Однажды на трибуну выбралась какая-то старая перечница, принявшаяся вещать какую-то кровожадную ахинею о том, что "всех коммуняк" нужно вывести в чистое поле, поставить к стенке и расстрелять, а потом повесить - дама была освистана из зала и едва увернулась от тяжелого ботинка, прилетевшего с первых рядов заседающих депутатов.
Кто-то зачитывал в микрофон "Обращение Александра Исаевича Солженицина" и хлопали ему народные избранники ничуть не жиже, чем две недели назад товарищу Горбачеву, кто-то поднимал вопрос о российской самобытности, кто-то настаивал на самоопределении всех наций, вплоть до малых народностей, в принципе не имеющих возможности обладать хоть какой-то государственностью. Киношники клянчили деньги, плакались о неблагодарном зрителе, бюрократизированной системе Госкино и жаловались на жизнь вообще, ученые просили просто не мешать и расширить финансирование, партийные бонзы желали придержать коней, всесторонне обсудить происходящие в обществе процессы и на следующем Пленуме ЦК принять проработанную со всех сторон программу. Молодежь требовала жилья, а заслуженные пенсионеры - приличных пенсий, в том числе и для колхозников, чья базовая пенсия в двадцать три рубля могла помочь только дешево удавиться. Западники-либералы кивали на опыт "развитых стран", упуская из виду трехсотлетнюю историю колоний, а представители патриотических направлений требовали вспомнить деяния Столыпина, Витте и Канкрина. Смешнее выглядели западники: не зная ничего о предмете, который они рекомендовали как образец для подражания, видя только поверхностные признаки сытости, они с пеной у рта отстаивали чужие ценности. Я представил себе, как бы это выглядело в реальной жизни:
Приходит колхозник домой и заявляет жене:
- Маруська, с этого дня будем жить как городские! У них знаешь как хорошо в городе? О-го-го! Квартиры чистенькие, водопровод, отхожее место в тепле. Все друг другу говорят "будьте любезны, пожалуйста, всего доброго". А у нас? Тьфу! Надоело! Сейчас ты пойдешь у Глафиры кудри сделаешь и ногти длинные, а я стану сигары курить, в кресле-качалке качаться и газеты читать. Заживем!
- А как же я стану корову доить с длинными ногтями?
- А корову забьем - ни к чему она нам, городским! Мы ж теперь городские! Мясо продадим и купим прицеп к мотоциклу "Урал" - будем оказывать селу транспортные услуги.
Глупая баба тотчас понеслась бы к Глафире, а умная взяла бы грабли, да треснула разлюбезного промеж бровей - для вразумления.
Но на Съезде с трезвым мнением столкнуться было непросто: половина депутатов не могла толком понять куда попала, а вторая самозабвенно токовала, как глухарь в брачный период.
Все одновременно были правы и все так же чудовищно заблуждались. Прежде всего потому, что никто не мог предложить объемной программы реформ. Каждый считал самым главным вопрос, тревожащий либо лично его, либо его избирателей и всем было наплевать на мнение своих оппонентов.
Я смотрел на это безобразие, регулярно пересылаемое мне на кассетах, и не мог понять - зачем организован подобный цирк? Чтобы внушить обывателю-избирателю презрение к такому демократическому институту как Съезд? Не понимал, пока не вспомнил слова Уилкокса, сказанные им однажды после особенно бурных дебатов в Конгрессе: "конгрессмены могут говорить о чем угодно и как угодно - это показывает, что у электората есть выбор, но голосовать они должны так, как нужно".
На фоне всех этих разговоров потихоньку проходила странная и короткая избирательная компания в среде депутатов, напрочь лишенная даже малейших признаков демократического выбора. Хотя, конечно, это в Европах демократическое голосование ничего не значит и кто бы не пришел к власти, политика будет проводиться такая, какая нужна Вашингтону и Лондону, а в Москве нынешний выбор был очень важным, возможно даже самым важным за последние лет семьдесят. И оставлять его на усмотрение толпы, обозленной карточной системой, пустыми магазинами, обкомовскими лимузинами и прочими прелестями горбачевской Перестройки, было бы верхом неосмотрительности. В таких случаях при демократическом выборе к власти приходят краснобаи-демагоги, обещающие манну небесную, но в реальности приносящие еще более эпические трудности.
Для внимательного зрителя было заметно, что кто-то умело рулит почтенным собранием, постепенно сводя разнонаправленные векторы к единому. Кто-то умелый и искушенный, в большом отличии от собравшихся на Съезд людей. Каждое выступление Баталина или кого-то из его лагеря встречали и провожали шумными овациями, а у его конкурентов с каждым днем все становилось еще безнадежнее.
Программу кандидата в Президенты мне переслали по факсу из фонда Стрельцовой, куда обратился с запросом Пьер. Часом позже прилетел на вертолете второй экземпляр, пересланный мне с дипломатической почтой от Штроттхотте, работающего в Москве.
Этот второй экземпляр был весь перечеркан пометками Вилли - он был в ужасе от предложений Баталина, ведь отныне наша торговая лавочка с Россией должна была если не закрыться, то существенно измениться и уж определенно ужаться.
К вечеру того же дня доставили переведенный на английский язык экземпляр от Серого - с целой кучей восклицательных знаков после особенно новаторских предложений Баталина.
Мне не хватило квалификации для определения ближайших перспектив слету, и я передал копии этой программы с тщательно вымаранными отметками Фролова на экспертизу в аналитические управления своих банков - от Лондона и Берлина до Тайбэя и Сиднея. Мне пообещали подготовить детальные прогнозы за неделю-другую. Мне было интересно, что может произойти с нашими совместными предприятиями на базе советских НИИ, что станет с моими банками в свете новых веяний в Москве, что произойдет с теми десятками тысяч людей, которые проходили сейчас стажировку в различных фирмах по всему миру - я пытался сообразить сам, но ответа в программе Баталина не нашел. Приходилось положиться на профессионализм имеющихся аналитиков и консультантов, ведь не зря их зарплаты исчислялись подчас шестизначными числами, а в багаже некоторых имелись докторские диссертации и обширные связи - пусть напрягутся. А до тех пор нужно было просто ждать и смотреть на происходящее в Москве шоу.
На следующий день в советской прессе всплыла годичной давности история с ельцинским заплывом по речке с мешком на голове. Нашлись свидетели, утверждавшие, что столь экзотическим способом с ним пытался расправиться обманутый муж-рогоносец, выловивший свою жену в бане ельцинских знакомцев в подмосковной дачной деревне в обществе будущего кандидата в Президенты. Чуть меньше года назад историю удалось замять - и немалую роль в этом сыграл будущий кандидат в Президенты, а в то время министр внутренних дел Вадим Бакатин, но теперь она снова всплыла с новыми животрепещущими подробностями. Центральное место в ней уже занимали голые комсомольские активистки, наркотики, азартные игры, связи с чеченскими и грузинскими мафиози и все остальные возможные грехи правоверного партийца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
