Так пока было и у меня: маленькое королевство с очень маленьким дворцом, в котором даже не было помещения для охраны - бодигарды жили в доме напротив. Все так лубочно и патриархально - словно и нет в мире врагов у андоррского короля. Люди Тома, конечно, присутствовали в здании постоянно, но были так незаметны, что иногда мне казалось, что мою драгоценную тушку никто не охраняет.
Гвидо даже притоптывал от нетерпения, когда я показался на пороге:
- Ваше Величество, - выдохнул темпераментный баск, - срочный звонок!
Его выбрал для меня Пьер из пары сотен кандидатов с хорошими рекомендациями. Гвидо совсем не был похож на английских камердинеров и его горячность, энергия и говорливость выдавали в нем местного уроженца. Однако, к двадцати шести годам парень владел шестью европейскими языками, включая венгерский и польский, имел степень бакалавра испанского права и успел недолго поработать в MAE, что на площади Санта-Крус. Магистратуру по романской филологии он собирался окончить в новом андоррском университете, который мы хотели открыть уже в следующем году.
Гвидо Эчеберрия оказался одним из немногих среди двухсот кандидатов, чья возможная связь с какой-либо разведкой не была выявлена. Ни с испанской СЕСИД генерала Манглано, подслушивающей на досуге своего короля и торгующего этими записями и даже предложивши как-то раз их мне, ни с французской DGSE, где директором последний год досиживал бывший директор парижского аэропорта - Стон Марион. Две отдельные проверки, проведенные людьми Луиджи и парнями Тома не дали никаких положительных результатов.
Мы с Пьером доверяли Гвидо текущую техническую работу, но ни к каким секретам пока его не допускали. А ему очень хотелось быть в самой гуще европейских событий. Не знаю зачем - то ли парень желал политической карьеры, то ли рассчитывал обогатиться на мемуарах, думаю, что бывают такие люди, млеющие от одного слова "интрига" и в каждом властьимущем человеке видящие только лишь носителя непубличной информации, будоражащей иные умы не хуже кокаина. Сам он говорил, что ему просто интересно.
Срочный звонок оказался из Лондона - от моего давнего знакомца-покровителя, каким он себя считал - мистера Брауна. Этот вездесущий человек сказал Гвидо, что ему нужен срочный разговор со мной и я не стал отказывать.
- Доброе утро, Дэвид, - поздоровался я первым, - мне сказали, что вы...
- Да-да, - перебил он меня, что было совершенно немыслимым для настоящего англичанина, - Зак, как хорошо, что вы позвонили! Вы слышали, что творится в Москве?
- Дэвид, у меня там едва ли не половина бизнеса, как бы я мог не слышать?
- Что вы об этом думаете?
- Я еще не пришел ни к какому выводу. Мои аналитики готовят справки, но они будут готовы не раньше чем через три дня.
- Вы знаете что-нибудь об этом Баталине? - мистер Браун ощутимо нервничал.
- Один из моих людей был с ним поверхностно знаком, но достоверных сведений крайне мало. Я отправил своих агентов в Москву, чтобы узнать подробности, но...
- В Букингемском дворце недовольны, - вновь перебил меня мистер Браун. - Все должно было идти совсем не так. С русскими всегда происходят какие-то накладки: стоит о чем-то договориться и можно сразу забыть о договоренностях!
Даже по телефону чувствовалось, что доверенное лицо Королевы немного не в себе.
- Были какие-то договоренности? - спросил я.
- Были! Что теперь о них говорить! Послушайте, Зак, еще не все потеряно и если мы согласованно надавим на русских, они могут отступить, понимаете?
Я не ожидал такого приглашения и не знал, что мне нужно ответить, поэтому поступил так, как не полагалось бы поступать в обществе приличных людей - ответил вопросом на вопрос:
- Что вы предлагаете, Дэвид?
- Завтра утром к вам прилетит один интересный человек. Он представляет очень высокие деловые круги и мы ему полностью доверяем. Он американец. Но в последние годы перебрался в Лондон. Князь Никита Лобанов-Ростовский. Я очень прошу вас - выслушайте его и договоритесь о согласованных действиях. Это будет полезно нам всем. Большевиков нельзя оставлять безнаказанными.
Фамилия посланца в сочетании с княжеским титулом, американским гражданством и выполняемой функцией звучала интригующе.
- Он точно американец? Фамилия звучит так, будто он русский. Или поляк, - усомнился я в предложенной мне легенде.
- Зак, просто поверьте этому человеку и постарайтесь договориться. Я на вас очень надеюсь, - Браун положил трубку, не дожидаясь моего согласия.
Я повернулся к секретарю и попросил:
- Гвидо, в моем завтрашнем расписании найдите окно в первой половине дня. Это очень важно.
Мне и самому стало интересно, что это за князь с русским именем, облеченный доверием самого мистера Брауна, который, кажется, и собственной маме не доверил бы ничего.
- И вот еще что: найдите Тома, скажите, что мне срочно нужна информация на некоего князя Никиту Лобанова-Ростовского. Срочно. Это, кстати, не поляк?
- Нет, монсеньор, - покачал головой секретарь. - Судя по фамилии и имени, он русский.
- Хорошо, Гвидо, хорошо, - пробормотал я, - созвонитесь с Томом. Информация мне нужна до завтрашнего утра.
Удивляясь тому, как странно переплетаются судьбы соотечественников - один сейчас собирается лететь над Атлантикой, чтобы убедить другого навредить Родине - я пошел обратно, но по дороге вдруг понял, что совсем не желаю разговора с Оссией, который обязательно состоится, стоит мне появиться на пороге спальни.
Я развернулся на пятках, вернулся в приемную и сказал:
- Гвидо, я поеду к Пьеру на совещание, буду к утру, подготовьте с Томом все, о чем я просил. И вызовите дежурных с машиной, до Пьера пешком далековато.
Спустя полчаса я сидел в плетеном кресле на балконе Пьера и расспрашивал его о том, каково это - быть отцом?
Пьер долго загадочно закатывал глаза под лоб, цокал языком, острил, но не спешил приобщить меня к таинству. А потом, когда я уже не выдержал и попросил его не морочить мне голову, он виновато улыбнулся и произнес длинную фразу, в которой было столько горечи, что сразу стало понятно, почему он не хотел об этом говорить прямо.
- Зак, - сказал мой премьер-министр и банкир, - я бы с удовольствием поведал вам обо всех тайнах, но штука в том, что я сам не был хорошим отцом. Вы же помните историю о Жюстин? Возможно, не уедь она тогда в Швецию, все сложилось бы иначе... У меня было два сына, но ни с одним из них я не был близок. Первый - от малышки Мари, остался где-то в Париже и я даже ни разу его не видел. Я отправлял им деньги, но съездить не решился, ведь мне нечего им сказать. Второй, здоровяк Жан, родился в браке и теперь служит первый пятилетний контракт где-то в Иностранном Легионе. Мне нечего вам посоветовать, Зак. Это у каждого происходит по-своему. Но я точно знаю одно - не обижайте мать своего ребенка и не дайте ей почувствовать себя брошенной. Это чертовски важно!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
