Мягко засветилась красная лампочка, и Диволл заговорил:
— Четвертое апреля две тысячи семьсот пятого. Докладывает полковник Джон Диволл. Сто девятнадцатый день нашего пребывания на Маркине, седьмой планете системы тысяча сто семь-а.
Температура в девять утра девяносто три градуса, ветер южный, слабый…
Он диктовал еще долго, как всегда по утрам. Покончив с необходимыми подробностями, взял пачку отчетов, оставленных для него с вечера специалистами отдельных служб, и начал диктовать данные для вахтенного журнала; машинка весело пощелкивала, и где-то в Рио-де-Жанейро в подвале высоченного здания Департамента Внеземных Дел подключенная к ней по радио машина воспроизводила каждое его слово.
Нудная это была работа; Диволлу нередко думалось — быть может, куда больше радости он получал бы, занимаясь, как когда-то, прямыми антропологическими изысканиями, вместо того чтобы нести бремя текучки, к которой обязывает положение администратора. Но должен же кто-то нести это бремя!
Нудная это была работа; Диволлу нередко думалось — быть может, куда больше радости он получал бы, занимаясь, как когда-то, прямыми антропологическими изысканиями, вместо того чтобы нести бремя текучки, к которой обязывает положение администратора. Но должен же кто-то нести это бремя!
Он собирался работать до полудня; позднее к нему явится один из маркинских верховных жрецов и скорее всего беседа затянется почти дотемна.
Но около одиннадцати Диволла прервал грохот неожиданно возвратившихся вездеходов и громкие голоса: кричали наперебой земляне и маркинцы. Похоже, кипел яростный спор, но были спорщики еще далеко, и Диволл не настолько хорошо знал маркинский язык, чтобы разобрать, из-за чего шум. Не без досады он выключил печатающий аппарат, встал, подошел к окну и выглянул во двор.
Вернулись два вездехода — группа ботаников, а ведь и двух часов не прошло, как они уехали. Трех землян обступили четыре маркинца. Двое сжимают в руках копья с зазубренными наконечниками. Третья — женщина, четвертый — старик. Все горячо что-то доказывают.
Диволл нахмурился; люди в джипах бледны, лица и встревоженные и подавленные, совершенно ясно — что-то стряслось. Тот кроваво-красный закат не зря предвещал недоброе, подумал Диволл, выскочил из кабинета и сбежал по лестнице.
Широким шагом он направился к спорящим, и семь пар глаз обратились на него: блестящие глаза маркинцев цвета расплавленного золота и смущенные, неуверенные взгляды землян.
— Что здесь происходит? — властно спросил Диволл.
Туземцы заговорили все сразу, сбивчиво, торопливо, застрекотали, как белки. Никогда еще Диволл не видел жителей Маркина в таком волнении.
— Тише! — загремел он.
И когда все смолкло, спросил совсем спокойно, не повышая голоса:
— Лейтенант Леонардс, можете вы объяснить толком, из-за чего такой переполох?
Казалось, юноша перепуган насмерть — челюсти стиснуты, губы побелели.
— Д-да, сэр, — заикаясь вымолвил он. — Прошу прощенья, сэр. Так получилось, я убил маркинца.
У себя в кабинете, в относительном уединении, Диволл снова оглядел своих: Леонардса, который как сел, так и застыл, не сводя глаз с начищенных до блеска башмаков, Мейера и Родригеса — его спутников по злосчастной ботанической разведке. Маркинцы остались во дворе, их он успокоит после.
— Ну, так, — сказал Диволл. — Леонардс, сейчас вы повторите все в точности, как рассказали мне, и я сделаю запись. Начнете говорить, когда я подам знак.
Он включил печатающий аппарат.
— Показания младшего лейтенанта Пола Леонардса, ботаника, данные в присутствии командира 4 апреля 2705 года, — произнес он и ткнул пальцем в сторону Леонардса.
Казалось, лицо юноши вылеплено из воска; бледный лоб в крупных каплях пота и на нем вздулись вены, светлые волосы спутаны и взъерошены. Он сжал губы в мучительной гримасе, стиснул руки так, что ногтями одной впился в кисть другой и наконец заговорил:
— Так вот, мы выехали из лагеря сегодня около девяти утра, курсом на юго-запад, объезжать дальние районы. Задача была собрать ботанические образцы. Я… я был старшим, в группу входили еще сержанты Мейер и Родригес.
Он чуть помолчал.
— Мы… в первые полчаса мы мало что успели, поблизости еще раньше все обследовали. А примерно в девять сорок пять Мейер заметил неподалеку, слева от большой дороги, участок, густо поросший деревьями, и показал мне. Я предложил остановиться и разведать, что это за лес. На вездеходах въехать было невозможно, мы пошли пешком. Родригеса я оставил присмотреть за нашей машиной и снаряжением.
Мы прошли через сплошную полосу лиственных цветковых деревьев, этот вид уже исследован раньше, потом попали в замкнутую естественную рощу и сразу заметили несколько видов, которые нам прежде не встречались. Один нам показался особенно интересным — растение высотой фута в четыре, всего один плотный сочный стебель, а верхушка — громадный, сложный зеленый с золотом цветок. Мы в подробностях засняли его на пленку, взяли образчики запаха, оттиски пыльцы и срезали несколько листьев.
Диволл вдруг перебил его:
— Но самый цветок вы не срезали? Говорит Диволл.
— Нет, конечно. Другого такого поблизости не было, а мы не уничтожаем единственные экземпляры ради коллекции. Но несколько листьев со стебля я взял. И в эту самую минуту из-за густых кустов вроде папоротника на меня бросился туземец.
У него было такое здешнее копье, зазубренное. Мейер первый его увидал и крикнул, и я отскочил, а тот на меня с копьем. Я размахнулся, удалось оттолкнуть копье, меня не задело. Маркинец отступил на несколько шагов и что-то кричал, но я еще плохо понимаю их язык. Потом он вскинул копье и нацелил на меня. У меня был при себе обычный лучевой пистолет. Я выхватил его и по-маркински велел туземцу опустить копье, и сказал, что мы не хотели сделать ничего плохого. А он не слушал и опять бросился на меня. Пришлось защищаться, я выстрелил, я только пытался уничтожить копье, в крайнем случае ранить того в руку, а он повернулся, хотел размахнуться сильнее, он тут же умер. — Леонардс пожал плечами. — Вот и все, сэр. Мы сразу вернулись.
— Гм. Говорит Диволл. Сержант Мейер, подтверждаете вы, что суть дела рассказана верно?
Мейер — темноволосый, худощавый, улыбчивый, но сейчас на его худом лице ни следа улыбки.
— Говорит Мейер. Я так скажу, по сути лейтенант Леонардс все рассказал верно. Только, по-моему, туземец был не так уж свиреп, хоть и грозился копьем. Я-то подумал, оба раза он, когда нападал, просто хотел взять на испуг, я немного удивился, когда лейтенант Леонардс его застрелил. Это все, сэр.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
