кием
До лифта мы играли в увлекательную игру: Амина делала шаг и начинала заваливаться, а я спасал ее милое личико от встречи с затоптанным отельным ковром. После чего она вскидывалась, мутным взором оглядывала коридор, повторяла «это не мой номер», снова делала шаг — и раунд повторялся.
— Что ж ты так напилась-то? — проворчал я, заводя ее в распахнувшуюся кабинку.
— Потому что меня никто… — шмыгнула она носом, как только дверь лифта закрылась за нами, — … никто не любит… Мама не любит, Катерина не любит, парня нет… Вообще никто в целом мире не любит…
Ну е-мое, зачем только вопрос задал?
— Все потому, что я некрасивая, — заявила эта пьяненькая красота и подозрительно громко всхлипнула.
— Красивая ты, — сказал я, с облегчением вытаскивая ее из лифта на нужном этаже.
— Нет, некрасивая, — она, как болванчик, мотнула головой. — Зубы выпрямила, нос сделала, попу накачала, а все равно никто не любит… Никому я не нужна…
Наконец под эти горестные сетования мы преодолели коридор и добрались до ее номера.
— Откроешь? — спросил я.
— А что, мы уже пришли? — Амина изумленно заморгала. — Это не мой номер…
Конечно, это ж еще не номер, а коридор. Но ничего, сейчас увидишь знакомую постельку да отоспишься. Однако перед этим нам предстоял сложнейший квест: найти в дамской сумочке ключ. Моя спутница распахнула висевший на запястье клатч, погрузила туда ладошку и начала медленно копаться внутри. Где-то после минуты безуспешных поисков я не выдержал — залез туда сам, достал ключ и распахнул дверь.
— А это мой номер, — сообщила Амина, запнувшись о порог. — Мой одинокий номер…
Несмотря на прекрасный вид из окна и богатый интерьер (Катерина не экономила на подругах), номер и правда казался довольно одиноким. Наверное, из-за пустой кровати, которая выглядела так, будто ее ни разу не расправляли. Вторая же кровать со смятой чьей-то попкой накидкой смотрелась весьма обжито. Дотопав до нее, красотка сразу же сменила плоскость с вертикальной на горизонтальную, что больше подходило ее состоянию. Я набросил на нее сверху одеяло, прикинув, что сама с этим она навряд ли справится. Благо, у меня имелся опыт укладывания пьяных девушек спать.
— Спокойной ночи, — сказал я, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Не уходи! — девичья ладошка мгновенно схватила меня за руку. — Тут так страшно и одиноко. И никто, — нос снова шмыгнул, — никто меня не любит… Мама не любит, Катерина не любит…
Да блин — ты что по второму кругу? И все это опять под пьяные несчастные всхлипывания.
— Да все тебя любят, — возразил я, со вздохом присаживаясь рядом.
— Не любит, — еще громче шмыгнула Амина, — обращается со мной как с прислугой какой-то. А я ведь, в отличие от девочек, не против была, чтобы он приехал, а теперь и я не хочу, чтобы приехал! Так ей и надо, пусть одна будет… Еще и Марианка! Рядом с ней вообще невозможно быть красивой… Поэтому меня никто не любит, что я некрасивая…
Я уже порядком офигевал от того, как это поплывшее сознание скакало с темы на тему.
— Ты красивая, — заверил я.
— Правда? — мутные глаза уставились на меня.
— Правда, — я подоткнул одеяло. — Спокойной ночи.
Но только собрался уходить, как она опять вцепилась в мою руку — причем еще крепче, чем до этого.
— Пожалуйста, не уходи! Тут так одиноко… никому не нужна… — и пьяно разрыдалась, размазывая слезы и тушь по подушке.
Да уж, укладывать бухую Арину было намного проще. Вздохнув, я пристроился рядом — только скинув обувь, но не раздеваясь — прямо поверх ее одеяла.
— И некрасивая еще… — чуть тише всхлипнула Амина, укладываясь на мою руку, как на подушку, и поворачиваясь на бочок, так что попка уютно ткнулась мне в бедро.
— Красивая, очень красивая, — уже в который раз повторил я и мягко погладил ее по волосам.
Только успокойся уже.
— Правда? — пробормотала она, явно забыв, что только что задавала этот же вопрос.
— Правда.
После чего попка, не нашедшая сегодня приключений, сладко потерлась о мое бедро — видимо, думая отдельно от своей хозяйки, чьи мозги, судя по всему, уже отъехали окончательно. Хотя, надо признать, попку она реально накачала отменную. Упругая, сочная, тесно прижавшаяся ко мне, эта задница словно сама просилась найти ей применение. Но не буду же я трахать пьяную девчонку. Ладно, сейчас она уснет, и я уйду. А завтра с утра проснется, и ей самой будет стыдно. Тем более я лег рядом только на пять минут и даже раздеваться не стал. Я же не собирался ничем таким пользоваться. Только на пять минуток…
Когда я проснулся, за окном уже было светло. Однако проснулся я совсем не от этого — а от того, что звякнула пряжка моего ремня, и, расстегнув ширинку, теплые девичьи пальчики полезли ко мне в плавки.
Распахнувшись сами собой, мои глаза изумленно уставились на Амину, которая, вполне бодрая и вменяемая, усердно пыталась освободить мой пах от одежды. И тут я задал самый логичный, самый умный и самый правильный вопрос в подобной ситуации:
— А?..
— С добрым утром, — с улыбкой отозвалось она, оторвавшись от борьбы с моим исподним. — Ты мой спаситель! Если бы не ты, этот хмырь мог бы со мной всякое разное сделать… Ты же не против, если я тебя отблагодарю? — и выразительно перевела глаза на мой пах.
А, ну если речь просто о благодарности — к благодарности я всегда готов, так что расслабился и не стал ей препятствовать. Вообще, такие отсосы были Дашиной фишкой, и, признаться, я по ним уже даже соскучился. Даже стало интересно сравнить, кто умеет лучше… благодарить.
Минет, как и секс, может быть разным — и никогда
