убийства.
– Только не у него самого! – предостерег следователь. – Он правды не скажет.
– Я поговорю с Миланой, – предложила Ульяна.
– Поговорите, и поскорее. Думаю, она будет рада сказать правду и оказаться вне подозрений.
– А что Гаврилов? Вернулся из Ярославля?
Богданов деловито кивнул:
– Сегодня утром. Приехал и уже отдал материал на анализ. Завтра ждем результаты. – Он замолчал, и Ульяна догадалась, что биоматериал, который привез Гаврилов, не самое главное.
– Что-то еще? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Сестра Тыртычной многое рассказала. Например, что Софья занималась танцами.
– Думаю, это мало чем нам поможет.
– Тогда вот вам главное: примерно за год до своего исчезновения Тыртычная попала в психушку. Точнее, в психоневрологический диспансер, который располагался на территории вашего пансионата. – Он оглядел стены комнаты. – И никто не даст вам гарантии, что ее не держали в этом помещении.
– Она была психически нездоровым человеком?
– До определенного времени отклонений не было. Все началось в сентябре девяносто шестого. Кто-то заявил в милицию, что Тыртычная заговаривалась, несла несусветную чушь и угрожала ножом подругам. Ее тут же упекли в городскую больницу, а оттуда после обследования перевели в диспансер с диагнозом «Шизофрения».
– Как долго она там оставалась?
– Ее выписали за день до исчезновения.
– Похоже на какую-то многоходовку, – проронила Ульяна. – Трудно поверить, что кому-то могла помешать наивная восемнадцатилетняя девушка.
– Нам неизвестно, насколько наивной была Тыртычная, – возразил Богданов. – И насколько она была осведомлена.
– Намекаете, что Тыртычная могла быть свидетелем какого-то преступления?
– А почему бы и нет? – Следователь безучастно пожал плечами. – Могла оказаться не в то время не в том месте. Иначе зачем ею так плотно занялись?
– Надо отыскать ее историю болезни в медицинском архиве. – Ульяна стала загибать пальцы, что-то высчитывая. – Ах как жаль! Прошло двадцать пять лет. Скорее всего она уже уничтожена.
– Можно попробовать найти кого-нибудь, кто в то же время работал в диспансере. – Богданов безнадежно махнул рукой. – Тухлый вариант. Даже если найдем кого-нибудь, о ней вряд ли вспомнят.
– Есть одна мысль, – задумчиво обронила Ульяна и в ответ на заинтересованный взгляд следователя пообещала: – Расскажу после того, как поговорю с одним человеком.
– Значит, за вами разговор с Миланой Кузуб и этим загадочным человеком. На все про все даю вам два дня.
– Но-но… Не командуйте, – усмехнулась Ульяна.
Богданов посмотрел на нее и, не отрывая взгляда, заметил:
– Вы определенно со мной кокетничаете.
Звук открывшейся двери заставил их обернуться.
В комнату забежал Кирилл:
– Как хорошо, что ты здесь, Уля. Не смог до тебя дозвониться! Будь она неладна, эта паршивая связь!
– Что случилось? – Ульяна резко вскочила на ноги.
– Быстро собирайся, бери мою машину и дуй в Зареченский дворец культуры.
– Зачем?
– Там сегодня торжественное заседание и концерт художественной самодеятельности, посвященные юбилею «Технопласта». Тягачев должен был выступить с речью, но ему стало плохо. Я поехать не смогу, здесь закрываю дыры. Вся надежда на тебя. Выступишь, вручишь грамоты и премии. Ну и, конечно, чисто из вежливости, останешься на концерт.
Ульяна осведомилась:
– Могу взять с собой Надежду?
– Бери, – разрешил Кирилл.
Глава 18
Берлинская полька
Поездка была обычной. Ничто в ней не могло бы опечалить или развлечь, и эта отвлеченная ситуация создавала иллюзию, что мир не сошел с ума и не потерял реальность.
Надежда сидела на пассажирском сиденье рядом с Ульяной и, высунув от старания язык, красила ресницы.
– Ты это… Давай помедленнее. Опять попала кисточкой в глаз.
– Дорога здесь не очень – пни да ухабы. Может, остановиться? – предложила Ульяна.
– Тогда мы точно опоздаем, и ты не произнесешь эпохальную речь. Мы ведь за этим едем?
– Придется задержаться после торжественной части.
– Зачем?
– Должны поприсутствовать на концерте художественной самодеятельности. Если что, в темноте смоемся с середины.
– Да я бы до конца посидела. – Закончив с ресницами, Надежда выкрутила тюбик губной помады. – В кои-то веки.
И все же к назначенному времени они опоздали. Надежда сразу прошла в зал, а Ульяна пробралась на сцену в президиум. Торжественный вечер скроили по лекалам советских мероприятий, не успела она присесть, как ей предоставили слово.
Впопыхах Ульяна совершенно забыла о страхе публичных выступлений и произнесла простую, задушевную речь, которая явно понравилась публике. После нее выступали две занудные тетки и руководитель среднего звена.
Вручение грамот и премий прошло без сучка без задоринки. С этим Ульяна справилась хорошо.
После небольшого перерыва Ульяна и Надежда сели в третьем ряду на места, зарезервированные для руководства и почетных гостей. Концерт начался с хорового пения и декламации стихов, что еще раз продемонстрировало приверженность советским традициям.
Когда объявили номер «Берлинская полька», зал оживился. Грянула музыка, из кулис посыпались девушки в красных юбках, черных корсажах поверх белых блуз и белых фартуках с кружевными бретелями.
– Уля… – упавшим голосом проронила Надежда.
Они обменялись взглядами, сверяя впечатление, потом снова уставились на сцену. Не было никакого сомнения, что на участницах танцевального коллектива были такие же фартуки, как тот, что они обнаружили в номере.
Ульяна нащупала в темноте руку Надежды, встала и, пригнувшись, потянула ее за собой. Они тихонько покинули зал и стали искать дорогу, ведущую за кулисы. Там расспросили участников концерта, им указали на двустворчатую дверь костюмерной в конце коридора.
Добравшись до нее, Ульяна постучалась.
– Войдите! – донеслось изнутри.
В небольшом полутемном помещении между двумя сундуками и рядами вешалок стояла женщина в темно-синем рабочем халате.
– Вы костюмерша? – осведомилась Ульяна.
– Я. – Женщина подняла тяжелый мешок с торчащими крючьями плечиков и зацепила его за перекладину. – Что вам нужно?
Ульяна показала удостоверение:
– Всего два вопроса.
– Некогда мне! – Костюмерша даже не посмотрела на документ. – Вы мне мешаете. Сейчас участники будут сдавать костюмы.
– Мы можем подождать.
– Вот и ждите.
Вскоре по деревянному полу за сценой застучали множество ног, и танцоры начали заносить в костюмерную мешки с упакованными костюмами.
Костюмерша проверяла наличие предметов одежды и обуви, потом указывала штангу, на которую повесить мешок. Процесс был динамичный и шумный. Ульяна и Надежда жались в углу, потому что существовала реальная перспектива быть затоптанными этими полными сил людьми.
Когда наступило затишье и был повешен последний мешок, Ульяна осведомилась:
– Теперь мы можем поговорить?
Костюмерша отозвалась:
– Давайте ваши вопросы.
– Меня интересуют костюмы, в которых танцевали берлинскую польку. Давно их пошили?
– Да им в обед сорок лет!
– А если точнее? – попросила Ульяна.
– Ну, не знаю… Они лет тридцать находились в запаснике. В крайнем случае двадцать пять. В этом году поставили танец, мы их достали.
– Значит, двадцать пять… – задумчиво повторила Ульяна. – В каком состоянии оказались костюмы?
– В обычном. – Женщина
