевернутая голова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
