Рядом с Матиссом на стене висело темное полотно.
Лех и Чисон подошли ближе.
— Это же подлинник, — сказала Лин. В ее голосе что-то треснуло.
— Рембрандт?..
— Конечно. «Отречение святого Петра». Его главный шедевр. Вы не узнали.
— А я думал, подлинник в Амстердаме, — сказал Чисои.
— И в Амстердаме и у нас, — отрезала Лин. — Теперь могут быть два подлинника. В том-то вся и штука. В Амстердаме подлинник, и это тоже подлинник. Изготовляется копия, которая повторяет оригинал на молекулярном уровне. Поняли? Молекула в молекулу. Объясните им, Пмоис.
Плечистый выдвинулся вперед и заговорил сразу, как будто его включили на половине фразы.
…щий вторичный оригинал является новым достижением фирмы «Доступное искусство», которая стремится… В течение трех месяцев по специальному разрешению… Методом трансструктурного синтеза слой за слоем молекулярное строение разных уровней… Самые тщательные исследования не найдут… Не является более подлинным, чем другой. Картина, кстати, будет темнеть со временем, как и амстердамский вариант.
— Ловко, да? — Лин Лякомб победно посмотрела на присутствующих, потом повернулась к картине. — Удивительно, что можно дома иметь вот такое сокровище. Это облагораживает. Как-то совершенно меняет человека. Лично я уже не могу жить так, как жила раньше… Между прочим, от чего он тут отрекается, святой Петр? Напомните-ка, Пмоис?
Представитель фирмы набрал в легкие воздуху.
— Тема картины, — он заговорил сразу и без передышки, как будто читал по учебнику, — столкновение человека, носителя высокого гуманного идеала, с жестокой правдой действительности. Апостол Петр отрекается здесь от Христа, как бы осуществляя высказанное вечером пророчество: «Еще трижды не пропоет петух, и один из вас предаст меня». Душевная драма, которую переживает Петр, обусловливается необходимостью сделать выбор: либо предать своего уже арестованного учителя, либо самому оказаться под стражей. Молоденькая служанка, поднеся свечку к лицу Петра, говорит: «И этот был с Христом из Галилеи». Воин в шлеме, готовящийся отпить вино, опускает флягу и с подозреньем смотрит на старика. На лице апостола, застигнутого врасплох, выражается мучительная борьба. Его одухотворенное лицо контрастирует с грубой и жестокой физиономией римлянина, а юные черты девушки как бы образуют переходную ступень между этими двумя…
Наступило молчанье.
— А эту служанку он писал со своей знаменитой Саскии, — пояснила хозяйка.
— Н-не совсем, — замялся плечистый. — Саскии тогда уже не было.
— Хотя да. Точно, — поправилась Лин. — С этой второй своей жены… Как ее?
— Хендрикье тоже не было. Она умерла раньше. Картина датируется 1660 годом. Видимо, какая-то случайная натурщица.
— Ах, верно! — согласилась Лин. — 1660-й, естественно. Но все равно. Я просто сама не своя с тех пор, как этот шедевр в нашем доме. Подлинник Рембрандта! Я вся изревелась. — Она достала из кармана платочек и вытерла глаза. — Вчера поднялась сюда одна, сижу реву и все думаю: «Великий Рембрандт. Он стоял перед этим вот самым холстом, и перед ним была Саския…» То есть думаю: «Он стоял перед этим самым холстом, и перед ним была случайная натурщица». Часа два просидела. — Хозяйка внезапно повернулась к Чисону. — Знаете, чего мне это стоило?
— Конечно, — сказал Лех. Он уже приспособился к манере Лин Лякомб. — Больших душевных…
— Нет, я в смысле денег. Четыреста тысяч! Почти годовой доход завода Веды.
Все значительно помолчали.
— Давайте всмотримся в нее еще раз.
Всмотрелись.
— Даже трещинки в краске все подлинные, — сказала хозяйка. Ну, пойдемте. — Она взглянула на часики-перстень. — У нас еще пять минут до сеанса. Мы со Скрунтом успеем показать вам наше второе достижение.
Пока они спускались, Лин Лякомб объяснила:
— Понимаете, теперь все доступно. За то время, пока вас не было, Лех, мы сделали из Скрунта великолепного художника и отличного стрелка.
На столе лежал спортивный пистолет «Б-8» и грудка патронов.
Лин протянула пистолет супругу.
— Увидите, как он стреляет. Попадает в монету на лету. Почти что мировой рекорд. Фирма «Доступный спорт». За десять тысяч он стал стрелком-рекордсменом. Во сне. Здорово, да? Ну, давай, Скрунт.
Молчаливый Скрунт зарядил пистолет, расставил ноги и поднял правую руку.
— Он попадает в монету на лету.
Лин Лякомб пошарила в карманах платья, извлекла монетку и с полным бесстрашием стала к стене как раз под пистолетное дуло.
— Раз… Два… Три!
Монета взлетела. Грянул выстрел.
— Блеск, верно? — Лин нагнулась, ища монету. — Сейчас я вам покажу след от пули. Ага, вот она…
Никаких следов на монете не было.
— Странно. Ну, еще раз.
Она вернулась к стене.
— Внимание! Два…
Скрунт невозмутимо поднял пистолет.
— Три!
Выстрел.
Лин Лякомб подобрала монету и выпрямилась с покрасневшим лицом.
— Вот… Хотя нет. Опять ничего. Странно. Ну, неважно. В общем все равно понятно, что здорово, да? Теперь идемте в зал. Самое главное: Бетховен будет играть Лунную сонату. Лично. А уж после Бетховена мы продемонстрируем, как Скрунт теперь рисует.
Они миновали лестничную площадку с копиями греческих скульптур и вышли на южную половину дома. Тут-то и стало понятно, как сильно перестроили особняк. Перекрытия двух этажей сняли, образовался огромный трехсветный зал. Установка заполняла его почти целиком, оставляя место только для небольшой площадки, огороженной со всех сторон канатами наподобие ринга для бокса. Тут и там на полу валялись груды мусора и штукатурки. Всюду тянулись кабели и провода.
На площадке за канатами были поставлены рояль и стул.
Лин Лякомб усадила Леха с Чисоном в кресла, села сама и вдруг вскочила.
— Черт! Совсем забыла. Жанена ведь должна прийти. Позвоню ей.
Представитель фирмы тоже куда-то отлучился. Лех и Чисон остались наедине с хозяином дома.
Некоторое время царило молчанье. Потом Скрунт неуверенно пошевелился.
— Хорошая сегодня погода, да?
— Погода? — Чисон посмотрел в окно. — Да, ничего… Хотя, впрочем, собирается дождь.
Еще помолчали.
Лин вернулась.
— Ерунда какая-то! Все помешались на этой материализации. У Бельтайнов сегодня материализуют Мильтона, Жанена идет туда. Идиотизм! Представляешь себе, — это относилось к мужу, — Клер Бельтайн и Мильтон. Она же полная дура.
Подошел представитель фирмы.
— Можно начинать?
Хозяйка кивнула, успокаиваясь.
— Пожалуйста. Только сначала скажите несколько слов. Что мы сейчас увидим, и так далее. — Она уселась в кресле поудобнее. — Дайте сигарету, Лех.
