Каролина не испытывала ничего, кроме страха. Сколько еще народу уже знает, что им удался побег? Если эта новость распространяется по городу с быстротой молнии, насколько они могут быть уверены в своей безопасности? Она сказала сдавленным голосом:
– Благодарю вас за то, что вы пришли. Но, пожалуйста, скажите, где кормилица и ребенок?
Тафас протянул руку:
– Вы принесли деньги?
Каролина протянула ему мешочек с деньгами. Мгновенно, незаметным движением он выхватил из ее пальцев кошелек и спрятал его в складках плаща.
– Вы будете довольны моими известиями, – сказал он. – С Зинаидой договорились, что она должна ждать вас в моем доме.
Каролина не могла этого больше выносить:
– Где ребенок?!
– Успокойтесь! Вы что, хотите, чтобы все обращали на нас внимание? Они были в моем доме, Зинаида и ребенок. Она пришла еще раньше каравана, но после того, как в городе узнали о вас и стали разыскивать, больше не смогла оставаться. Это было бы слишком опасно. Уже поползли слухи, что с ней ребенок христианки. Что же им оставалось делать?
– Где Зинаида и ребенок?
– Они покинули город. – Тафас ударил себя кулаком в грудь. – С моей помощью. Я попросил моего хорошего друга, проводника, который отправлялся с почтовым караваном, взять их с собой.
Каролина молчала. Снова ее надежды были обмануты.
– Где я смогу их найти?
– В Расе, ее родной деревне. Она лежит на вашем пути, почти в сорока милях южнее Алжира. Она наверняка доберется туда. Вернее, чем если бы поехала с вами. Ребенок крепкий, а Зинаида бесстрашна, как мужчина. Единственное, что могло бы вас беспокоить, – это то, как сильно любит она ребенка. Она обожает девочку, как будто это ее собственное дитя.
Малем Мерабет, который во время их разговора стоял в стороне, внезапно возник рядом. Он, как всегда, подошел беззвучно, делая вид, что совершенно поглощен лошадьми которые уже были оседланы. Слуга тащил за повод нагруженных верблюдов. Он издал гортанный звук, и верблюды, недовольно крича, опустились на колени и стали испражняться.
Тафас проворно отпрыгнул в сторону. Потом торопливо сложил руки на груди и поклонился Каролине:
– Вы обязательно найдете своего ребенка! Аллах с вами! Он доказал это...
– Идите с миром, – сказала Каролина, мучаясь противоречивыми чувствами.
Странно, но она не держала зла на этого человека. Понимая, что он продувная бестия, она все же доверяла ему больше, чем Малему Мерабету и его маленькому отряду, который должен был сопровождать их. Если быть честной с самой собой, то следовало признать: она в глубине души радовалась тому, что с ребенком все так устроилось и что она не должна нести ответственность за его опасное путешествие по пустыне. Но все же мысль о том, что ее девочка прижимается к груди чужой женщины, больно ранила ее. Шум отвлек ее от мыслей. Малем Мерабет вылил воду на лагерный костер. Шипя, огонь потухал, испуская белый дым. С головы каравана, уже готового к отправлению, послышались приказы занять свои места. Малем Мерабет сделал знак своим людям. Те вскочили в седла.
Стерн подвел коня Каролины. Он протянул ей повод, поддержал стремя.
– Садитесь, – сказал он спокойно. – Время отправляться.
Каролина схватила его руку, молча сжала ее. Потом поставила ногу в стремя и уселась в седло. В свете факелов караван медленно приходил в движение.
Во главе каравана погонщик прокричал первое «Хо-хо». Заржала лошадь, раздался смех и снова замер, растворился в темноте.
Каролина не могла вспомнить, видела ли она когда-нибудь такую темную ночь. В мире не существовало больше ничего – ни неба, ни земли, – только всепоглощающая темнота, в которой свет факела едва достигал руки, сжимавшей его. Она не знала, сколько времени они уже пробыли в пути, когда к ней вдруг подскакал шейх Томан ибн Моханна.
– Будьте внимательны! – прошептал он.– Смотрите вперед!
– Что такое? – спросила Каролина, приготовившись к очередной неприятности.
– Есть нечто, что можно увидеть только здесь, только в этот час. Как мы говорим, ночь открывает свои глаза. Того, кто увидит ЭТО, ночь будет оберегать.
Каролина напряженно вглядывалась в тьму и вдруг увидела ЭТО. Действительно, казалось, будто широко раскрылся огромный темный глаз. Тонкая, будто тлеющая полоса мелькнула, разорвала темноту и исчезла. Все длилось не дольше секунды. Потом снова вернулась ночь, но в этой ночи были уже земля, небо и линия, которая их разделяла.
Воздух похолодал, и стало свежо. Вдали возникли контуры деревьев. Подъехав поближе, Каролина узнала веерные пальмы. Это была роща, между стволами которой слабо светились белые мраморные плиты и силуэт маленького круглого храма. Процессия мерцающих фонарей двигалась сквозь темноту к роще. Это был маленький отряд, явно не принадлежащий каравану. Казалось, погонщики и животные прибавили шаг, чтобы не столкнуться с этой процессией. В середине группы Каролина увидела четырех мужчин, несших на плечах большие носилки, на которых стоял гроб. Впереди процессии шла закутанная в черное фигура. Неосознанно Каролина натянула поводья, пытаясь разглядеть, что там происходит. Процессия остановилась. Гроб опустили на землю. Каролина повернулась в седле и вопросительно взглянула на шейха Томана.
– Это лес мертвых, – объяснил шейх. – В Тимбукту только эти деревья всегда отбрасывают тень.
Процессия достигла своей цели. Мужчины окружили вырытую могилу. Мощные потоки дождя наполнили ее водой, и теперь свет фонарей отражался в водяном зеркале. В тишине раздалось приглушенное бормотание. Порыв ветра сбил с пальмовых листьев влагу. Град капель обрушился на землю. Каролина уже хотела отвести взгляд, как вдруг что-то в темной фигуре приковало ее внимание. Мужчина распахнул плащ и выпрямился. Потом простер вперед руки. Это был такой же жест, каким Аба эль Маан недавно приглашал ее войти в свой дом. Аба эль Маан! Который пришел в этот лес мертвых, чтобы предать земле тело своего внука Тимура. Словно паралич разбил Каролину. Но это не был страх, что Аба эль Маан может узнать ее. Это не было и воспоминание о Тимуре или о том мгновении, когда Аба эль Маан произнес свой приговор. Перехватило дыхание при мысли, что это ее сейчас могли бы хоронить. Ненатянутый повод праздно лежал в ее руке. Она не могла оторвать взгляда от горестной сцены. Невыплаканные слезы жгли ей глаза. При мысли о том, что она может умереть где-то на чужбине и быть похороненной в чужой земле, ее сердце сжалось. Не был ли этот страх тем, что придавало ей силы пережить все? Страх лечь в чужую землю?
Было только одно место на земле, где она хотела бы обрести вечный покой. Казалось, сквозь тьму южной ночи она увидела мягкий свет лампады в часовне Розамбу; базальтовый алтарь – этот базальт остался еще с языческих времен. Над ним не висело распятие, но сверху стоял золотой, украшенный драгоценными камнями крест. Купель из красноватого гранита. Низкий свод с красным камнем, на котором был выбит герб графа Ромма Аллери – роза и меч. Хоры с полустершимися фресками. Флаги, укрепленные в тяжелых кованых держателях, а в их тени – могильные плиты, саркофаг. Она потянула за повод и направила своего коня к Стерну.
