— Надеюсь, люди, которых сдали, ничего не знают о наших делах здесь?
— Нет, это, можно сказать, свеженанятые, их именно для чего-то подобного и взяли в команду. А что касается слегка подпорченного фасада наших дамочек — плохо, конечно, но вряд ли разъяренные мужья, отцы и бойфренды предпримут что-либо против нас. Они будут сидеть тихо и скрипеть зубами. Громко.
— Шутник! — хмыкнула тетка по имени Амалия. — Дошутишься, смотри. И вообще, тебе не кажется, что ты затеял что-то слишком уж сложное? Зачем было оставлять труп того типа, что искал Смирнова? Почему не отправил тело в емкость с кислотой?
— Потому что этот тип так ничего и не рассказал, подох молча. Ну, не совсем молча, конечно, такую боль…
— Избавь меня от подробностей, Марат!
— Извините. Так вот, от ищейки мы не смогли узнать, кто его послал, зачем им Смирнов, где он и что им известно. У нас были только документы самого детектива — удостоверение на имя Павла Шуганова и паспорт с домашним адресом. Поэтому и оставили тело в качестве приманки. А буквально на следующий день объявился этот Кравцов. Вот тогда и пришлось обратиться за помощью к москвичам. И мы начали сбор заложников, еще не зная толком, понадобятся ли они. Как видите, понадобились.
— Да уж, — фыркнула Амалия. — И почему Смирновым не заинтересовался кто-нибудь попроще, кого можно было бы устранить без лишней головной боли? Проклятый мальчишка! Из-за него приходится сворачивать налаженный бизнес в Мошкино и искать другое место! И, что самое противное, неизвестно, где он сам! Что не у этих, кто его ищет, точно, иначе детектив к нам не сунулся бы. Ты нашел хоть какие-нибудь следы? Может, заблудился в лесу и замерз, слепой ведь?
— Увы, Амалия Викторовна, этот, наиболее предпочтительный, вариант отпадает. Мои люди обшарили все в радиусе двадцати километров — больше мальчишке пешком не осилить, — нет его нигде. Ни тела, ни следов тела. И в городе он не объявлялся.
— В каком? В Мошкино?
— Ни в Мошкино, ни в Энске, ни в остальных окрестных городишках неизвестный слепой мальчишка замечен не был. Видимо, он подсел к кому-то из дальнобойщиков.
— Это плохо, он ведь расскажет о нас.
— И что он расскажет? Он ведь ничего не знает! Это во-первых. А во-вторых, сбежавший из детского дома парень вряд ли будет рассказывать, откуда он сбежал. Вернут ведь! К тому же мы и так сворачиваемся, скоро здесь ничего подозрительного не останется. А опыты вы уже остановили, карлик этот, Гошка Кипиани, все ноет, что к папе с мамой его не везут, идиот убогий!
— Кстати, ты нашел крысу?
— Кого?
— Того, кто помог мальчишке выбраться.
— Нет. Да и времени на это особо не было, сыскарь объявился, и завертелось! Нам сколько у себя заложников держать? И что с ними потом делать?
— Думаю, за неделю управимся. У мистера Николса на примете давно было новое местечко припасено, в Тамбовской области где-то. Вот туда мы и перебазируемся со всем оборудованием. Что касается заложников — кислота в цистерне свежая?
— Да.
— Тогда мне не совсем понятен твой вопрос. Нет тел — нет дел. Жаль, конечно, что такие органы хорошие пропадают, но сейчас не до возни с ними.
— Но вы только что опасались совместных действий Кирилла Витке и Мирослава Красича. Вам не кажется, что лучше отпустить заложников и пригрозить, что снова можем их похитить, если эти господа начнут копать?
— Нет, Джейди не хочет рисковать. Невозможно спокойно вести подобный бизнес, имея за спиной врагов такого уровня. И заложники, и их мужчины будут уничтожены практически одновременно. Здесь — кислота, там поработают профессионалы, которые обустроят все так, чтобы смерть Витке, Красича и Кравцова выглядела несчастным случаем. Авария, к примеру, или пожар. А собрать их в одном месте большого труда не составит. Сейчас уже идет интенсивная подготовка, мистер Николс прислал в Москву какого-то крутого киллера, поймать которого давно мечтает Интерпол. И для этого тоже необходимо время, та самая неделя, так сказать, тишины.
— Понятно. А здесь что останется?
— Хорошо обустроенный детский дом, моему преемнику повезет. Как и этим убогим, что останутся жить. Черт, как не вовремя все! Так хорошо обжились, наладили процесс, местные власти прикормили, мистер Николс был доволен, я в отпуск собиралась на Сейшелы, и нате вам! Приплыли! Все с нуля начинай, к новому имени привыкай. И все из-за какого-то засранца! Наталья Васильевна, долго еще эта девица будет в отключке валяться? Мне надоело ждать!
— Не знаю, — недовольно проквакал новый голос. — Хорошо, что ее вообще удалось вернуть, у нее оказалась индивидуальная непереносимость компонентов газа, необходимо было сразу после пробуждения вколоть ей поддерживающие препараты, а не морить жаждой! У ваших людей, Марат, что, проблемы с водоснабжением? Или с адекватностью — им просто нравится мучить женщин и детей? Где таких понабрали только!
— За своим хозяйством следите! — огрызнулся тот. — Больше получаса девица под капельницей с эффективнейшим, по вашим словам, препаратом, а результат — ноль.
— Препарат действительно очень эффективный и дорогой, новейшая разработка фармакологии, но все-таки он — не живая вода из сказки. Хотя в данном случае — живая, с того света вашу заложницу вытащил.
— Но когда она очнется?
— Не знаю. Может, через три минуты, а может, через три часа. Или дня. Я вообще не понимаю, зачем вам ждать здесь? Идите к себе, как только она очнется — я позвоню.
— Я хотела лично убедиться, что с ней все в порядке.
— Да в порядке, в порядке, вон, видите — аппаратура показывает нормальное давление и пульс.
— Тогда почему она все еще в отключке?
— Я не… минуточку! — Лану обдало волной удушливо-сладкого запаха духов, видимо, врачиха склонилась совсем низко над ней. — А она вовсе и не в отключке! Очнулась ваша мадемуазель, а вот когда — не знаю.
— Подслушивала, значит, — прошипела Амалия, причем получилось у нее так правдоподобно, что Лана не удержалась и открыла глаза, чтобы убедиться — а человек ли перед ней?
Внешне — да. У кровати стояла холеная красивая женщина с тщательно уложенными волосами. Точеное лицо, изящные руки и ноги, безупречно сидящий костюм. Но зрачки глаз женщины показались Лане вертикальными, а между зубами при разговоре явственно мелькал раздвоенный кончик языка.
— Вы сюда сцеживаться пришли? А где ваш стаканчик? — Ура, говорить получалось вполне ясно и четко, никакого шелеста, да и во рту было вполне комфортно, пустыня Сахара вернулась в географически отведенное ей место.
— Какой стаканчик? — Амалия нахмурилась и повернулась к тощей и плоской мадам, которую даже коротенький белый халатик не делал более женственной. — Наталья Васильевна, что с ней? Она не в себе?
— Наталья Васильевна! — Лана села на кровати и, покрутив головой, с удовольствием отметила, что ни тошноты, ни слабости не ощущается. — Вы ведь здешний доктор?
— Да, — кивнула та, удивленно глядя на девушку.
— И много ценного сырья за день собираете?
— Какого сырья? — дернулась Пипетка (а верно детишки подметили — мадам действительно напоминала тонкую стеклянную трубочку с резиновой нашлепкой волос).
— Змеиного яда, этой гадюкой сцеживаемого. Или она предпочитает его в людях оставлять?
Стоявший у самой двери Марат еле заметно дернул уголком рта, сдерживая усмешку, а капюшон Амалии Викторовны раздулся еще больше. Хотя нет, Коброй пусть остается Надежда Ким, а эта — обычная болотная гадюка.
Гадюка подползла к кровати Ланы вплотную и, сузив глаза, прошипела:
— Больше всего на свете я ненавижу таких, как ты, Милана Мирославовна Красич! Вы рождаетесь с золотой ложкой во рту…
— Да не дай бог, так и подавиться недолго! — отмахнулась Лана, осматриваясь по сторонам. — И вообще, откуда ТАМ ложки?
От двери послышался странный кашляющий звук, от которого Амалия рассвирепела еще больше:
— Хамить и дерзить вы привыкаете с детства, вам все обязаны, вы — пуп земли, все достается вам без труда, вы…
— Батюшки! — всплеснула руками Лана, отчего жало капельницы выпало из вены. — Да никак передо мной реинкарнация пламенной революционерки Розы Люксембург! Или Клары Цеткин? Мы на гибель всем буржуям мировой пожар раздуем? Так вроде и вы, голубушка, не в рубище ходите? И детишек на органы режете не ради высокой идеи, а ради тура на Сейшелы.
— Марат, — не отрывая глаз от Ланы, процедила Амалия, — эту в кислоту живой бросишь, понял? Я лично прослежу за процессом!
— И вы надеетесь, что после всего услышанного я буду фотографироваться с дурацкой газетой в руках? — криво улыбнулась девушка.
— Будешь, лапонька, будешь, — точно, раздвоенный язык! — Ты ведь не одна здесь, верно? Ты же не захочешь, чтобы сделали больно маленькой Лизе? Или кому-то из мальчиков?
