— Француз, — заметила она. — Я всегда любила французов. Итак, что вы здесь делаете, шевалье?
— Развлекаюсь, сеньора, больше ничего.
Казалось, что ей стоит усилий приподнять брови.
— Вы находите развлечения в Мадриде? — осведомилась донья Беатриса. Подойдя к креслу, она уселась и принялась медленно обмахиваться веером. — Я нахожу его невыносимо утомительным.
— Напротив, сеньора, тут множество развлечений, — возразил Бовалле.
— Вы молоды, — устало промолвила она. — К тому же француз. Такая энергия! Такая восторженность!
— В Мадриде много поводов для восторгов, мадам, — вежливо ответил сэр Николас.
— Ах, когда вы достигнете моих лет, сеньор, вы поймете, что ничто в мире не стоит восторгов.
— Мадам, я надеюсь сохранить свои иллюзии.
— Гораздо лучше их не иметь, — лениво протянула сеньора.
Дон Родригес, который беспокойно вертелся вокруг супруги, улыбнулся извиняющейся улыбкой. Он постоянно пытался таким образом загладить впечатление от ее странностей.
— Давайте говорить на вашем родном языке, шевалье. Правда, я прескверно говорю на нем, но это галантный язык. — Она прекрасно говорила по-французски.
— Любовь моя, шевалье рассчитывал увидеть вашего бедного брата. Мы как раз говорили о его печальной смерти.
Она ответила, даже не потрудившись взглянуть на него:
— Почему же печальной, сеньор? Следует надеяться, что он обрел покой. Итак, вы, шевалье, были знакомы с моим братом?
— Нет, мадам, но когда-то я знал его друга и поэтому надеялся представиться ему.
— Вы бы нашли, что он вовсе не занимателен, — сказала донья Беатриса. — Гораздо лучше познакомиться со мной.
Сэр Николас поклонился.
— Я в этом уверен, мадам, — ответил он и подумал, что не погрешил против истины.
— Вы должны прийти ко мне на бал в пятницу вечером, — заявила она. — Это будет ужасно утомительно и скучно. Вы скрасите мне этот вечер. Я полагаю, вам нужно познакомиться с моим сыном.
Она вздохнула и обратилась к дону Родригесу:
— Сеньор, дон Диего где-то здесь. Пожалуйста, пошлите за ним.
— Мадам, я уже имел это удовольствие. Я встретился с вашим сыном вчера на Ментидеро.
— А, в таком случае вы вряд ли захотите снова увидеть его, — сказала она с полным пониманием. — Сеньор, не нужно за ним посылать.
Сэр Николас закусил губу.
— Напротив, я буду в восторге, мадам.
Ее веки на минуту приподнялись. Он подумал, что никогда еще не встречал такого удивительно холодного, циничного и вместе с тем приветливого взгляда.
— Сеньор, пошлите за доном Диего, — вздохнула она.
Через одну-две минуты вошел дон Диего, принеся с собой аромат мускуса. Он весьма церемонно приветствовал сэра Николаса, и пока они беседовали, мать дона Диего, возлежавшая в кресле, созерцала их со своей всеведущей улыбкой.
— Вы увидите шевалье на вашем балу, сын мой, — сказала она. — Мой дорогой шевалье, я такая рассеянная! Я не сказала вам, что бал устраивается в честь дня рождения сына. Не помню, которая это годовщина, но, несомненно, он вам сам скажет.
— Сеньора, шевалье это неинтересно, — с раздражением промолвил дон Диего.
— Надеюсь, я буду иметь счастье познакомиться с вашей племянницей, мадам, — обратился Бовалле к донье Беатрисе. — Впрочем, возможно, она еще не появляется в свете?
У дона Диего был недовольный вид. Донья Беатриса продолжала обмахиваться веером.
— Она там будет, — спокойно ответила она.
Бовалле заметил, что отец и сын внимательно взглянули на нее, но она и бровью не повела. Он поднялся, поцеловал ей руку и откланялся.
Когда за ним закрылась дверь, дон Диего раздраженно пожал плечами и бросился к окну.
— Зачем вам нужно было приглашать его на пятницу? — спросил он. — Вы так им очарованы? Он разгуливает с таким видом, как будто купил весь Мадрид.
— Я подумала, что, возможно, он развлечет меня, — ответила ему мать. — Очень представительный мужчина! Весьма забавно, сын мой, видеть вас в таком невыгодном положении.
Дон Родригес запротестовал:
— Любовь моя, как вы можете так говорить? Диего достойный кабальеро — самый достойный в Мадриде, могу поклясться. Его осанка, его манеры…
— Очень изысканны, сеньор. Я никогда не видела его другим и, боюсь, никогда не увижу.
— Совершенно не представляю, сеньора, что вы имеете в виду, — вставил Диего с полуулыбкой.
Сеньора поднялась с кресла.
— Разумеется, нет. Вам бы следовало жить на картине, Диего, — на картине с плавными линиями и грациозными позами. Сомневаюсь, чтобы шевалье оставался неподвижным даже на картине. — Она вышла, посмеиваясь про себя.
Отец и сын переглянулись.
— У вашей матери несколько… несколько странное чувство юмора, — промямлил дон Родригес.
— Сеньор, моей матери нравится, чтобы ее считали загадочной, — ядовито заметил дон Диего. — Она сказала, что Доминика будет на балу, но так ли это?
Он открыл маленькую бонбоньерку, которую носил с собой, и положил в рот конфету.
— Если она согласится, это будет впервые.
— Предоставьте это вашей матери. Она… Она необыкновенная женщина, Диего.
— Так же, как моя кузина — необыкновенная своевольная девчонка, — сказал дон Диего.
Он облизал пальцы и закрыл бонбоньерку.
— Она холодна как лед, — раздраженно продолжал он. — Гордячка, которую нужно укротить.
— Однако вспомните, что слишком мало времени прошло со смерти дона Мануэля, чтобы она думала о замужестве, — вступился за Доминику дон Родригес. — Наверно, вам бы лучше обращаться с ней помягче.
— А разве я не мягок? — Он усмехнулся. — А пока я ношусь с ней, она становится все холоднее, и все кабальеро в городе жаждут попытать счастья. Если так будет продолжаться, она уйдет с другим. Или ее дядя де Тобар включится в игру и попытается заполучить ее для своего великовозрастного дурака, этого Мигеля. Да-да, она намекнула, что, возможно, напишет ему. Мегера!
Дон Родригес слабо возразил:
— Не думаю, не думаю. Она пока что не собирается замуж, а ваша матушка не спускает с нее глаз. Возможно, вам не следует докучать ей.
— Я перестану с ней церемониться, если она будет все так же холодна, — пообещал дон Диего. Его глаза блеснули, и дон Родригес отвел взгляд.
— Предоставьте это вашей матери, — осторожно повторил он. — Рано отчаиваться.
Дурное расположение духа дона Диего вполне можно было понять. Его хорошенькая кузина, наследница огромного состояния, самим небом предназначенная ему в жены, вздумала им пренебрегать — конечно, это дело рук самого дьявола. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного. Сначала он не поверил, потом начал злиться.
