себя шорох.
Обернуться охотник не успел – что-то тяжёлое обрушилось на его затылок, и он потерял сознание.
*****
Очнувшись, Вулворт первым делом осмотрелся, чтобы понять, где он находится. Как ни странно, не было темно. Он сумел разглядеть большое помещение, вдоль стен которого тускло горели факелы. Под потолком исполинского зала – там, куда не доставал неверный свет факелов, клубилась угольная тьма. Стены были испещрены загадочными письменами и барельефами, изображающими тех же демонических созданий, статуи которых охотник видел снаружи. Только на этих барельефах чудовища уже не сражались, а совокуплялись друг с другом в самых бесстыдных позах. По всем признакам Вулворт находился внутри того самого языческого храма.
Он попробовал пошевелиться, но понял, что не может. Руки и ноги его были натуго скручены лианами, а сам он – привязан к чему-то холодному. Подняв голову, Вулворт увидел над собой тяжёлые каменные груди и кровожадную клыкастую морду. Его привязали к этой жуткой статуе, будто Христа на распятии. Интересно, зачем? А главное – кто?
Храм вокруг вдруг ожил. Из тёмных щелей, из тьмы под потолком, по-обезьяньи цепляясь за выступы в каменных стенах, поползли вниз десятки мелких существ с волчьими головами. «Дети! Да это же те самые похищенные дети!» – сообразил Вулворт.
Зверёныши окружили привязанного мужчину полукругом и молча стояли на четвереньках, разглядывая его из-под своих волчьих капюшонов дикими и голодными глазами. Кожа охотника покрылась мурашками.
– Детки! Отвяжите меня, я выведу вас… Ах, чёрт, – каждое сказанное слово отзывалось в голове гулкой болью. – Выведу… к людям.
Слова охотника не произвели никакой реакции среди одичавших детей. Скорее всего, они даже не понимали человеческой речи. Вулворт застонал. Ему вторил стон из дальнего угла зала. Дети вдруг оживились, загомонили. От основной стаи отделилась небольшая группа, кинувшаяся в тот угол, откуда раздался стон. Через минуту они приволокли в центр зала, к подножию свирепого истукана связанного по рукам и ногам Ноксвилла.
– Теннеси, это вы? – слабо произнёс инженер. – Вас тоже схватили?
– Генри, потерпите. Армия уже идёт сюда. Я отправил письмо лейтенанту. Нас спасут, потерпите.
– Не спасут. Шерхан придёт раньше…
Услышав знакомое слово, дети оживились. Один за другим они принялись поднимать головы к чёрному потолку и зловеще выть. Их вой отражался от стен и проникал в каждую клетку Вулворта, наполняя всё его существо бесконтрольным страхом. Охотник зажмурился и принялся молиться так, как умел.
«Этого не может быть. Не может быть. Сейчас явится лейтенант и спасёт нас. Не может быть. Сейчас».
Мысли Вулворта прервал истошный вопль Ноксвилла, заглушивший даже детский вой. Открыв глаза, американец увидел ужасающую картину. Пятеро мелких дикарей вцепились ногтями и зубами в трепыхающегося инженера и принялись рвать его на куски. Добродушный толстяк уже не кричал, а только хрипел, захлёбываясь собственной кровью. Охотник скрипнул зубами и, превозмогая головную боль, поднатужился, силясь разорвать опутавшие его лианы. Всё тщетно – гнусная растительность не поддавалась.
Нокс уже затих, когда остальные дети прекратили выть и присоединились к богомерзкой трапезе. Вулворт вновь зажмурил глаза и старался не слышать их чавканья и треска ломаемых костей. Внезапно звуки людоедского пира прекратились. Охотник открыл глаза и остолбенел.
Из темноты зала в его сторону двигался высокий силуэт с тигриной головой. Дети-волки почтительно расползались в стороны при его приближении. Шерхан! Двуногий тигр волочил за собой по полу нечто длинное, вроде дубины.
Когда Шерхан подошёл достаточно близко, чтобы факелы могли осветить его, Вулворт вздрогнул. Перед ним стоял мускулистый смуглый юноша лет двадцати, одетый в тигриную шкуру. Из-под жёлтых клыков оскалившейся тигриной головы, заменявшей парню головной убор, на охотника внимательно смотрели умные чёрные глаза. Правой рукой юноша держал за ствол «Ремингтон» Вулворта. Охотник истерично засмеялся.
– Так вот ты какой, царь тигров! Здорово повеселятся дети, когда тебя в Лондонский зоопарк отправят. Чего пялишься? Всё равно нихрена не понимаешь меня. А здесь совсем скоро будут пятьдесят отборных солдат Британской армии!
Шерхан недобро улыбнулся, обнажив неожиданно ровные зубы. Левой рукой он что-то достал из складок тигриной шкуры и бросил к ногам охотника. Приглядевшись, Вулворт задрожал. На каменном полу валялся окровавленный клочок бумаги, продетый в золотой перстень.
«Подмога не придёт. Это конец», – успело промелькнуть в сознании Теннеси Вулворта, а в следующее мгновение Шерхан размахнулся импровизированной дубиной и со звериной яростью обрушил на голову охотника могучий удар дубовым прикладом, расколовший пополам череп белого человека.
«Зима-Конечная»
– Ты бы выпил, малой? Новогодняя ночь всё-таки, сегодня можно. Давай не робей.
Антон отрицательно мотнул головой. Непрерывная болтовня Свешникова его раздражала. Вот вроде взрослый здоровый мужик, а тем для разговоров всего две: женщины да фронтовые «подвиги». При этом вторая тема в устах бравого ефрейтора неизменно переплеталась с первой. Слушать подвыпившего товарища было сущим наказанием, но особого выбора у Антона не было: кроме них двоих в сторожке путевого обходчика никого не было, а до ближайших соседей по караулу нужно было топать минут десять вдоль железной дороги. И это в бушующую за окном вьюгу. Да и смысл? Соседи были такими же недалёкими скалозубами, как и Свешников. За пару дней службы в подразделении Антон ещё не успел освоиться как со своим новым социальным положением, так и с бытовавшими в среде его новых соратников порядками.
– Да ты попробуй. Коньяк настоящий, французский. Это тебе не нашу сивуху деревенскую хлестать. Забористый, падла. У чеха одного выменял, – тон Свешникова вдруг сменился на ласково-просительный. – Антош, ну одну чарочку, за наступающий двадцатый.
Ага, выменял он, как же. Каким замысловатым путём дорого выглядящая бутылка попала в руки хитромордого ефрейтора на самом деле, Антон предпочёл не задумываться. Время было лихое, под стать его невольному соседу. Как бы то ни было, пробовать янтарную жидкость из предложенного Свешниковым стакана Антон не собирался. Слишком хорошо он помнил с детства, во что превращались люди, павшие жертвами зелёного змия. Его родной дядя, вернувшись с лесозаготовочной подработки, сгорел от алкоголя за несколько месяцев. После того случая Антон дал себе зарок не пить. Никогда. И стойко держался своего слова, хотя несколько дней назад очень хотелось… Парень поморщился.
– Спасибо, Кирилл Ефремович, но я не пью, я ведь вам говорил уже, и не раз. Давайте уж вы сами, за наступающий двадцатый год. Пусть он будет лучше уходящего.
Очередной отказ ефрейтора будто и не обидел. Он махом осушил стакан, шумно крякнул, налил себе ещё и потрепал молодого человека по плечу.
– Эх ты, тилихенция! Ну хорош мне выкать-то. Какой я тебе Кирилл Ефремович? Просто Кирюха, в крайнем случае – Ефремыч. Уж так у нас заведено, по-простецкому, не то, что раньше. Хочешь обвыкнуться – усваивай. А про год, это ты, Антох, правильно сказал. Хороший год будет, чувствую. Победный. Наши
