пошла в гору, которая обрывалась на горизонте. А горизонт переместился на уровень передних фар. Зато здесь не было луж, волна скатывалась вниз. Мы выскочили на верхнюю точку и тут нас трясонуло так, как будто внезапно отлетели правые колеса. Мы ударились грудью о ремень, жестко зафиксированный от резкой остановки, и стали лихорадочно ловить воздух, а сделав, наконец, полноценный вздох, не смогли выдохнуть: оцепенели от испуга. Оказывается, мы висели днищем на обломке асфальта, и правые колеса смотрели в пропасть. Сообразив это, мы перестали шевелиться. Я процедила сквозь зубы, будто движение губ могло вызвать “эффект бабочки”.
– Давай выбираться через твою дверь.
Лариса осторожно отогнула ручку и с изводящей и в то же время решающей медленностью открыла дверь. В этот момент машина качнулась и поползла вниз. Мы захлебнулись криком… и я проснулась.
Звонил телефон. В три часа ночи пробивалась Лара. Что-то случилось!
– Алё, Але, Лариса! – закричала я в трубку, все еще находясь под действием сна.
– Наташа, помоги! Я попала в аварию! Меня хотят убить!
Я помчалась на стоянку так стремительно, что патрульная машина не догнала меня. Стражи с автоматами бросились мне наперерез, когда я уже выкатывалась со стоянки. Не останавливаясь, я высунула в окно паспорт, права, и страж как на поводке шел за моей машиной, вглядываясь в квадратики документов. За это время я успела объясниться и попросить вызвать на место аварии службу ГИБДД.
Когда я прилетела, как стрела, в нужную точку, не сразу поняла, проснулась ли или продолжаю пребывать в кошмаре.
Две разбитые машины и две бегающие женщины нарушали ночной покой неуместной “движухой”. Лара спасаясь убегала, а здоровая, бойцового вида тетка догоняла ее. Я спешно полезла в багажник, где хранила бейсбольную биту (отняла сию игрушку у ребенка), но воспользоваться ею не успела. Прикатили синеполосые машины и страшную игру в догонялки остановили. Тетка даже из-за могучей спины “гаишника” кидалась в Ларкину сторону. Ее глаза горели как у голодного волка. Я провела с подругой остаток ночи (экспертизы, заявления). Рассвет мы встретили в поисках круглосуточного шиномонтажа. Если заменить взорвавшееся от удара колесо, худо-бедно малыш Нисан мог добрести до дома.
Ну, как после этого не будешь бояться снов? В отношении подруги он оказался пророческим. А к рассвету стал таковым и для меня. Полусонные мы ехали по роковой улице, и у “Наташи” я по привычке повернула голову в нужненужную сторону. Меня словно окатило кипятком. Черный внедорожник заполнил стоянку, улицу, город, всю жизнь. Паук ночует у Марины…
Меня затрясло, голова упала на руль. Машина катилась сама по себе, медленно, бесцельно, пока не замерла на обочине. Лариса положила руку на мое плечо, погладила волосы.
– Теперь только тебе решать, подруга, – сказала она спокойно, но твердо.
– Я знаю, – силясь совладать с собой, отозвалась я.
– Тут уж ему соврать нечего. Что делать у бывшей подруги ночью? Ясно, как белым днем.
Как я могла ему верить? Он же предал всех, кто ему доверял. Жену, которая родила ему детей, ради любовницы; любовницу ради следующей любовницы; Марину ради меня; меня ради Марины. А теперь обманывает сразу обеих женщин, и это двойное предательство, нет, даже тройное, ведь он предает свою честь. Настоящий мужчина никогда бы не сделал плевок в собственную душу.
– Ничего он не оценил, ничего, – с таким сожалением произнесла Лара, что мои усилия совладать с собой пропали даром. Я заревела.
Дождавшись очередного свидания, я села к Монстру в машину и тронула его за руку.
– Поставьте ручку скорости на паркинг. Я должна вам кое-что сказать.
– Что случилось? – он, однако, повиновался.
– Я хочу вас поблагодарить за все, что вы для меня сделали, и пожелать вам счастья
– Не понял, – он в недоумении уставился на меня.
– Я ухожу в сторону. Меня больше не привлекают такие отношения. Более того, мне противно находиться рядом с вами.
– Ничего себе поворот! Ты что, шутишь? Это игра такая?
– Это такой финал вашего обмана. Что вы делали ночью у парикмахерской “Наташа”?
Он растерян. Его вина очевидна.
– Ты знаешь… Вернее, ты ничего не знаешь… Дело в том, что… – он исполнил увертюру из ничего не значащих слов, чтобы за это время набросать лживое либретто. Как ни как, я стала неплохим музыкантом.
– Ее там не было. Я ночевал с мальчиком. Она уезжала.
– Еще слово, Андрей Константинович, и я окончательно перестану вас уважать. И себя… За то, что вам верила.
– Она, правда, уезжала. Ребенок был один. Нельзя же его бросить! Ей некому помочь!
– Мне все это не нравится…
– И мне не нравится!
– Чужие мужчины не сидят с чужими детьми. Что у вас с ней?
– Ничего нет! Ничего!
– И ничего не будет?.. – закончила я его любимую фразу.
– И ничего не будет!
– До свидания, Андрей Константинович, – я открыла дверцу, собираясь уйти.
– Подожди, не уходи.
– Я больше не желаю вас слушать. С меня хватит обмана. Вы планируете изворачиваться всю жизнь?
Смелость берет города. И противник сдался.
– Хорошо. Я должен все тебе рассказать.
И вот вам, читатель, содержимое другой чаши весов.
– Понимаешь, с Мариной я встречаюсь уже пять лет. А тебя увидел и …– рассказывая, он старался на меня не смотреть. – Поверь, мое отношение к тебе шло от души. С тобой я спокоен и удовлетворен и не обращаю внимания на сложные отношения с Мариной. Она – тяжелый человек. Там в отношениях главную роль играет ребенок. Он очень ко мне привязан. Знаешь, что говорит? Андрюша, ты будешь с нами жить? Нет, отвечаю, я живу с больной мамой. А папкой моим будешь? Представляешь? Я ему внушаю, что у него другой папа. А он: нет, я его не люблю. Я люблю тебя. Всю душу мне вытряс.
Я сидела, оглушенная горькой правдой. Моя прекрасная, бережно хранимая сказка оказалась всего лишь корявым шаржем. Есть чувства высокопарные и даже пафосные, а есть другие, которые вызывают стыд, конфуз и отвращение. К таковым относится гнилостное чувство разочарования. Мне захотелось вырваться и бежать без оглядки. Монстр удержал меня за локоть.
– Постой, Наташа! Я не могу без тебя и, конечно, очень перед тобой виноват. Я просто свинья. Но поверь, там только обязанность. Я очень ответственный человек. Ну, как я брошу их? У нее кроме меня никого нет. Матери она не нужна. Муж бросил ее с грудным ребенком на руках. У меня с ней постель-то бывает крайне редко. А ты во всем меня устраиваешь.
Я очнулась:
– Правда, устраиваю?
Он обрадовался: – Правда.
– И нигде не жмет?
