— Я еще не достиг всего, к чему стремился.
— А что осталось? — не выдержала она, затаив дыхание в ожидании ответа.
Он помолчал, словно решая, рассказать или нет.
— Я хочу занять место в обществе, — выговорил он, и Аннабел искренне пожалела об этом его желании. Факты быстро выстраивались в цепочку, обнаруживая невероятную правду. Леди Лидия — знатная дама. Женитьба на ней и его состояние обеспечат ему положение в обществе.
— Вы не можете терять сейчас газету, верно? — спросила Аннабел, имея в виду парламентское расследование — единственное, что может погубить «Уикли». — Не теперь, когда ваша цель так близка.
— Так близка, что я ощущаю ее вкус на губах, — хрипло бросил он.
Аннабел сухо улыбнулась, потому что в этот момент они были близки, как никогда, и далеки, как две планеты. Хотя она осталась наедине с Найтли и даже умудрилась привлечь его внимание, он только что честно объяснил, что у них не может быть совместного будущего… разве что она захочет, чтобы он отказался от мечты всей своей жизни и сжигавших его амбиций.
Ради нее. Маленькой, старой, всеми пренебрегаемой Аннабел.
Она едва не рассмеялась. Все лучше, чем плакать.
— Кстати, о высшем обществе, — медленно начал Найтли, явно что-то замышляя. — Вы нравитесь лорду Марсдену.
— Полагаю, что так, — осторожно ответила Аннабел, чтобы не выдать одну из своих ловушек. Кроме того, она знала, что в этот момент Марсден готовится атаковать газету. Не поймешь, то ли он спаситель, то ли враг…
— Он послал вам цветы, — медленно констатировал Найтли.
— Роскошный букет розовых роз, — добавила Аннабел, стараясь показать, что и ее хотят. Хотят в высшем обществе.
Возможно, она даже заставит Найтли ревновать.
А также даст знать, что она любит розовые розы, на случай, если он когда-нибудь решит послать ей цветы.
— У меня сложилось определенное впечатление, что его симпатия к вам и вашей колонке определила благоприятное мнение об «Уикли», — продолжал Найтли. Смысл его слов был совершенно ясен. Мучительно, болезненно ясен.
— Если вы станете поощрять его, Аннабел, это невероятно поможет газете. И вы сделаете мне огромное одолжение.
Теперь сердце Аннабел билось совсем медленно. Только вот дышать она почему-то не могла.
«Не требуйте этого от меня», — хотелось ей взмолиться. Но слова застревали в горле.
Все потому, что он любил газету. Она это знала. Он был так близок к цели, и потерять «Уикли» означало потерять все. Она понимала Дерека, но от этого становилось еще больнее.
Он не знал о ее чувствах, уговаривала она себя. Иначе не просил бы у нее этого злосчастного одолжения. А если бы просил… нет, об этом подумать невозможно! Не сейчас, в маленьком, темном, душном экипаже, под взглядом Найтли.
Он ждал ответа. Ждал, что она скажет «конечно», потому что именно это делала всегда. Решала проблемы других людей, не считаясь с собственными сердцем и душой.
— Аннабел, — сдавленно пробормотал он.
Похоже, ему больно. Вот и хорошо. Пусть он узнает, что такое боль.
— Понимаю, мистер Найтли.
И она понимала. Но это не означало, что ей нравилась его просьба. Или что она ее исполнит. Или что это не ощущалось холодным лезвием кинжала в ее теплом, бьющемся сердце.
Остаток пути оба молчали. Но Аннабел чувствовала каждый брошенный в ее сторону взгляд.
Старая Аннабел попыталась бы успокоить свою совесть, даже если его просьба прозвучала гнусно. Но черт с ней, со Старой Аннабел.
— Аннабел, — обронил Найтли, прервав молчание. И даже потянулся к ее руке. Она так долго этого ждала. Ее маленькая изящная ручка в его ладони, теплой, большой и сильной. Но теперь она чувствовала себя покинутой и одинокой, хотя по-прежнему мечтала о том, что он будет с любовью держать ее руку.
Если она сделает то, о чем просил Найтли… значит, он будет ей обязан. И она будет не просто Старой Дорогой Аннабел, а спасительницей «Лондон уикли». Как соблазнительно!
— Аннабел, — повторил он хрипло и осекся, словно не договорив.
Она смутно ощутила, как приоткрываются ее губы.
«Если он поцелует меня, я прощу все…»
Экипаж остановился перед ее домом.
Он не поцелует ее. И вообще это будет дурно. Он, должно быть, собирался окончательно добить ее, сказав что-то о леди Лидии или лорде Марсдене, или о том, как больше всего на свете любит «Лондон уикли». Она все это знала.
И знала также, что Бланш скорее всего смотрит в окно из-за штор гостиной.
— Я должна идти, — вздохнула она, вспоминая совет Таинственной из Челси «всегда оставлять Болвана недовольным и желающим большего».
Глава 22
Газетный магнат замечен в самом неподходящем месте
Дорогая Аннабел!
Я рад, что Раскаявшийся из Ричмонда спросил, как всего лучше извиниться перед женщиной. Многим мужчинам необходимо это знать. Цветы не помешают, тем более что некий автор любит розовые розы — на случай, если это читает Болван.
«Лондон уикли»
Склад
Долой мрачные раздумья! Найтли предпочитал мыслить логично и рационально, оценивая неприятную ситуацию. Какой толк в том, чтобы метаться по комнате, как лев по клетке, или пить виски, чтобы забыться.
Лучше отправиться на склад, к печатным станкам. Ничто не проясняет ум лучше тяжелой работы, при которой приходится попотеть, а также рева машин, такого громкого, что становится почти невозможно думать.
Почти.
Шум паровых печатных станков обычно имел свойство топить все заботы и беды. Все. Кроме Аннабел и его ужасной просьбы.
Вместе с другими рабочими Найтли поднимал и бросал бумажные кипы, которые потом подавались на печатный станок. На складе было жарко, как в аду. Работа была утомительной и скучной. Постепенно мышцы протестующе заныли. Именно этого он добивался. Боли. Мучений. Это успокаивало лучше, чем бренди или бокс.
Обычно.
Но сейчас, даже сквозь шум станков, его донимали неприятные мысли. Терзали и изводили угрызения совести.
Ему не следовало просить Аннабел поощрять Марсдена! Ни ради него, ни ради газеты. Это дурно. Скверно.
Он решил исправить ситуацию позже и выбросил всю эту историю из головы.
Или попытался.
Аннабел.
В грохоте машин слышалось ее имя.
Шипение парового двигателя звучало, как «мисс». Лязг чугуна по чугуну — «Ан-на-бел».
Шелест бумаги, проходящей через станок, превращался в фамилию «Свифт».
Найтли нагнулся, чтобы поднять следующую стопку и бросить стоявшему рядом рабочему.
И подумал об Аннабел.
