– я ведь тебя и на том свете найду.
Коля струсил. Своего товарища он боялся не меньше, чем медведя. Тем более, что зверь неожиданно затих, словно наконец отстал от них.
– Да ладно, я пошутил, – сказал он с деланной улыбкой, снова подходя. – Держи мою руку! Кажись, вот и тропинка. Пойдем по ней. Куда-нибудь да дойдем.
И они пошли. Тропинка привела их к ярко-зеленой лужайке, заросшей крупными белыми цветами. Коля, не задумываясь, продолжил идти и неожиданно увяз по колено в грязи. Земля с чавканьем разверзлась под его ногами, словно гигантская пасть. Это было болото. Цветущая лужайка оказалась западней. Охотник попробовал освободить ноги, но тут же провалился по пояс. Он испуганно закричал:
– Егор, тяни меня скорее!
Но Егор, руку которого он отпустил, увязнув в болоте, не торопился бросаться ему на помощь. Он стоял на краю полянки, будто размышляя. Однако шансов на то, что он, почти ослепший, в одиночку выйдет из леса, по которому бродит разъяренный медведь, было мало. Видимо, сообразив это, Егор ощупью нашел тонкую березку, растущую поблизости, и наклонил ее. Верхушка дерева дотянулась до барахтающегося в болоте мужчины. Коля ухватился за нее и, перебирая руками, потихоньку выбрался из вязкой массы на сушу. Обессилев, он долго лежал на земле и хрипло дышал, будто ему не хватало воздуха. Наконец отдышался.
– Будь она проклята, эта охота, – произнес он, вставая. – И будь я проклят, если когда-нибудь еще пойду с тобой в лес, Егор.
Он помог встать своему товарищу. И они, ориентируясь по солнцу, побрели в поисках утерянной тропы, измазанные болотной тиной, стенающие, покалеченные и напуганные.
А Михайло направился в другую сторону. Он был доволен собой. Ветка, ослепившая одного, морок, напущенный на другого, из-за чего охотники заплутали и попали в трясину – это было дело его рук. Ему удалось проучить охотников так, что они запомнят это на всю жизнь. Конечно, этот урок нельзя было приравнять к смерти убитой ими лисицы и ее выводка. Но все же это было кое-что. Чаще всего в подобных ситуациях он чувствовал свое бессилие, потому что уже не мог ничего ни исправить, ни наказать виновных…
Внезапно он вспомнил о костре, который не до конца затушили охотники, уходя от лисиной норы. Когда Михайло пустился преследовать людей, тонкая струйка дыма еще поднималась над пепелищем. Даже случайный порыв ветра мог снова раздуть пламя. А это угрожало лесным пожаром.
И Михайло поспешил вернуться туда, откуда все началось.
Глава 15. Посланец Тимофея
Он затаптывал уже последние головешки, когда из-за дерева к норе скользнул лис с зайцем в зубах. Это был тот самый лис, которого Михайло уже встретил этим утром. Отец семейства вернулся с охоты и принес добычу. Он где-то замешкался, вероятнее всего, отдыхая после погони за зайцем на берегу ручья, и это спасло ему жизнь.
Увидев Михайло, лис не испугался, но встревожился. Он выпустил зайца из пасти, подошел к входу в нору и тихонько тявкнул. В ответ ему раздалось слабое скуление. Лис тявкнул еще раз, уже громче и настойчивее, и из норы выскочили несколько маленьких лисят. Они прижались к отцу и начали жалобно скулить. Лис взглянул на Михайло. И тот увидел в звериных глазах невыразимое страдание и невысказанный упрек.
– Извини, я опоздал, – сказал Михайло. – Но ведь дети-то твои живы. Постарайся найти или вырыть новую нору где-нибудь в глубине леса, где твоя семья будет в большей безопасности от людей.
Лис ушел, уведя свое потомство.
А Михайло, достав из-за пазухи дудку, которую вырезал сам из сучка, присел на траву, прислонясь спиной к стволу приземистого раскидистого дуба, и начал наигрывать печальную мелодию. Это была импровизация, соответствующая его настроению. Он смотрел на небо, по которому плыли редкие кучевые облака, и вспоминал свою первую и последнюю встречу с Кариной. Он знал до нее многих женщин, но эта была особенной, непохожей ни на кого. И запала ему в душу.
Они встретились на лесной поляне, неподалеку от Усадьбы Волхва, где она собирала первые весенние цветы, а он возвращался домой после встречи с Ратмиром. Она не испугалась, когда он внезапно вышел ей навстречу, а протянула ему цветок и сказала: «Прими это в дар нашей дружбы». А потом спросила: «Ты не обидишь меня?» И этот вопрос прозвучал так наивно, почти по-детски, и смотрела Карина на него такими ясными чистыми глазами, полными доверия, что он только рассмеялся в ответ. И начал уверять ее, что он и мухи не обидит, а то, что он такой громадный и взлохмаченный, словно лесное чудовище, так это одна только видимость. В душе он добрый и миролюбивый, как белка-летяга. Сравнение насмешило Карину, и последние сомнения исчезли из ее глаз, синих, как небо.
Они долго бродили в тот вечер, и она читала ему стихи.
Вот это облако – твое.
Оно похоже на разлуку.
Ему протягиваю руку -
Легко проходит сквозь нее,
Свою оплакивая скуку
И одиночество свое…
А он слушал и удивлялся тому, как красиво звучит ее голос. И говорил, сам удивляясь своей смелости, что он был так же одинок и скучал, как это облако из стихотворения, до встречи с ней…
Они расстались, договорившись встретиться на следующий день там же, где познакомились. Но Карина не пришла. Он долго ждал ее, до самой полуночи. И потом часто приходил на ту поляну. Сначала надеясь, а потом по привычке. Но чуда не случилось. Он ругал себя за то, что не спросил, откуда она появилась в их краях и где ее можно найти. Он знал только ее имя. Но изменить уже ничего было нельзя. Ему осталось помнить о Карине и верить, что однажды они все-таки снова увидятся…
Прилетела ворона и, громко каркнув, уселась на землю рядом с Михайло. Он доиграл мелодию, и только потом ответил ей:
– Здравствуй и ты, посланница Ратмира!
Ворона снова каркнула, на этот раз грустно. Михайло сердито сказал:
– Да, я знаю, что он умер, и что тебя послал Тимофей. Но не могу с этим смириться. Говори, что тебе велели, и улетай восвояси. Мне и без тебя тоскливо.
Ворона несколько раз каркнула и вопросительно уставилась на него.
– Передай Тимофею, что я все понял, – нахмурившись, сказал Михайло. – Вот только не надо было его посылать к моей матушке. Знает же сам, что она зла на Ратмира! Как бы беды какой не вышло…
Последние слова он договаривал уже на бегу. Засунув дудку
