Раиса Ивановна и ее сестра Вера Ивановна составляли в нашем восприятии единое целое. В школу они приходили и уходили вместе, одинаково вникали в дела нашего класса, а мы одинаково выполняли все их задания, поручения и просьбы. Общей заботой сестер был и единственный сын Веры Ивановны Олег. Нас удивляло, что именно она, маленькая, горбатенькая женщина, а не Раиса Ивановна была матерью большого, физически крепкого парня. Нас удивляло и то, что Раиса Ивановна не была замужем. Но и у Веры Ивановны тоже не было мужа. А сын у сестер был как бы один на двоих, и они в нем души не чаяли. По поведению Олега тоже нельзя было понять, кто ему был дороже. И судьба, немилостивая по отношению к сестрам, одинаково жестоко обошлась с ними: Олег не вернулся с войны. Как пережили сестры эту трагическую потерю, не знаю. Когда я пришел с войны, Веры Ивановны уже не было в живых. А Раиса Ивановна еще работала в школе в нашем же районе, но уже в двести семьдесят девятой, на Церковной Горке. Я поторопился увидеть мою старую учительницу. В один из дней отпуска я пришел в школу. Был конец первой смены. В учительской мне сказали, что Раиса Ивановна ведет с учениками дополнительные занятия. Она, как и прежде, учила детей грамотно писать. В коридоре я услышал ее диктующий голос. А когда заглянул в открытую дверь, то своей учительницы не узнал. Да и она меня узнала не сразу, а узнав, расплакалась и от неожиданной встречи со своим учеником, и от незабытого горя своего, о котором сквозь слезы она поведала мне. Она трогала меня за сержантские погоны, гладила по голове и все плакала. А неблагодарная школьная стая озорников из-за двери корчила ей рожи. Увидев меня – солдата с войны – эти вихрастые бестии вмиг присмирели. А узнав от учительницы, кто я есть, еще больше виновато смутились. Мне показалось тогда, что в сиротстве своем Раиса Ивановна осталась беззащитной не только от эгоизма неблагодарных учеников, но и от безразличия и равнодушия своих молодых коллег. Они тоже были удивлены и смущены моим появлением в школе и, наверное, так и не могли понять, что привело меня к этой старой учительнице. К ним их воспитанники еще не возвращались.
В те же дни я встретил свою одноклассницу Тамару Сахарову, тоже вернувшуюся с войны, и рассказал о встрече с Раисой Ивановной. После этого Тамара не оставила ее своими заботами до конца ее жизни. Она вовремя успела своей дочерней лаской и уходом успокоить ее сиротскую и обиженную старость.
* * *
В той же двести семьдесят девятой школе после войны работала наша учительница химии – Елена Захаровна Боржакова. Я встретил ее однажды первым послевоенным летом на улице. Узнав меня, Елена Захаровна обняла меня, как родного сына, говорила мне сквозь слезы какие-то слова, и я их в смущении не понимал, и гладила, гладила рукой мои солдатские награды. Я совсем не ожидал такой признательности, так как все еще помнил свою химичку строгой и скупой на оценки учительницей. Да и наград-то у меня было не очень много. Мне как-то даже неудобно стало не по заслугам принимать такое внимание. Только после встречи со своими одноклассниками я узнал, что на долю этой женщины выпало страшное испытание фашистской оккупацией на Украине, то ли в Полтавской, то ли в Харьковской области, где она оказалась по роковой случайности. Меня удивила эта история. Дело в том, что вместе с Еленой Захаровной мне и нескольким одноклассникам пришлось начинать свою военную историю на трудовом фронте осенью 1941 года. В сентябре – октябре наш класс вместе с ребятами из других школ был направлен в Высокинический район Московской области на уборку картофеля. Елена Захаровна от школы была направлена с нами как классная руководительница. В Москву с трудового фронта мы вернулись накануне тревожного дня 16 октября, и больше до конца войны я свою учительницу не встречал. Для меня было удивительно и непонятно, как она после этого оказалась на оккупированной территории Украины, ведь немцы-то уже были там значительно раньше. Не могла же она попасть туда через фронт. Но как бы там ни было, а Елене Захаровне пришлось у себя на родине до освобождения Харьковщины и Полтавщины Красной Армией в 1943 году испытать жестокую участь немецкого рабства, жестокого человеческого унижения. Может быть, поэтому она так нежно гладила мои солдатские медали. А мне все равно было неловко. Не я же был ее освободителем. Больше мне видеться с Еленой Захаровной не пришлось. Но я до сих пор помню, что на экзамене по химии в июне 1941 года я отвечал на вопрос о схеме промышленной технологии производства серной кислоты. Елена Захаровна тогда поставила мне «отлично».
Конец ознакомительного фрагмента.
