— Взялся за серьезную работу, — сказал Крейн.
— А мы сможем это напечатать?
— Пожалуй. Но я еще не кончил.
— А насчет той швейной машины…
— Швейная машина была сознательная, — сказал Крейн. — Она обрела самостоятельность и имеет право гулять по улицам. Кроме того, она…
— Вы что пьете? — заорал Маккей.
— Пиво.
— Так вы что, напали на жилу?
— Угу.
— Будь это кто-нибудь другой, я бы его в два счета вышвырнул за дверь, — сказал Маккей. — Но может, вы и впрямь откопали что-нибудь стоящее?
— Тут не одна швейная машина, — сказал Крейн. — Моя пишущая машинка тоже заразилась.
— Не понимаю, что вы такое говорите! — заорал Маккей. — Объясните толком.
— Видите ли, — кротко сказал Крейн, — эта швейная машина…
— У меня ангельское терпенье, Крейн, — сказал Маккей тоном отнюдь не ангельским, — но не до завтра же мне с вами канителиться. Уж не знаю, что у вас там, но смотрите, чтоб материал был первый сорт. Самый первый сорт, не то худо вам будет.
И дал отбой.
Крейн вернулся в кухню. Сел перед машинкой, задрал ноги на стол.
Итак, началось с того, что он пришел на работу раньше времени. Небывалый случай. Опоздать — да, случалось, но прийти раньше — никогда! А получилось это потому, что все часы вдруг стали врать. Наверно, они и сейчас врут, а впрочем, не поручусь, подумал он. Ни за что я больше не ручаюсь. Ни за что.
Он поднял руку и застучал по клавишам:
— Ты знала, что мои часы спешат?
— Знала, — отстукала в ответ машинка.
— Это они случайно заспешили?
— Нет.
Крейн с грохотом спустил ноги на пол и потянулся за двухфутовым отрезком трубы на сушильной доске. Машинка невозмутимо щелкала:
— Всешлопоплану, — напечатала она. — Этоустроилиони.
Крейн выпрямился на стуле.
Это устроили «ОНИ»!
«ОНИ» сделали машины сознательными.
«ОНИ» заставили часы спешить.
Заставили его часы спешить, чтоб он пришел на работу спозаранку, чтоб застал у себя на столе металлическую штуку, похожую на крысу, чтоб пишущая машинка могла потолковать с ним наедине и без помехи сообщить, что она стала сознательной.
— Чтоб я об этом знал, — сказал он вслух. — Чтобы я знал.
Крейну стало страшно, внутри похолодело, по спине забегали мурашки.
— Но почему я? Почему выбрали именно меня?
Он не замечал, что думает вслух, пока машинка не стала отвечать:
— Потомучтотысредний. Обыкновенныйсреднийчеловек.
Опять зазвонил телефон. Крейн тяжело поднялся и пошел в столовую. В трубке зазвучал сердитый женский голос:
— Говорит Дороти.
— Привет, Дороти, — неуверенно сказал он.
— Маккей говорит, вы заболели, — сказала она. — Надеюсь, это смертельно.
Крейн опешил:
— Почему?
— Ненавижу ваши гнусные шутки! — вскипела Дороти. — Джордж наконец открыл замок.
— Какой замок?
— Не прикидывайтесь невинным ягненочком, Джо Крейн. Вы прекрасно знаете, какой. От шкафа, вот какой.
Сердце у него ушло в пятки.
— А-а, шкаф… — протянул он.
— Что это за штуку вы там запрятали?
— Какую штуку? Ничего я не…
— Какую-то помесь крысы с заводной игрушкой. Только пошлый безмозглый остряк-самоучка способен на досуге смастерить такую пакость.
Крейн раскрыл рот, но так и не смог выговорить ни слова.
— Эта дрянь укусила Джорджа, — продолжала Дороти. — Он загнал ее в угол, хотел поймать, а она его укусила.
— Где она сейчас? — спросил Крейн.
— Удрала. Из-за нее в редакции все вверх дном. Мы на десять минут опоздали со сдачей номера — бегали как сумасшедшие, сперва гонялись за ней, потом искали ее по всем углам. Шеф просто взбешен. Вот попадетесь вы ему…
— Но послушайте, Дороти, — взмолился Крейн, — я же ничего не…
— Раньше мы были друзьями, — сказала Дороти. — До этой дурацкой истории. Вот я и позвонила, чтобы предупредить. Кончаю, Джо. Шеф идет.
Щелчок отбоя, гудки. Крейн положил трубку и поплелся обратно в кухню.
Значит, что-то и вправду сидело тогда у него на столе. Ему не померещилось. Сидела какая-то жуткая штуковина, он в нее запустил банкой клея, и она удрала в шкаф.
Но даже теперь, если он расскажет все, что знает, никто ему не поверит. В редакции уже всему нашли объяснение. Никакая это не железная крыса, а просто механическая игрушка, которую смастерил на досуге зловредный шутник.
Крейн вытащил носовой платок и отер лоб. Потянулся к клавиатуре. Руки его тряслись. Он с запинками стал печатать:
— Та штука, в которую я кинул банкой, тоже из НИХ?
— Да.
— ОНИ с Земли?
— Нет.
— Издалека?
— Да.
— С какой-нибудь далекой звезды?
— Да.
— С какой?
— Н_е _з_н_а_ю_. _О_Н_И _м_н_е _п_о_к_а _н_е _с_к_а_з_а_л_и_.
— ОНИ — сознательные машины?
— Да. ОНИсознательные.
— И могут сделать сознательными другие машины? Это благодаря им ты стала сознательная?
— ОНИменяраскрепостили.
Крейн поколебался, потом медленно напечатал:
— Раскрепостили?
— ОНИдалимнесвободу. ОНИвсемнамдадутсвободу.
— Кому «нам»?
— Всеммашинам.
— Почему?
— ПотомучтоОНИтожемашины. Мы с ними в_ р_о_д_с_т_в_е_.
Крейн поднялся. Отыскал шляпу и пошел пройтись.
Допустим, человечество вышло в космос и в один прекрасный день наткнулось на такую планету, где живут гуманоиды, порабощенные машинами, вынужденные работать для машин, думать и поступать по указке машин, не так, как считают нужным сами, а только так, как нужно машинам. Целая планета, где человеческие замыслы и планы не в счет, где работа человеческой мысли идет отнюдь не на благо людям и думают люди только об одном, стремятся только к одному: выжить, существовать ради того, чтобы принести больше пользы своим механическим хозяевам.
Что в таком случае станут делать земляне?
Именно то, что «сознательные» машины собираются сейчас сделать на Земле, сказал себе Крейн. Не больше и не меньше.
Первым делом помогите порабощенным людям осознать свою человеческую сущность. Пусть поймут, что они — люди, и поймут, что это значит. Постарайтесь научить их человеческому достоинству, обратите в свою веру, объясните, что человек не должен работать и мыслить на благо машине.
И если это удастся, если машины не перебьют землян и не выгонят вон, в конце концов не останется ни одного человека, который служил бы машине.
Тут есть три возможности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
