- Нет. Ее Таня зовут, мы работаем вместе.
Кэп больше не мог говорить. Ему было плохо. Он судорожно искал повод уйти. Помощь пришла неожиданно: пожилая женщина, толкавшая перед собой инвалидную коляску с парализованным – наверно, с ДЦП – подростком, кричала, спеша перейти через улицу:
- Артём Николаевич! Доктор!! Как хорошо, что я вас перехватила!!! У нас снова - боли. А талона - не взять. Примите нас, пожалуйста, сегодня!
Тёма кивнул ей. Кэп малодушно сделал шаг назад:
- Ладно, у тебя дела!? Пока!
- Пока! – как-то потерянно обернулся на него Артём. Нет, не Артём – Рыжий. Рыжик. Родной, желанный, но – чужой теперь, другого целующий Рыжик.
Кэп развернулся и, насколько мог, быстро пошел к трамвайным путям. «Не ломаться! Держать спину прямо! Быть сильным! Быть злым!» И потом, уже повернув к остановке, поникнув плечами: «Не плакать! Не плакать, скотина!»
* * *
После работы весь вечер он мотался по делам. Ездил в банк – вносить транш по кредиту, искал подарки для матери и для племяшек, отстоял очередь в сберкассе – оплатил коммуналку. Устал. Автобус притормозил у его остановки и с шипением распахнул дверь. Он всё еще боялся ступеней, особенно - в транспорте. Боялся потерять равновесие, споткнуться, упасть. Он намертво вцепился в поручень. Выбросил вперед правую ногу и трость, осторожно нащупал асфальт и, только встав прочно на землю двумя ногами, облегченно вздохнул.
Он шел и перебирал в голове цифры: сколько осталось вложить денег для матери, сколько – в кредит. Какие набегут проценты… Потом стал считать, сколько денег потратил сегодня? Какая сумма получится в этом месяце за электричество? Он готов был складывать, умножать, вычитать и делить что угодно, лишь бы не прокручивать в тысячный раз в голове утреннюю встречу. …Зажравшийся, сука, страпёр: решил «купить» любовника за тачку!... И тачку-то выбрал – дерьмовую. Сам, небось, на лэнд ровере ездит!... Кэп завернул к себе во двор и – встал, словно наткнулся на невидимую стену. Ему стало трудно дышать. Он оперся всем весом на трость, стараясь подчинить себе дрожащие колени. Наверное, со стороны он сейчас смотрелся как старик. И только на лице расплывалась широкая, счастливая и глупая улыбка.
Между сугробами у его подъезда стояла «дерьмовая» Шеви-Нива.
* «Третье» - Третье Транспортное Кольцо в Москве.
* «С любых высот - в любое пекло!" – один из лозунгов десанта.
* Шеви-Нива - Chevrolet Niva, отечественный кроссовер.
* * *
Как теплый дождь растапливает побивший цветы град, как утреннее солнце иссушает мириады холодных росинок, как добрый жар потрескивающей печки согревает сведенные холодом члены усталого путника, так силуэт зябко поднявшей плечи худощавой фигуры согрел сердце Кэпа.
Господи, как он мог сомневаться в своем Рыжем!? Рыжий не мог не придти!
- Привет! Ты чего здесь? – он легко взял ту ноту, на которой обычно общался с Артёмом.
Тёма вскочил с лавки.
- Привет! Я хотел…
Вытянувшись в струнку, он стоял перед своим Алёшей. Перед Тем Самым. Единственным. Когда-то Алексей любил его. Потом - ударил и выгнал из дома. А теперь – женатый, на «ногах», успешный, состоявшийся, стоит и смотрит на него со снисходительной улыбкой, и вряд ли стОит навязывать ему своё «голубое» внимание…
В Тёмином голосе сквозили извинения:
- Я… принес мазь для культей. Тебе надо обрабатывать мозоли. По походке видно, что слева – набиваешь. Там – инструкция, как применять, - он протянул тюбик, не поднимая глаз.
- Поможешь в первый раз? – спросил Кэп, улыбаясь.
В его голосе было столько любви, что Артём решился - недоверчиво и пугливо - заглянуть ему в лицо.
- Зайди на пару минут?! Я тебя с женой познакомлю.
Тёма катастрофически терял боевой настрой отдать мазь и уйти. Он таял, плавился под Лёшкиным взглядом, от обертонов его голоса, от близости, которая влекла его, как мощный магнит притягивает крошечную булавочную головку. Побежденный этим притяжением, он сделал полшага вперед, к своему Алёшке. Качнулся назад – с усилием и истерично. Лёха открыл домофонный замок и выжидающе обернулся. Артём потупил взгляд и, проклиная свою слабость, пошел следом.
Лифт стиснул их почти плечом к плечу.
- Давно ждешь?
- Нет.
- Видно же: замерз! – Лёхин голос шершавился бархатом, ширинка беспощадно жала.
Чтоб скрыть эрекцию, он наклонился стряхивать невидимые пылинки с колена. Перед квартирой решимость покинула Рыжего.
- Я не пойду!
- Да ладно тебе! – усмехнулся Лёха. – Она – хорошая. Ты с ней подружишься. Идём!
Он отворил дверь и подпихнул Рыжего впереди себя. Тот шагнул, как на плаху.
В квартире было тихо и темно. Лёха щелкнул выключателем:
- Еще с работы не вернулась… Проходи!
Артём бросил удивленный взгляд на горку для обуви, где ждали хозяина одинокие Кэповы тапочки. На вешалке висели только шарф и парадка. Кэп посмотрел на гостя пристально и чуть ехидно.
- Покажешь мне, как мазать, ладно?
Расчет был верный: хирург Артём сразу направился в ванную. А уж по ванной любой хоть сколько-нибудь внятный человек однозначно поймет: живет в этой квартире женщина или нет.
Одна зубная щетка. Мужской шампунь. Бритва. Одно полотенце...
Артём вышел из ванной с сосредоточенно сведёнными бровями:
- Где жена-то?
- Нет ее. Я пошутил, - Лёха впился глазами в Тёмино лицо. Как он хотел увидеть его радость!
- Я понял, - сказал Артём бесцветно. – Ну, давай, показывай ноги, - и первым шагнул в комнату.
Лёха задохнулся:
- Ты не рад?
- Чему?
- Тому, что я - свободен?
- Если б я знал, что «свободен», я бы сюда не пришел.
- Вот, значит, как? Ладно. Мне мазь не нужна. Уходи!
Артём вскинул на него презрительный взгляд:
- А ты меня потрахаться позвал? Надолго? Во сколько Полина придет? Или, может быть, Таня? Или теперь ты с ногами, так они тебя вместе пользуют, одновременно? А когда они придут – мне подождать на улице? Или – свяжешь меня, чтоб я – смотрел? Теперь ты – бравый. И можешь больше, чем раньше. Можешь даже мне по лицу дать ногой, как в том порно-ролике, помнишь!?
Порнухи они вместе смотрели достаточно, но никакого ролика с избиением ногами Кэп не помнил. А вот любимое Танькино словечко «бравый» и злые обвинения выстегнули его по полной.
- Ах, мои ноги тебе помешали? – зло прошипел он. – А – х## с ними, забирай! – он попытался задрать до колена штанину, но брюки были слишком узки. Тогда он рванул пояс – так, что отскочила и, подпрыгивая, покатилась по полу пуговица. Скинул брюки, и яростными движениями стал отдирать от бедра крепящие протез ремни и липучки.
- На! Бери! Мне ничего не надо! Ни ваших протезов, ни мазей, ни вашей жалости и подлости! Конечно, что я тебе могу предложить?! Я - нищий. У меня - долги и кредиты. А «папик» - по курортам возит, машинку купил. В свитерочек новый нарядил. В дорогой, наверно, да?!
Он, наконец, сладил с крепежами, снял протез и швырнул его в Тёму. Протез полетел криво, в сторону дверей.
- Не надо! – Артём метнулся, подставляя многострадальные, драгоценные руки хирурга под летящую железяку. Успел перехватить ее в сантиметре от косяка, аккуратно опустил на пол, бросился к Алексею, хватая его руки, ожесточенно рвущие крепёж второго протеза.
- Лёша, Лёша, не надо! Всё, я – вернулся. Я – твой! Не надо, не рви!
Кэп сломался. Обреченно уронил руки. Тёма сам осторожно выпутал протез из застежек, отложил в сторону. Подвез к Алексею его кресло.
- Всё хорошо. Не сердись! Я – вернулся, - и опустился на пол у его коленей.
Но у Кэпа в груди словно выключили какой-то тумблер. Он обессилел, погас.
- Весь мир считал меня калекой. Все! До одного! И даже – мама. И нашелся единственный, кто не считал меня уродом. Но я полгода доказывал ему, что я – урод, и ноги здесь ни причем. И - доказал! – он посмотрел на Артёма обреченно: - Не надо, Рыжик! Из жалости – не надо! Я вашей жалостью вот как сыт! – он провел ребром ладони по горлу. – Жалость всего мира – вот что может сломать. Если ты - не любишь, если всё прошло – уйди! Я – злой и сильный. Я справлюсь! Только не жалей! Не добивай меня. Только – не ты! Я прошу…
Артём неуверенно замер. Потом, как во сне, медленно поднялся и пошел в коридор. Долго обувал ботинки, застегивал пуговицы пальто...
Голос Лёхи прозвучал ему вслед безнадежно и горько:
- …Артём!…
Кэп спустился с кровати, подполз к спасенным Тёмой протезам и взялся цеплять их обратно. Дело это было не быстрым. Но он хотел, ему нужно было дойти до Рыжего ногами, самому, как «настоящему человеку»! Или не нужно было больше ничего… Ему нужна была одна минута. Всего одна. Но это – несравнимо дольше, чем требуется обычному, ходячему человеку, чтобы выйти из квартиры и захлопнуть за собой дверь.
Артём давно оделся, но из прихожей не доносилось ни звука. И Кэп понял: его – ждут. У него есть эта минута. Он приладил протезы, встал и пошел в коридор. Рыжий замер в шаге от двери, низко опустив голову. Лёха подошел близко, вплотную, так, что было слышно Тёмкино дыхание:
