— Птицу бери.
И пришлось бежать. Конечно, я пустил в ход трансквазер, чтобы организовать отрыв от зловонного варвара. Но хрональный канал снова меня к всаднику привел — что-то на Земле прибор сразу не так стал работать.
— Ты, пацан, не балуй, бесполезняк, — сказал при новой встрече квадратный воин.
— Я… я заблудился.
— Держись меня, и все будет хорошо. А потеряешься снова — плохо тебе станет, — намекнул варвар. И к его мнению пришлось прислушаться.
Всадник на время как будто забыл обо мне. То есть, маршрута для меня он не выбирал, так что приходилось перепрыгивать через рытвины, перелезать через поваленные стволы и продираться сквозь заросли кизила. В любом случае я больше не попробовал вильнуть в сторону и дать деру. И, наверное, правильно. Морда пса теперь находилась на постоянной дистанции в тридцать сантиметров от моих икр.
Неожиданно я оказался на полянке, где было несколько десятков конных бойцов при оружии, да еще со вьючной скотиной. Через полминуты они оказались со всех сторон от меня. Единороги, лошади и барады (помесь лошади с бараном) в столь большом количестве могли бы шокировать любого даже самого мужественного космика своим ржаньем, блеяньем, снованием и запахом. Вот такой натюрморд.
— Что ты за человек? — обратился ко мне всадник предводительского вида — судя по золотой насечке на панцире.
— Из плена бежал.
— Теменский?
— Точно так. — сказал я, хотя понимал, что предводитель недоумевает моему акценту. — Из Большой Орды убег, меня туда в десять лет украли, совсем уж русский забыл.
— Ладно баешь, да не верю. А песни-то наши помнишь?
— Как не помнить. Ну вот, к примеру. «Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольется, там сердце девичье забьется с восторгом чувств не для меня…»
— Хорошая песня, только ты мелодию перевираешь. Да и вообще песни ты мог где-то подслушать… Непохоже, что из ты из Орды бегунок. Пленным ордынцы кое-какие жилы подрезают, если используют их для работы в поле или на бахче. А ты не хромой, и на полевого работника не смахиваешь, белый чересчур, даже синеватый, да еще и хлипкий. — разоблачил меня предводитель.
Придется модифицировать версию, учитывая, что под марсианским солнышком я не слишком загорел.
— Меня на чистой работе держали.
— Один хрен — вранье. Кому при доме предстоит трудиться, тому тюрки яйца отнимают. А ты вроде целый, хотя можно и проверить.
— Уймитесь сомнения, — проверещал Сашка, садясь на плечо. Вовремя появился.
— Я народ потешал. Вот птица у меня говорящая.
— Ну, допустим, поверил, — сообщил после некоторого раздумья предводитель. — Поверил, но еще проверим. С нами отправишься, дерьмодей. Правильным покажешься, поверстаю тебя на службу, неправильным — скормлю псам и глазом не моргну.
— А как же мне домой попасть, начальник?
Предводитель не желал думать на эту тему.
— Я не начальник какой-то, а сотник Стоян Председателев. Это во-первых. Во-вторых, нет у тебя дома, так что ты не рыпайся. Был ты како сопля, повисшая на носу, совсем бесхозный, а я тебя подобрал. Коли будет от тебя толк, послужишь c честью в войске, окажешься бестолковым — попадешь в крестьяне, тогда землицу тебе ковырять до скончания дней своих. Ты, кстати, ремеслом каким-нибудь не владеешь, бочки там делать или сапоги тачать — тогда можно на городском посаде осесть.
— Нет этим я не владею, я больше по части канализации.
— Слова такого не знаю, так что посадского человека из тебя не выйдет, такоже и купца — чтобы лавку открыть или ладью нагрузить товаром, надо ларец с серебром иметь. Такой ларец у немногих есть, потому как дальняя прибыльная торговля опасна — морские разбойники и льды мешают оной на севере, степняки караваны грабят на юге, через Урал-хребет редко кому удается перейти, там плесень смертельная и человека и лошадь покрывает. В рыбари или речники тебя не возьмут — больной хилый на вид.
— Стойте, разве нет у вас людей, которые жили бы на гонорары, так сказать на случайные заработки?
— Есть еще такие — скоморохи, целители, волхователи, попрошайки, шлюхи, — но все делается, дабы поверстать их на службу, приставить к ремеслам или посадить на землю. Нам шалить некогда, потому как война идет отовсюду.
Так я стал молодым казаком в конной стороже. И начальники у меня были, во-первых президент Фискалий II Чистые Руки, а, во-вторых, сотник Председателев. Выделили мне приземистую лошадь, бывшую вьючную, которая страдала поносом и чрезмерным газоотделением; помимо меня она еще тащила пару мешков картохи. А в мои обязанности вменили собирать хворост для жарки и варки, ухаживать за ездовыми животными, мыть котлы, стирать и все такое, что полагается новобранцу. А обижать не обижали — ведь я из Орды уже синеватый пришел, жалкий (помог все-таки марсианский загар).
Две недели я слонялся с конной сотней по лесу, вернее вдоль засек, от острожка к острожку <прим. острог — укрепленный пункт, с оградой из заостренных кверху бревен, высотой 4–6 м>, от одного дозорного гнезда до другого. И при том смещались мы не к северо-востоку, куда мне надо было, а скорее к западу, куда не треба. Успел я за это время освоиться с весьма небольшим, но странным словарным запасом варваров, бесконечными «бля» и «один хрен», визгливыми интонациями и грубым акцентом, с их примитивными замашками, сморканием влет, ковырянием в зубах (с помощью кинжала), звучным пусканием ветров, и активным употреблением рук при разговоре. Привык к убогому быту, к грязи и даже к укусам блох. Что ж, в почесывании есть свой смак — рекомендую эстетам, пресыщенным всеми иными удовольствиями. Пару раз у меня начиналась какая-то лихоманка, но потайной инъекционный пистолет пособлял мне оздоравливаться и заодно приобретать специфический иммунитет. При мне живоедка укусила человека — так, что он ничего и не почувствовал, а спустя какой-то час стал сизым раздувшимся трупом, внутри которого все ходило ходуном. Видел я, чем кончаются истории с серыми мухами — они заползают в задний проход, превращаются в личинок (регрессивная трансформация) и вылезают через рот. Хорошо хоть, не через ухо. Пожалуй, червяги в сравнении с этой хреновиной довольно милы. А еще тут все, даже самые бесстрашные рубаки, бледнеют при мысли о клейковине. Я так понял, что это известный мне полипептидный слизень, впрочем, гнездовья у него, как правило, севернее — в лесотундре.
Между прочим, один из конных казаков даже показал мне, как надо поднимать и опускать саблю, а стрелец научил махать бердышем. Так что я быстро одичал. Но с другой стороны, мне взамен индейского наряда дали обмундирование, которое осталось от одного бойца, откинувшего сапоги из-за чего-то похожего на малярию. Выжарил я над костром вшей, гнид, пиявиц и напялил на себя. Ничего, вид бравый — только в животе слишком большой простор получился, а коротковатые штанцы не достают до голенищ сапог. Говнодавы были огромные, разношенные, но накрутив уйму портянок, кое-как подогнал оба калибра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
