– Ты пойми, против чувств не попрёшь! А у тебя всё при себе, и готовишь ты классно! Что, он сам себе враг – отказываться от такого счастья?!
Не выдержав, Макмар рассмеялся и тут же оборвал себя: увидел Надю. Помощница робко заглядывала на кухню, не переступая порога.
– Что, опять? – еле слышно спросил закройщик и торопливо поднялся. – Ну, пошли, посмотрим, что можно сделать...
Девушка ещё больше ссутулилась и замотала головой, приоткрыв стёкла очков, скрытые спутанной чёлкой.
– Я только обвела... Вроде всё правильно...
Старый мастер скривился, как от лимона, услышав детское «обвела» – кружок рисования здесь, что ли?.. Но сделал над собой усилие и убрал морщины со лба.
В примерочной на раскроечном столе, выдвинутом прямо под тусклую люстру, был разложен в два слоя атлас роскошного королевского цвета – цвета свежей крови. Макмар опять притворился равнодушным, хотя при виде ткани, замаранной меловыми отпечатками пальцев, хотелось выругаться. Впрочем, Надя не забыла ни про направление нити, ни про раскладку – потери будут минимальными. Если швеи напортачат, можно будет обойтись без дополнительной закупки.
– Я по линейке проверила, – пискнула девушка и хотела добавить что-то ещё.
– Хорошо. Молодец, – Макмар осторожно сдул крошки мела с ярко-красной ткани, мысленно отметил, что припуски и впрямь без ошибок. – Теперь наноси силки. Я сам раскрою.
Он вернулся на кухню, но там началось большое субботнее чаепитие – и вторая часть «Курса стратегического замужества от Жанночки». И Макмар сбежал к пыхтящей от усердия помощнице.
– Ты уже нашла? – поинтересовался он, прикрыв за собой дверь.
– Нет.
– Опять ночуешь здесь?
– Наверное...
– И что собираешься делать?
– Не знаю...
– Попроси, попробуй. Может, всё-таки разрешит пожить.
– Хорошо…
Она была поглощена работой, но он видел, как дрожит её подбородок и как из-под дешёвой пластиковой оправы очков выкатывается первая слеза.
– Ткань не закапай, – предупредил раскройщик и, присев на широкий подоконник, вновь принялся созерцать позднюю московскую осень, тонущую в мокром сумраке.
Унылый пейзаж напомнил ему о лужах и тумане Гьершазы, но Макмар старательно изгнал воспоминания о проваленной операции. Это произошло вчера – пусть там и останется. Не стоит беспокоиться о том, что могло бы быть! В итоге он получил намного больше, чем рассчитывал. Теперь надо воспользоваться результатом. Закрепить и приумножить. И быть на шаг впереди Стража Границы…
Когда Надя закончила, на улице стало совсем темно.
– Нади-ин! Подмети-и! – донеслось из коридора.
Макмар остался наедине с атласом и ножницами. Разрезаемая ткань похрустывала, словно свежевыпавший снег, но идиллию портил визгливый голос хозяйки. Итак, Надя послушалась совета и предприняла последнюю попытку. А пора бы заметить, что если после обеда мартини, значит, вечером будет депрессия. Просить переночевать перед воскресеньем – не наглость, а открытое оскорбление. Уволит ведь!
Так и есть – поблагодарив Макмара «что вы нас так выручаете», Мадам Инесса как бы между делом поинтересовалась: нет ли у него на примете подходящей девушки?
– Ну, или молодого человека, – торопливо исправилась хозяйка, бросив многозначительный взгляд из-под неестественно длинных ресниц.
На кухне шумела вода и гремела посуда, а под опустевшей вешалкой стоял потёртый клетчатый чемодан на колёсиках.
Закройщик обещал помочь.
* * * 00:46 * * *
– Если хочешь помочь, не мешай, – попросил её дядя.
Был день, потому что утро они проспали.
Злата лежала в постели, поэтому завтраком занялся дядя. Он не стал усложнять: залил овсянку кипятком и занялся сооружением бутербродов. В хлебнице нашёлся нарезной батон, что решило одну из трёх проблем. Вторая проблема тоже сама собой рассосалась, когда дядя извлёк из холодильника сырную нарезку. Но ветчина оставалась пугающе целой.
Когда сонная Варя возникла на пороге кухни, дядя пытался отпилить кусок ветчины. Кусок, а не тоненькую стружку, чёрт побери!..
– Доброе утро! – поздоровалась Варя.
– Угу, – ответил он, разжёвывая коварный хрящик, который мешал справиться с ветчиной.
– Я хотела спросить насчёт вчерашнего, – начала Варя, собравшись духом, но так и не закончила, наткнувшись на дядин взгляд.
О, она знала это выражение! За последнее время она видела его слишком часто! Странный платок, за который ей простили прогулы. Странная слизь, откуда её вытащила Злата. Странный дядя Серёжа. Избитая не-Злата, которая исчезла непонятно куда, и настоящая Злата, перепачканная и без единого синяка. Все странности завершались дядиным взглядом, преисполненным самоуверенности и умиротворения.
Взгляд цвета неба высоко в горах. Ни капли смущения, смятения или иной естественной человеческой эмоции – лишь чистый синий лёд, от которого зубы ноют и сжимается горло.
Взгляд, убивающий на корню любые вопросы.
«Всё нормально, – сообщал он, искренне и безапелляционно. – Всё хорошо, и не надо делать такое лицо!»
Первый раз Варя ознакомилась с подобным взглядом в августе, через несколько дней после своего переезда Москву. Однажды поздно вечером дядя попытался незаметно проскользнуть из душа к себе в комнату – и столкнулся с племянницей.
Прихожую озарял предательски яркий свет, и прятаться было негде.
Не то, что бы Варя сильно удивилась, хотя это был первый голый мужчина, которого она видела в реальной жизни, а не в кино или на рисунке, скачанном из Интернета. Но физиологические подробности отошли на второй план – гораздо интереснее были шрамы, украшавшие дядины мускулистые плечи, волосатую грудь и впалый живот.
Их было много, этих следов и отметин. Неестественно много. Тонкие розовые полоски сросшейся кожи. Толще, чем от глубоких царапин, но тоньше шрама от аппендицита. А ещё широкие полосы, какие бывают после ожогов. И треугольные вмятины, как от клыков. Больших клыков.
Словно клинопись по всему телу. Загадочные письмена, в которых было зашифровано прошлое. Вот и объяснение, почему в сильную жару дядя носил рубашку с длинными рукавами…
Без тени улыбки дядя посмотрел в глаза племяннице, повернулся и ушёл к себе. Не торопясь. Не прикрываясь. Как будто ничего не произошло!
Потом Злата купила ему халат. А Варя продолжала гадать, где он мог так пораниться? И обо что?
Вспомнив ту ночь, она поняла, что шрамы свои он получил примерно так же, как Злата – «ненастоящие» синяки: каким-то особым, таинственным способом.
«Чем же он занимается?» – подумала Варя, и эта мысль явственно отразилась на её лице.
– Всё запуталось – тебе не стоит влезать, – сказал дядя таким тоном, каким говорят об общеизвестных вещах.
Протянул племяннице готовый бутерброд и добавил:
– Если хочешь помочь, не мешай.
И в подтверждение своих слов вонзил нож в ветчину.
Варе показалось, что она вышла на пару минут и пропустила Самое Важное Объяснение. Так бывает, когда во время сеанса в кинотеатре выскакиваешь в туалет или за колой. Потом возвращаешься в зал и понимаешь, что поздно спрашивать. Сюжет несётся вперёд, и теперь лучше молчать и смеяться вместе с остальными, чтобы не выглядеть дурой.
– Я не буду овсянку, – сказала Варя. – И это я тоже не буду, – она бросила бутерброд на тарелку, так что сыр отвалился от хлеба, а ломтик ветчины свернулся в трубочку. – Я такое не ем! И вообще, я не хочу есть!
– Ну, не ешь, – он пожал плечами. – Мне больше достанется, – и в подтверждение своих слов отправил себе в рот очередной неудачный ломтик.
– Ты должен мне всё объяснить, – вновь начала Варя.
Момент истины. Другого шанса не представится!
Варя прикрыла дверь и оперлась об неё спиной, блокируя выход из кухни.
– Опять три вопроса? – улыбнулся дядя, слизывая с ножа вкусные мясные крошки.
Варя покраснела, но не стала отступать.
– Больше! Сто! – и зачастила, пока не перебили. – Кто такой парень из метро, который подарил мне платок? Где я была, когда меня Злата спасала? Почему дядя Серёжа и тот белобрысый упали под поезд, но никто не заметил? Почему ты вчера сказал, что это не Злата, а потом исчез, а дверь была закрыта? И когда вернулся – дверь никто не открывал, я проверяла! Что вообще случилось со Златой? Кто такой дядя Серёжа? Как он сделал, что я слышала голоса? То, что ты рассказал про отца, правда или нет? Кто вообще мой отец? Чем ты занимаешься? Какая у тебя работа?! И откуда у тебя все те шрамы, которые я видела?!
Дядя внимательно её выслушал – даже резать перестал. Когда Варя выдохлась, подождал немного. Ловким ударом ножа отсёк от ветчины идеально ровный кусок. Облизал пораненный палец. Бросил нож в раковину. Убрал продукты в холодильник. Привёл тарелку с бутербродами в порядок.