— Дед рассказывал, — вспомнил Мишка — что был такой полусотник. Он тоже всех своих людей родством повязал, а потом взбунтовался и увел полусотню из Ратного, только его на Волыни убили.
— Не, эти никуда не уйдут, — убежденно возразил Афоня — у них тут хозяйство, мастерские, земля, холопы. Они хотят здесь хозяевами быть! Пимен все намекал, что хорошо бы полусотничество восстановить, Корней не дал. Потом, когда твоего деда покалечило, Пимена сотником выкрикнули, но старики, кто с серебряными кольцами, не согласились. Не то, чтобы Данилу так любили, но лишь бы не Пимена, понимают, что он сотню из воинов в торгашей превратит.
А когда нас на той переправе чуть не перебили всех, десяток Пимена уцелел. Даже троих утопших вытащили и двоих откачать сумели. Ту-то они Данилу и спихнули, а нового сотника все избрать не могли. Переругались все, чуть до оружия не дошло. Пимен к погостному боярину с подарками съездил, но кто ж знал, что тот Корнея приятель старинный? Я вот только вчера от Илюхи и услышал. Собирался Пимен и в Туров — князю челом бить, да Корней раньше успел. Вот такие у нас дела, Михайла. В книгах ученых про такое есть чего-нибудь?
— Есть, и очень много.
— И чего?
— Не выйдет у Федора ни хрена. Если они уже сейчас между собой собачатся, то им с дедом не справиться: наш-то род — все за едино. А теперь род еще и увеличится, и холопов прибавится.
— Да-а-а, глава в роду один должен быть. — Согласился Афоня.
"Как хорошо, что ЗДЕСЬ пока дерьмократов нет. Сейчас бы начали про общечеловеческие ценности балаболить, да сотника на референдуме выбирать. Сотенную казну разворовали бы, между собой перегрызлись… Тут нам и кирдык. Первый же наезд с Волыни или из Полоцка, и нету Ратного".
Откуда-то с озабоченным видом вывернулся Илья.
— Афоня, ты идти можешь?
— Илья, у меня же ключица сломана, а не нога.
— А хоть бы и хрен прищемлен! Бывает, в ухо ранен, а на ногах не стоит. Пошли, тогда — сотник всех собирает.
"Итак, имеются три группировки: "начальник транспортного цеха" Бурей, сексуальный маньяк и угребище жуткорылое, который гарантировано поддержит победителя, но сам в драку не полезет, «лоббист» нарождающейся буржуазии Пимен, мечтающий о военной карьере, но постоянно обламывающийся, потому, что не любим ветеранами, и, наконец, командующий вооруженными силами Корней Агеич Лисовинов. К командующему примыкают представители военно-промышленного комплекса в лице Луки, Лавра, и кто у нас еще оружейным делом занимается? А администрация, в лице старосты Аристарха, куплена предпринимателями, но боится силовиков. Блин, и это XII век? Как будто домой вернулся!
Дед обошел соперников на вираже, вырвался вперед и продолжает наращивать преимущество. Какие ответные меры могут предпринять противники? К международной общественности не обратишься, к гражданскому обществу не апеллируешь, в СМИ не заклеймишь. Обвинения в тоталитаризме или создании военной хунты вообще не катят. Что же еще? Акты гражданского неповиновения? Ерунда. Закон и обычай на стороне сотника, тем более, утвержденного верховной властью. Передача власти в руки гражданской администрации? Бред. Дед местный "Белый дом" — подворье старосты — раскатает по бревнышку и будет в своем праве.
Что там у нас еще есть в арсенале либеральной интеллигенции и зарождающейся буржуазии? Вооруженное восстание? Самоубийство. Терроризм? Гм, пока не в моде, но, если не ошибаюсь, примерно через полвека именно таким образом разберутся с князем Андреем Боголюбским. Донос? А вот это — всегда пожалуйста! Настучать князю или епископу наши деятели могут вполне. Князю не до грибов, вот-вот под самим кресло заелозит, а у епископа реальной власти — кот наплакал. Илларион, во славу Божью, кости переломал, ниспошли ему, Создатель, инвалидность за усердие, а Феофан… возможностей Феофана я не знаю. Пожалуй, вполне актуальным становится создание собственной службы безопасности. Опомнитесь, сэр, Вы и ГБ — вещи несовместные! Я и сам так думал, но пакостить будут исподтишка, и других средств противодействия я не знаю".
Илья и Афанасий вернулись и молча стали устраиваться в санях. Оба были мрачнее тучи.
— Илья, что случилось? — Поинтересовался Мишка.
— Андрюху казнили. — Мрачно поведал обозник.
— Какого Андрюху?
— Плясуна.
— Погоди, как казнили, за что?
— Мечом, голову снесли. Аким, тряпка гнилая, только с третьего раза отрубил. Теперь рыдает, как баба. На хрена такого десятником выбрали?
Мишка припомнил Акима — молодого еще мужика, которого дед отстранил от командования десятком. Вроде бы хлюпиком тот не выглядел. Но рубить голову собственному товарищу… А Андрюху-Плясуна любило почти все село, особенно девки. Прозвищу своему он вполне соответствовал, по праздникам, пускаясь в пляс, выделывал такие коленца… Только с третьего раза… Б-р-р, даже представить жутко.
— За что его, Илья?
— Складень следы посмотрел. Да там и так, без Складня, понятно: лазутчики сначала мимо Андрюхи Плясуна прошли, лучше бы убили, паскуды… потом уже к нам. Ты, кстати, не только лук тому попортил, там на снегу еще и кровь была.
— И Акима заставили…
— А иначе, его самого. Обычай не обманешь: проспал ворога на страже — смерть. Твой человек на страже уснул, тебе и казнить, а не хочешь, тогда тебя самого.
— С-сучье вымя! — Ругнулся молчавший до этого Афанасий. — Владана совсем свихнется: сначала мужик — на той переправе гребаной, теперь сын.
Илья зло прикрикнул на лошадь и тронул сани. Долго ехали молча, каждый по-своему переживая произошедшее.
— Илья, а чего им надо было? — прервал молчание Мишка.
— Лазутчикам? Говорят, волхва выручить хотели.
— Какого волхва?
— В Куньем городище свое капище было, и волхв там жил. Сбежать хотел, но наши поймали, теперь в Ратное везут.
Афоня тоже включился в разговор:
— Михайла, как думаешь, зачем волхва в ратное тащат?
— В Турове на праздниках двоих ведунов по приказу епископа сожгли живьем. Старика и девку.
— Что, и у нас жечь будут?
— Не думаю. Деду не по нутру пришлось. Илья, что говорят, их много было?
— По следам — пятеро. Одного ты у костра уложил, второго ты ранил, но он ушел. Еще одного ребята Рябого зарубили, прямо на дороге. Остальные ушли. В лесу снегу — коню по брюхо, а они на лыжах, да еще в белое одеты. Могли в засаду заманить.
Опять повисло молчание.
"Похоже, дед круто забирает: кнут и пряник — добыча и спрос за службу по полной программе. Старикам должно понравится, а оппозиция обязательно его людоедом выставить попробует. Может, и к лучшему? Пускай размежевание очевидным станет".
— Илья! — Обеспокоился Афоня. — Бурей от охраны отказался, а если вас эти подстерегут?
— Трое, один из троих раненый, не, нестрашно, отобьемся, да и сами не полезут.
— Вчера несколько человек сбежали, может, и ночью кто ушел? А ну, как все вместе соберутся?
— Да? А ты попробуй людей в лесу найти, если условного места нет! Да и знать друг про друга надо, а они поврозь все бежали…
— Условное место есть, — поправил Мишка — городище-то не сожгли, кто-то из сбежавших может вернуться. За всеми не уследишь: могли что-то перед отъездом припрятать, и оружие тоже.
— Управимся! — Илья, на удивление, был спокоен и уверен. — Бурей не дурак, мы тоже не дети малые, да и будет нас поболее полусотни. Не, нестрашно.
— У тебя, кроме топора, хоть какое-то оружие есть? — Поинтересовался Мишка.
— А как же? На виду не держим, но пользоваться умеем. У кого засапожник, у кого кистенек, у кого и копьецо имеется. Кто во что горазд! Бурей, так тот и вообще, лучник отменный, а лук у него — я только одного знаю, кто его натянуть мог, и то с трудом. Андрюха Немой, пока у него обе руки были целыми.
— Тогда, хочешь, совет дам?
— А что? Давай, лишним не будет.
Впереди вдруг раздались какие-то крики, шум, сани стали останавливаться. Раздался разъяренный рык Луки:
— Чего встали? Проезжай! Проезжай!
Обоз снова тронулся и вскоре Мишка увидел место происшествия. У самых кустов, головами к лесу, на снегу лежали два тела — парня и девушки. У каждого их спины торчала стрела.
— Сбежать хотели, совсем Лука озверел: не знает как с Корнеем рассчитываться будет. — Прокомментировал Илья.
— За что рассчитываться? — удивился Мишка.
— А! Я же вам не рассказал! Помнишь утром Лука народ в стане успокаивал?
— Да, двоих подстрелил…
— Не подстрелили — наповал уложил, насмерть. А они, оказывается, Корнею какой-то дальней родней приходятся, через невестку — Татьяну. Теперь Луке придется виру Корнею платить. Вот и выходит, что я, все-таки, прав!
— В чем прав?
— А в том! Если родня, то веди их отдельно и сам охраняй. Ан нет: сотник может велеть ратникам и своих вести, хотя тем с этого ни прибытку, не удовольствия. А то, еще и неприятность, вот такая, выйти может. Но — сотник! Что хочу, то и ворочу. Афоня, вожжи одной рукой удержишь? Да, чего тут держать-то, шагом едем. На!
