Колина-мамаша перелистывала мой черновик.
– Ну скажи мне, Вова, что это такое? Что это за рисунки? Я что, не говорила, что черновики районо тоже будет смотреть?
– Зачем?
– Как – зачем? Вдруг в чистовике ты сделал ошибку, неправильно что-то переписал, а на черновике все правильно? В общем, черновик ты тоже перепишешь, понял?
Я кивнул.
* * *
На улице темнело. Мы сидели на кухне и пили чай. Кухня была маленькая, и мне места за столом не хватило. Я стоял с чашкой у окна, опершись о подоконник. На подоконнике стоял большой пыльный столетник. В вазоне, среди комков сухой земли, валялась дохлая муха.
Колина-мамаша – рассказывала:
– … Ну и, в общем, думали, что это кто-то из учеников – сами знаете, какие у нас есть тут «кадры». Но потом я посмотрела – пропадают деньги только в день получки и аванса. А откуда могут знать ученики, в какой день у учителей аванс или получка? Вот вы знаете?
– Я знаю, – Колина заулыбалась.
– Ты молчи, ты-то конечно знаешь… В общем, я подумала, что это кто-то из учителей. И директору сказала – а давайте мы не будем вызывать милицию. Лучше сами выясним, кто это делает… Чем нам милиция поможет? В общем, я пришла домой и стала думать – кто бы это мог быть? Раз – двадцать рублей из сумки, потом двадцать пять, потом – пятнадцать… Может, еще кто хочет чаю? Вова?
Я кивнул.
Колина взяла мою чашку, слила в раковину остаток, налила заварки и кипятка. Я сунул чайную ложку в блюдечко с вишневым вареньем.
– Ну и, в общем, стала я думать – кто бы мог? Ну, вы уже все взрослые, кроме того, школу почти закончили… В общем, вам уже можно все рассказать. Короче говоря, Светлана Николаевна выпивала. Все это знали, но раз ни до чего такого не доходило, то смотрели на это спустя рукава… Но вы же понимаете – на водку тоже деньги нужны, и немалые, особенно после подорожания. А с учительской зарплаты… Тем более у нее – у физкультурницы – ни тетрадей, ни классного руководства… И кроме того, пьющий человек себя не контролирует, он ни перед чем не остановится, если надо выпить. Про нее я первую и подумала. Потом задаю себе вопрос: кто у нас еще пьющий в школе?
– Военрук, – сказала Савченко. – У него лицо красное, как у алкашей.
Все засмеялись.
– Ну, это все знают. – Колина-мамаша улыбнулась. – И я тоже про него подумала, чего греха таить? Но его в день аванса в школе не было вообще, у него по четвергам нет часов. Значит, отпадает. Я специально сидела в учительской, пока все не ушли по своим кабинетам, потом вышла, зашла в географию. Это ж напротив, и урока там нет. Выглядываю из двери – прямо как сыщик, – она засмеялась. – И что вы думаете? Лобченко – тут как тут. И прямо в учительскую. А урок уже, может, десять минут как идет. Что ей там делать? Я чуть-чуть подождала – и туда. И точно, она. И по сумкам лазит…
– И что потом? – спросила Савченко.
– Она, конечно, попыталась отпираться. Но я ж ее, что называется, на месте преступления засекла. В общем, пошли с ней к директору… И Владимир Сергеевич сразу говорит: не надо, мол, сор из избы выносить, вы вернете все деньги, которые взяли и уйдете по собственному желанию.
– А она?
– А куда ей деваться? Мы же могли милицию вызвать, пошла бы под суд… Так и решили. Тем более что как раз четверть кончалась… Да, так вот пришлось мне побыть сыщиком…
* * *
Мама ходила по комнате взад-вперед. Я и папа сидели на диване. Телевизор работал без звука. Шел «Прожектор перестройки».
– … Нет, ну я просто слов не нахожу… – говорила мама. – Это ж надо – зачеркнуть пятерку и поставить четыре… Всем четверым отличникам… О чем они там вообще думают, в этом районо? Перечеркнуть все десять лет учебы… И Колина на что смотрела? Зачем было потом переписывать эти работы, если она их толком не проверила…
– Какая разница? – спросил я. – Золотая медаль, серебряная? Ведь это не влияет на поступление…
– Ну и что, что не влияет? Тебе что – приятно? Быть отличником, а потом оказаться с одной четверкой из-за каких-то там идиотов в районо… Съезди поговори с ними! – она посмотрела на папу.
– А сама почему не хочешь? – спросил он.
– Я бы поехала, но я не смогу сдержаться… Я там точно устрою скандал, и все будет только хуже… Поезжайте завтра. Вдвоем…
* * *
Папа постучал в дверь с табличкой «Заместитель начальника районо Юрченко В. Ф.». Он был в своем лучшем костюме – сером, в тонкую клетку. Я тоже в костюме – его купили для выпускного, но я уже был в нем на последнем звонке.
– Войдите, – послышалось из-за двери.
Мы вошли. За столом буквой «Т» сидела толстая тетка.
– Здравствуйте, проходите пожалуйста… Это вы из семнадцатой школы, да? – ее свиная рожа расплылась в улыбке.
Мы сели на стулья. За спиной Юрченко, между стеклами «стенки», были вставлены несколько почетных грамот с портретом Ленина. Рядом с ними стоял сувенир – взлетающая ракета.
– Да, я в курсе, конечно, вашего дела, и я еще раз просмотрела работу… Да, работа очень хорошая, только вот этот один маленький недочет…
– Там же все правильно, я просто забыл в формуле минус один в энной степени… Просто не написал… Но все равно же все правильно…
– Вы знаете, я, честно говоря, не эксперт в тригонометрии… У меня гуманитарное образование, и я преподавала историю… Но мои коллеги еще раз взглянули и сказали, что это – серьезная ошибка…
– А может, что-то все-таки можно сделать? – спросил папа.
– Боюсь, что уже ничего. Но вы не расстраивайтесь, и молодой человек пусть не расстраивается… Вы же все равно получите медаль, только несколько другого достоинства… А на льготы при поступлении это никак не повлияет… Куда вы будете поступать? – она снова заулыбалась.
– В СПТУ номер один. На тракториста.
Я поднялся и вышел из кабинета, папа – следом за мной.
– Зачем ты так? – спросил он в коридоре. – Вдруг эта падла что-нибудь сделает теперь?
– А что она может сделать?
– Ну, не знаю… – он пожал плечами.
– Ничего она не сделает. Что хотела, уже сделала.
Мы вышли на крыльцо.
– Ну, я на работу, – сказал папа. – Ты домой?
– Да. Ладно, давай…
* * *
Я сидел на заднем сиденье троллейбуса, спиной по ходу движения. Троллейбус проехал Дом культуры завода Куйбышева с колоннами, стадион – мы сдавали на нем зачет по физкультуре, серое двухэтажное здание семидесятого «учила» и девятиэтажную общагу рядом с ним, забор таксопарка. У заднего стекла стоял мужик с красной рожей и шрамами на носу, в синем спортивном костюме. Он посмотрел на меня, подошел.
– Ты, я вижу, нормальный пацан. Короче, слушай, дело есть…
– Хуй сварился, будешь есть?
– Ну, ты молодец… – мужик заржал. – Держи пять!
Он сунул мне ладонь с перебинтованным большим пальцем. На бинте была засохшая кровь.
– Короче, слушай сюда. Идем сейчас в пивбар, ебнем по тридцать капель… Что скажешь, а? Ты где выходишь, на Рабочем?
Я кивнул.
– А деньги есть?
– Есть. Только дома.
– Ну и нормально. Пошли сейчас к тебе зайдем, ты возьмешь деньги… А кто у тебя дома?
Я не ответил. Мужик продолжал.
– А ты знаешь, кто я? Я – шофер, автогонки там… Ралли. Я, вообще, сам с Эстонии. «Вайя кууми нуутаме». Знаешь, что это такое? Это – пошел на хуй по-эстонски, понял?
Троллейбус подъехал к Моторному. Я поднялся.
– Э, подожди, – сказал мужик. – Ты ж говорил – на Рабочем…
Стоя, я был выше мужика на полголовы. Он взял меня за рукав. Я вырвал руку и вышел из троллейбуса.
* * *
К остановке подъехал оранжевый «Икарус». «Площадь Орджоникидзе – Сельхозтехника». Я зашел в заднюю дверь. Автобус тронулся. Людей было немного. На втором сиденье сзади, ко мне спиной, сидела Колина. В джинсах-«пирамидах» и белой польской кофте. Я подошел. – Привет.
– Привет, – она улыбнулась, посмотрела на меня снизу вверх. – Как дела?