– Нормально. С учебы?
– Да. Ты, наверно, тоже?
Я кивнул.
– И как тебе?
– Нормально. Остался последний зачет, через неделю – первый экзамен. А у тебя?
Она пожала плечами.
– У меня уже сессия идет. Один экзамен сдала. «Технологию машиностроения». Потом – практика два месяца. На заводе…
– А поступать ты опять не будешь? На физмат…
– Не знаю. Мама говорит, что дергаться не надо, раз поступила в техникум – то надо закончить… Пусть будет хоть какая-то специальность…
– А тебе она нравится – специальность?
Она покачала головой.
– Зачем тогда заканчивать?
Колина не ответила. Автобус проезжал «Менжинку». На пятиэтажном доме висел большой облезлый плакат. Красные буквы «Партия – наш рулевой» и рожа Ленина.
– Как Кузьменкова поживает? – спросила Колина.
– Откуда я знаю?
– Я ничего такого не имею в виду… Может, думала, просто видел ее…
– Видел месяца два назад… В троллейбусе вместе ехали – я с института, она из своего «учила»…
– А в каком она?
– Не помню… Вроде, в сто тридцать восьмом…
Толстая тетка у окна, рядом с Колиной задвигалась на сиденье, подняла с пола сумки. Колина поднялась, пропустила ее, села к окну. Я сел рядом.
– Ты знаешь, это нам из-за Лобченко зачеркнули «пятерки»…
– Как – из-за Лобченко? Причем тут она?
– У нее брат работает в районо… Какой-то начальник. Мне мама рассказала по секрету, а ей тоже кто-то… Ну, он за нее отомстил. Тем более, Классная сама неправильно поступила – зачем на семнадцать человек делать четверых золотых медалистов? Тем более, школа на плохом счету, и район плохой… Надо было, чтобы только ты и я. А Семенову и Савченко зря на пятерки тянули… Если бы всего двое, то тогда бы, может, и не придрались…
В «пирамидах» и польской кофте Колина смотрелась неплохо. Не сравнить как в школе. Еще и накрасилась, и начес сделала. В начале девятого класса она за мной «бегала», но я сделал вид, что ничего не заметил. Само собой, из-за ее мамаши.
Автобус подъехал к Моторному. Я поднялся.
– Пока.
– Пока. – Колина кивнула.
Я пошел к двери.
Родина
Главный редактор, Игорь Дудко, зашел в офис. Я сказала:
– Здравствуйте, Сергей Петрович.
– Привет, Лена.
– Ну, как мероприятие вчера?
– Которое?
– Демонстрация… Ну, годовщина Чернобыля…
– Как обычно. Кучу людей повязали. Не столько конечно, как в прошлом году, на десятилетие, но тоже немало. Референдум развязал диктатору руки. Теперь делает все, что хочет…
* * *
Его лицо было мне знакомо – я видела его в инязе. Он, наверно, тоже там учился. Невысокий, светловолосый, коротко стриженный. Он посмотрел на меня внимательно – может, тоже вспомнил.
– Вы по какому вопросу к Сергею Петровичу?
– По кадровому.
– А зовут вас…
– Анатолий Степанов.
– Хорошо, я сейчас ему передам.
Я встала, постучалась в дверь Дудко, заглянула.
– Сергей Петрович, здесь Анатолий. По кадровому вопросу.
Дудко поднял голову от ноутбука.
– Пусть подождет немного.
Я вернулась за свой стол.
– Ну, вы сами слышали. – Я улыбнулась. – Чай пить будете? Или кофе?
– От кофе бы не отказался.
Я открыла электрочайник – воды в нем почти не было. Я взяла его и вышла в коридор.
– Да, я тоже закончил иняз, – сказал Анатолий. Он взял чашку, размешал кофе, сделал глоток, не вынимая ложки. – Английский факультет. Только два года назад.
– Теперь понятно, почему лицо мне знакомо. И где вы сейчас – извините, конечно, за любопытство?
– Везде понемногу. Переводы, в основном. Немного – журналистика. Пишу иногда в «Музыкальную газету». А еще я занимаюсь фотографией – но это чисто для себя, можно сказать, «некоммерческий проект»…
– А постоянно что, не получилось устроиться?
– Да я и сам не хочу. Зачем это нужно? Сидеть в офисе целый день за каких-нибудь сто пятьдесят долларов? Мне больше нравится быть свободным.
– И получается? Чтобы и свободным, и хватало на жизнь?
– В общем, да. Не всегда одинаково, но жить можно. Хотя от новой работы не отказываюсь. Даже, можно сказать, ищу. Поэтому и пришел к вашему шефу – мне сказали, что он планирует новый проект, с англичанами.
Я пожала плечами.
– Слышала про это краем уха, но подробностей никаких не знаю.
– Хочет сделать английскую версию вашей газеты, – продолжал Анатолий. – Одна газета на английском в Минске уже есть, но такое говно… Пользуются тем, что одни на рынке… Английский – плохой, статьи – ерунда, выходят то раз в две недели, то реже. Короче, это все несерьезно…
Дверь шефа открылась, он выглянул.
– Анатолий – это вы?
– Да.
– Зайдите.
* * *
Я и Анатолий вышли на улицу. Было тепло. На деревьях набухали почки.
– Ну и как разговор с редактором? – спросила я.
– Ничего конкретного. Или у него самого все еще под вопросом, или не хочет ничего обещать. Сказал, что в лучшем случае – после лета. А мне это не очень интересно – откуда я знаю, что я буду делать после лета и где я буду вообще? Вам, кстати, куда ехать? Могу проводить.
– Далеко. В Уручье.
– Не проблема. У меня никаких больше важных дел на сегодня.
– А вы где живете?
– Не очень далеко отсюда. В общежитии на улице Короля.
– Я не знаю, где это.
– Между Немигой и Фрунзенской. Улица начинается за «Торговым домом на Немиге» и идет вверх к Фрунзенской. В самом начале – высокое здание. Это и есть моя общага.
– Много раз ходила или ехала мимо, но не обращала внимание… А, может, перейдем на ты? Как-то неуютно «выкать»…
– Да, конечно. А ты живешь с родителями?
– Нет, снимаю комнату. Родители мои далеко. В Могилеве.
– А мои – в Гомеле.
– И как хозяйка, нормальная?
– Там не одна хозяйка, там семья. Муж, жена и дочка. Трехкомнатная квартира.
– Странно. Такие обычно не сдают комнату…
– У них очень плохо с деньгами. Оба работают на часовом заводе, завод почти все время стоит, денег не платят. А дочка работает или нет, я не знаю… Она в какой-то религиозной секте. Мне хозяйка говорила, что она раньше курила, пила, слушала «хэви-метал», а потом вдруг ударилась в религию…
– Ну, бывает и так… А я тоже снимал комнату одно время. На первом курсе. Тогда общежитие первому курсу практически не давали. Жил у старухи-алкоголички. Весело было, конечно. Зато – жизненный опыт… – Он хмыкнул.
Мы подошли к Институту культуры, начали спускаться в метро.
* * *
Я и Толик сидели на бетонном бордюре подземного перехода рядом с вокзалом. Перед каждым стояла бутылка пива «Бурштын Беларуси». Народ спускался и поднимался по ступенькам перехода. Старухи продавали цветы тут же, на ступеньках. Таксисты-частники топтались у своих машин. На деревьях зеленели свежие листья.
– Меня напрягают все те, кто постоянно жалуются: нам, типа, скучно жить, – сказал Толик. – А мне вот не скучно, мне наоборот офигительно интересно…
– И весело?
– Нет, нельзя сказать, что весело. У меня разные состояния бывают. Но что интересно – факт. Столько всего происходит вокруг, столько новых книг, фильмов, выставок, новой музыки. Тем, кому все по херу, кто ничем не интересуется, кроме работы и телевизора в качестве развлечения, тем, наверно, скучно…
– А мне вот тоже иногда бывает скучно, – сказала я. – В какие-то моменты ничего не хочется – ни музыки, ни кино, ни книг… Вообще ничего. И вот тогда наступает настоящая скука…
– Ну, это уже не скука, это – что-то другое. «Мировая скорбь», что ли…
– Ты фотографировал что-нибудь новое?
– Да, начал новую серию. Фотографирую «Запорожцы». Это, как бы, исчезающий вид автомобиля. Скоро их вообще не останется…
– Вряд ли. В такой бедной стране, как наша… У нас в городе еще многие ездят на них…
