«Кто?!?!?!?! Я его знаю?»
«Это - ОН!!!!!!!!!!!!!!» - ответил Тёма.
«Я с вас фигею!» - написал Мадьяр. – «Передай своему громиле, что если он тебя обидит – сядет!»
- Я с ним встречался первого января, - улыбнулся Лёха.
- Знаю, - кивнул Артём. - Он рассказал совсем недавно. И я ему скандал устроил за то, что он так долго это скрывал.
- Ему повезло, что я тогда не знал про вас.
- Не ревнуй к нему, ладно? Мы просто друзья!
- Я буду расспрашивать с пристрастием после каждой вашей встречи! – пригрозил Лёха. – И отвечать ты будешь – правду!
Они снова лежали в постели, и Кэп говорил:
- И – что: мне прям тебя никак не наказать? И как я буду с тобою справляться? И как ты сам без этого жить собираешься? Тебе же надо, чтоб тебя «строили»!
- Нет! – негромко протестовал Тёма.
- А то я не понял! – иронично хмыкнул Кэп. – Лааадно, будем субботние порки устраивать. Мягким полотенцем.
- Почему - полотенцем? – улыбнулся ему в плечо Тёма.
- А чем еще тебя лупить-то, рохлю такую? – тепло усмехнулся Кэп. – Не этим же! – он собрал в кулак свою огромную руку.
Тёма бережно оплел его кулак ладонями:
- Да, этим – не надо!
Уже в шестом часу утра, когда лифт повез вниз какую-то раннюю пташку, они трахнулись в последний раз за эту ночь. Для Лёхи это был пятый заход, для Тёмы – четвертый. От бессонной ночи было ощущение нереальности, и у обоих гудела голова.
- Ты можешь завтра на работу не пойти? – спросил Лёха.
- Может быть, уже – «сегодня»? – уточнил Артём.
- Ну да. Ага!
- Нет, не могу. У меня - пациенты. Но мне – к двенадцати, не рано.
- А я постараюсь отпроситься. Видишь, я оказался обалденно ценный кадр. Меня начальство премиями удержать пыталось.
Обоих вырубало спать. Лёха поставил будильник на половину десятого, чтоб успеть позвонить на работу.
- Тём, ты от меня не уйдешь? – с придыханием спросил он, вглядываясь в Тёмкины черты, прежде чем выключить свет.
- Я очень люблю тебя! – ответил Тёмка уже в темноте.
Лёха подвинулся к нему, обвил рукой, задержал дыхание… Он думал, что этой интимной секунды больше никогда не случится в его жизни.
- Рыжик?...
Тёма понял, придвинул свои ноги к культям. Лёха медленно, не в первый миг, расслабился и доверчиво поерзал по его ногам своими коленями. Коленями, которые кажутся уродством всем людям в мире, кроме одного - того, кого он любит, и с кем спит в одной постели! Уже совсем засыпая, Лёха подумал, что букет надо было заказывать не на девять, а на одиннадцать, но что-то менять было поздно – сон навалился на него тяжелой беззвучной подушкой.
В девять утра его разбудил телефон. Из магазина цветов уточняли: подтверждает ли он свой заказ? Лёха, раз уж поднялся, набрал номер директора: обрадовал, что передумал увольняться, и попросил отгул на сегодня. Директор радостно поцокал языком и уступил бы, видимо, даже три дня отгулов без сожалений. Через четверть часа курьер привёз букет. Рыжий всё это время дрых без задних ног. Только когда Лёха на своем кресле вкатился в комнату с розами, он сонно спросил:
- Алёш, уже вставать?
- Смотри: это - тебе! – Лёха ставил в банку цветы. – Не, не встаем пока, спим!
Артём откинулся на спину и блаженно улыбнулся:
- Лёшк, ты с ума сошел! Розы… зимой….
Лёха нырнул к нему под одеяло.
- Мой Рыжий любит розы!
Тёмка прильнул к широкому плечу.
- И – что с того? Не фиг его баловать!
- Тебя не спросили, ты понял? – улыбнулся Лёха в его макушку. - Спи, давай! Еще два часа до будильника.
Они снова провалились в сон. И зазвонивший в одиннадцать будильник застал их врасплох.
Лёшка взъерошил сонному Рыжику волосы:
- Ну что, соня: чай, кофе?...
- Потанцуем! – проговорил тот, накрывая ладонью Лёхин, конкретно поднявшийся, член.
Не то, чтоб они очень долго трахались. Не то, чтоб слишком увлеченно целовались… Но Тёма не успел ни поесть, ни побриться.
- Хоть чаю попей! – Лёха стоял в прихожей с чашкой чая.
Артём выправлял из-под джемпера ворот рубашки:
- Черт, надо было погладить! – взял из Лёхиных рук чашку, отхлебнул, обжегся: - Лёш, горячий!
- Я – горячий? – игриво подмигнул Лёха.
- Ну тебя! – обиделся Артём. – Просил же «докипА» не греть!
- Минуту подожди - остынет!
- Некогда! У меня и так опять с заведующей «тёрки».
Лёха после бесконечных недель отчаяния и одиночества наслаждался этой «семейной разборкой». И тем сильнее у него ёкнуло в груди, когда Артём, уже совсем в дверях, напомнил про обещанное на вечер признание:
- Я задержусь после работы… У меня сегодня одно важное дело решится. Приеду - расскажу.
У Лёхи заныло в груди:
- Тём, я буду ждать тебя. Очень! Ты ведь – придешь? Что бы ни случилось?
Тёма кивнул.
- И со своим кольцом? И с Донькой?
- Да! – теперь Артёму, чтоб поцеловаться стоя, приходилось чуть закидывать голову.
- Давай, удачи! - Лёха закрыл за ним дверь, пошел к кухонному окну и проводил глазами по двору его ладную фигуру. Потом сосредоточенно и нервно покусал большой палец, с силой выдохнул, словно на что-то решившись, взял телефон и начал тыкать в кнопки.
* * *
Артём открыл дверь своим ключом и замер в коридоре. У горки стояла чья-то обувь. В квартире слышались мужские голоса. Входить или уйти? Но в комнате его услышали. Дверь открылась, вышел Лёха:
- Тём, привет! У нас гости. А Донька – с тобой?
- Нет. Ее моя мама боится, и я ее оставил у Мадьяра. Я ему звонил, чтоб забрать, но он сегодня где-то очень занят.
Артём задвинул свои вещи за Кэпову коляску, разделся, сунул ноги в тапочки и – смущенно застыл у порога.
Диван – едва ли не впервые на Тёмкиной памяти – был собран. За выдвинутым на середину комнаты столом сидело двое плечистых парней, а на парадной кружавчатой скатерти, о существовании которой в Кэповом хозяйстве Тёма даже не подозревал, теснились бутылки, тарелки, полные салатники и две банки с цветами. Артём перебрал в памяти даты: День десантника – нет, Лёшкин день рождения – нет, до Двадцать третьего февраля - еще полмесяца…
- Алёш, у вас праздник?
- И у «вас»! – улыбнулся Лёха. Сделал шаг ему навстречу, опершись рукой на край стола, вдруг опустился на колени и торжественно проговорил:
- Тёма, я люблю тебя! И прошу руки и сердца. Или - предлагаю?... Как верно? – он обернулся на друзей.
Артём помертвел.
- Лёша, встань! Ты что?... О чем ты?... Ребят, не слушайте. Он пьян. Он бредит. Это – шутка! – он потянул Лёху за плечи, пытаясь поднять. – Скажи им, что – шутка! Это – неправда! – в его глазах бился дикий, отчаянный страх.
- Хватит, Воробей, вас пропалили! – Мадьяр, который до этой минуты «был занят» не «где-то», а на Лёхиной кухне, появился в дверях. – Давай нормально отвечай: да или нет? А то тебе – руку и сердце, а ты – в истерику. Как-то уж совсем по-бабски…
Артём растерянно обернулся на него:
- Иван? Ты откуда?
- Меня на свадьбу пригласили. На твою. Все ждут твоего слова!
У Тёмы дрогнули губы. И он лишь теперь заметил, что стоящий на коленях Лёшка держит в ладони синюю коробочку с кольцом.
- Тёмка, ну - что? – спрашивал он, глядя на Артёма снизу вверх. И его голубые глаза светились любовью и радостью.
Тёма удержал его взгляд, накрыл ладонью синий бархатный футляр и выдохнул:
- Да!
Мадьяр первым захлопал в ладоши.
Лёшка поднялся с коленей сам, без посторонней помощи. Протянул Тёме кольцо и выставил безымянный палец:
- Кольцуй!
На внутренней стороне кольца было выбито: «Артём».
- Подожди! Тогда и ты - меня.
Артём скрутил с пальца своё «обручальное» и положил на Кэпову ладонь. Лёха кивнул, покосился на Мадьяра, державшего наизготовку фотоаппарат:
- Папарацци готовы? – потом взял кольцо с гравировкой «Алёша» и под щёлканье фотообъектива вернул на прежнее место. Тёмка, несмело улыбаясь, взял второе и бережно продел в него Лёхин палец.
- Хирург, понятно?! – негромко прокомментировал Мадьяр его осторожное и точное движение.
Повисла пауза. По законам жанра надо было кричать «Горько!», но обоим «молодым» сейчас так очевидно не хватало храбрости, что гости промолчали.
- Я пойду, переоденусь! – подхватился вдруг Тёма. – Вы все при параде, а я…
Он выскользнул из комнаты, зашаркал в коридоре чемоданом. Кэп посмотрел на гостей исподлобья:
- Тёмка у нас – «девочка». Все выяснения, претензии, вопросы, всё – ко мне. Кто его обидит или будет задираться, огребёт такииих люлей,… – он сжал кулак и чуть крутанул его вокруг своей оси, красноречиво хрустнув суставами. - Всех, кому про нас расскажете - предупредите!
Ильяс с Серегой кивнули – почти без эмоций, Мадьяр картинно поежился. Чтоб смягчить впечатление от грубоватых слов, Кэп обратился к нему совсем другим, дружеским тоном: