Он дернул за рычаг коробки передач, отпустил сцепление, и машина, зашуршав колесами по почерневшему от сырости асфальту, неспешно покатила вниз по улице.
– Если вы все еще надеетесь прокатиться с ветерком, должен буду вас разочаровать: это максимум, на что способна колымага, – улыбнувшись, сообщил Нечаев, как только они свернули направо с оживленного проспекта, на плохо освещенную узенькую улочку с односторонним движением. Нежин ничего не ответил, только улыбнулся в ответ.
Настигший их грузовик, несколько раз моргнул фарами дальнего света, предлагая старенькому «Элидженсу» прибавить газу или посторониться. Нечаев, не придавая этому значения, казалось, целиком был сосредоточен на дороге. Дворники плохо справлялись со своей работой: скрипели и размазывали слякотную грязь по лобовому стеклу. Нечаев все же слегка притормозил и сдал правее, предоставляя нетерпеливому водителю грузовика пространство для обгона. Грузовик с шумом прокатил мимо. В широко раскрытых глазах юноши отражались уличные фонари и падающие снежинки. Казалось, это падали звезды с ледяного полярного неба, которое разукрашивала невидимая кисть Творца. Чем выше танцевала кисть, тем темнее становились оттенки. Самые же труднодоступные участки приходилось раскрашивать, вытянувшись в полный рост, даже, возможно, встав на носочки, и эта часть пространства была выкрашена в черный, такой густой, что сквозь него невозможно было пробиться ни единому лучику света. Там не существовало ничего, кроме слепого пространства, измерить которое не представлялось возможным. Нельзя было с уверенностью сказать, имело ли оно границы, а следовательно – и формы. Расстояния ничего не значили, поскольку человеческий рассудок, постоянно нуждающийся в каких-либо пределах-ограничениях, был не способен забраться так высоко. Но тем не менее пространство было теплым, Нежин твердо верил в это. Ему даже показалось, что оно ритмично пульсирует, приглашая остаться здесь навсегда. Нежин подумал: «А почему бы и нет?» Но тут пространство неожиданно сократилось от бесконечности до узенькой щелочки, в которую просматривались завораживающие метаморфозы полярного неба. Еще мгновение – и все скрылось за ширмой воспаленных от усталости век. Нежин по-прежнему был скован тесным салоном тарахтящего автомобиля, за окнами неспешно проползали позеленевшие от плесени стены зданий проспекта Сулькевича. Нежин кашлянул и стиснул левой рукой корешок темно-зеленого томика, покоящегося на коленях.
– …и пришлось прождать около часу, прежде чем ее удалось вытащить!
Глаза юноши оторвались от дороги, чтобы посмотреть на своего пассажира:
– Эй, ну и как там за пределами Млечного пути?
Нежин в недоумении посмотрел на него. Нечаев, улыбаясь, замотал головой:
– Простите, просто у вас сейчас такой вид, будто вы только что прибыли с другой планеты. Все не можете выкинуть из головы того неприятного типа?
– Неприятного типа?
– Ну да, вы же вроде повстречали кого-то в «Астории». Кого-то, по отношению к кому испытываете не самые положительные эмоции.
– Ах нет, – выдохнул с облегчением Нежин, – пустяки, которые не достойны того, чтобы о них вспоминали, тем более – чтобы из-за них портилось настроение. Ничего серьезного. Наверное, сказывается общая усталость. Так что я пропустил? Кажется, вас откуда-то вытаскивали…
– Не меня, а автомобиль. Это было, когда я в первый раз сел за руль. Отцовская машина, знаете ли. Мне было пятнадцать или шестнадцать, точно не помню. Кожаный брелок, который отец каждый вечер вешал на крючок ключницы, все никак не давал мне покоя. Наверное, как и большинству мальчишек в этом возрасте, – он вздохнул так, как обычно вздыхает человек, окунувшийся в приятные теплые воспоминания, как правило, обращенные к детству, – и вот, пару часов спустя после того как из его комнаты раздался раскатистый храп, я стянул из ключницы тот самый брелок с ключами. Среди прочих ключей там находился один-единственный заветный – ключ от замка зажигания его старенького «Торна». И вот под покровом ночи я решил совершить небольшое путешествие до «Галереи».
– «Галереи», – переспросил Нежин. Ему не хотелось, чтобы мимо ушей пролетело хоть что-нибудь, изреченное этими устами. Не хотелось, чтобы что-то оставалось неясным, недопонятым или расслышанным неверно. Ведь все эти слова сейчас предназначались для него.
– Что-то вроде ночного клуба, – продолжил юноша. – Не совсем, конечно. Просто заведение, где по вечерам любила собираться молодежь, сидеть за столиками, выпивать и обсуждать все на свете. Изнутри оно было оформлено репродукциями лучших современных мастеров кисти, потому и носило соответствующее название. Так вот, мое путешествие до этой самой «Галереи» действительно оказалось весьма коротким, потому что, не проехав и полпути, на одном из коварных поворотов меня повело влево и старенький «Торн» съехал в кювет.
– Да уж, весьма досадное злоключение!
– Не то слово! Прибывший на помощь тягач провозился не меньше часа, прежде чем удалось вытащить «Торн». От отца мне тогда крепко досталось, ведь уже давно перевалило за полночь, а ровно в семь ему нужно было быть на службе.
Нежин посмотрел в окно. Мимо проплыло зловещее здание парламентской ассамблеи. Почерневший от воды гранит, казалось, превратился в пористую губку.
«Сейчас свернем на Дуговую, проедем мимо стадиона, а там уже и Солье Планум», – предугадал он маршрут и не ошибся. Автомобиль перестроился в крайний правый ряд и остановился перед красным сигналом светофора. На приборной панели нервно замигала желтая стрелочка, указывающая направо.
Нежин почувствовал, как его сердце старается попасть с ней в единый такт. Слишком быстро. Слишком. От груди что-то опускалось к животу и затем возвращалось. Что-то легкое, словно воздух. Как будто легкие теперь размещались в области кишечника. К горлу подкатил ком, так что Нежину захотелось хорошенько прокашляться. Шейные железы раздулись до размера теннисных мячиков.
– Хотел у вас спросить…
– Так не стесняйтесь, спрашивайте! – все с той же улыбкой на лице обернулся к нему юноша.
Нежин собрался с духом и наконец озвучил вопрос, волновавший его с момента их самой первой встречи:
– Тот человек, что был с вами тогда на мероприятии в доме Штакеншнейдера… Очень высокий и худой… Это ваш… – тут он запнулся. Он никак не мог подобрать нужного слова, чтобы деликатно сформулировать вопрос.
– Это мой слушатель, – юноша вдруг нахмурился, – очень хороший слушатель и еще очень хороший помощник. К сожалению, он слеп, как крот. Скажу банальность, конечно, но судьба несправедлива. Часто люди с золотым сердцем обречены на страдание, это скорее правило, чем исключение.
– Какой-то несчастный случай?
– Нет, он такой от рождения. Но знаете что? – тут складки между его бровей расправились, а губы растянулись в привычной теплой улыбке. – Если для вас что-то представляется благодатью самого Творца, то для другого вполне может быть чем-то сродни проклятья.
Мимо них темным пятном проплыл стадион. Справа показались знакомые эркеры.
– А в какой части города живете вы? – как бы между прочим поинтересовался Нежин.
– В восточной, неподалеку от свинцового завода. Слышали о таком? Сыплющаяся кирпичная кладка и все такое.
– Конечно…
– Удивительно, как он еще не рухнул. Я снимаю студию на последнем этаже одного из домов фабричного квартала. Не лучшее место для проживания с точки зрения заботы о здоровье, но зато не так дорого, как в других частях города. Нет, можно, конечно, найти себе место в одной из уцелевших лачуг возле развалин крепостной стены. Почти задаром, между прочим. Но это все равно что поселиться в шалаше.
«Элидженс» сбросил скорость и притормозил возле закрытого газетного киоска.
– Ну вот, кажется, мы наконец-то добрались! – юноша дернул за рычаг коробки передач, и двигатель сбавил обороты. В салоне стало заметно тише. – Благодарю за приятную компанию!
Когда Нечаев произносил эти слова, Нежин внимательно следил за его губами. В конце предложения губы юноши растянулись, а на щеках проступили очаровательные ямочки.
Нежин понимал, что настала пора неизбежного расставания. Но как хотелось, чтобы эти последние мгновения растянулись в вечность, как хотелось, чтобы вселенная сузилась до размеров тесного салона «Элидженса».
Такой пресный Нежин. Сухой, как подгоревшая вафля, никчемный и неинтересный. Бездарный скучный импотент. Нечаев – лучик света, пробившийся к нему сквозь это проклятое серое небо, постоянно нависающее над городом и давящее на него. Нечаев – ослепительно блестящее хирургическое лезвие, рассекающее на своем пути раковую опухоль бытия, невыносимого от своей бесполезности. Нечаев – цветок прекрасного лотоса, распустившегося посреди озера лимфы, медленно отравляющей белоснежные лепестки зловонными испарениями. Нечаев – лучшее, что могла преподнести судьба, если бы желала искупить грехи своей несправедливости. Теперь он был на судьбу не в обиде. Не в обиде за все те несокрушимые стены, что возвела на его пути. За то, что ему в итоге пришлось свернуть в сторону, чтобы погрузиться до самого подбородка в воняющую разложением воду сточной канавы, оттолкнуться от илистого дна и поплыть. Медленно, насколько позволяла спутавшаяся тина, напоминающая волосы утопленника. Это был обходной, единственно возможный путь. Но Нежин слабо верил в то, что однажды мутные потоки сольются с прохладной родниковой водой целебного источника. Он просто плыл и лишь изредка мечтал. И вот, кажется невероятным, но он практически достиг границы заветного слияния. Ах, Нечаев, где же ты был, когда трепещущие реки все еще искали свои русла?! Где же ты был, милый Нечаев, когда зеркальные озера все еще хранили свою девственную чистоту?!
