Приблизившись вплотную, рука останавливается, чтобы принять стратегическое решение. Пришло ли время для атаки? Готов ли мой оркестр играть туш? Чего мне и вправду хотелось больше всего — да, чего мне и вправду хотелось больше всего на свете, так это выпить чашку чая и хорошенько подумать. Я украдкой посмотрел на лицо Рейчел и вот что я там увидел: зажмуренные глаза, раздвинутые губы, скромных размеров лоб, на котором было написано желание; но я не смог прочесть там непринужденности.
Вы не найдете ее и здесь. И все это уже начинает меня беспокоить. Я запутан, напуган. Я в отчаянии. Мы подошли к самой сути, и что же? Я пытаюсь посмотреть со стороны, отделить сознание от тела — тут же возникает страх безумия, ощущение, что я мечусь как белка в колесе. Как здорово было бы просто сказать: «Мы занялись любовью, а потом уснули». Да только ничего подобного не было; все происходило совсем иначе. Свидетельство передо мной. (Если эти записи когда- нибудь попадут в руки одному из наших уважаемых докторов, у него не будет выбора, кроме как отрезать мне голову и отослать ее на судебную медэкспертизу, — и я не стал бы его винить.) Я знаю, как это должно быть, — я читал Лоренса. Но я знаю также, что чувствовал и о чем думал; я знаю, что это был за вечер: совокупность унылых подробностей — и ничего больше; бессмысленный, истощающий, техничный бег с препятствиями. Не надо обманывать себя. Я думал позабавиться. Не вышло. Я весь в поту. Мне страшно.
Вернемся к происходящему на полу столовой — мои пальцы ждали указаний. От них поступали сигналы, что я имею дело с лобковыми волосами равносторонне-треугольного типа, самого лучшего типа — это не какой-нибудь там ирокез, клиновидные бачки или редеющий клок щетинок и завитушек. Итак, побуждаемая — как знать — приступом неподдельного любопытства, непосредственной близостью таинственного магнита, моя рука начала постепенное нисхождение.
И вот что мне подумалось. С появлением «Тропиков» Генри Миллера стало очень трудно сказать новое слово в вопросе о пизде. (Точно так же юные поэты вроде меня самого навсегда осмеяны теми явлениями, о которых в наш циничный век уже невозможно писать: небо на закате, прекрасный взгляд, роса, все, что касается любви, разница между космической реальностью и тем, как ты порой чувствуешь себя с утра.) Помню, я подслушал в одном оксфордском баре, как некий студент — немец, насколько я понял, — говорил другому студенту, что шведки — они, в общем-то, ничего, но у них слишком большие щели. В другой раз, в том же заведении, я беседовал о сексе с одним парнем из Ньюкасла, который с пеной у рта отстаивал точку зрения, что оксфордским девчонкам далеко до ньюкаслских, поскольку их щелки слишком малы. Нарциссическая чушь. Размер не важен, если, конечно, вы не страдаете от проблем, неведомых автору данного опуса.
Но это вовсе не значит, что все пизды одинаковы. Что касается Рейчел, то ее пизда была наиболее приятной из всех, какие я когда-либо встречал. Не похожая ни на мокрую мочалку, ни на гамбургер в бумажном пакете, ни на засаленный карман пальто, или разрезанный мышиный желудок, или слипшийся ком сосудов, труб и желез, — она была бесконечно влажной, но не мокрой, обладала изысканной формой, сохраняя при этом должную аморфность — чернила и бархат, запрятанные среди лобковых волос, которые были так же похожи на мои, как персидский ковер на половичок у двери. И она была теплее, чем я; на самом деле она была просто горячей.
Тем временем я погружал туда то один, то сразу два пальца, сантиметр за сантиметром, с каждым разом все глубже и глубже, не забывая поглаживать клитор. Рейчел покрякивала и издавала трели: тем не менее, когда я прижал губы к ее уху, а свою могучую эрекцию (а то как же!) к ее бедру, слова, которые я произнес, прозвучали неожиданно:
— Где расстегивается это платье?
Она мгновенно замерла. Ее глаза распахнулись.
— Я не принимаю таблетки.
— Правда? — сказал я.
И тогда мы сделали то, что тинейджеры делают довольно часто. С подачи Рейчел мы решили, что можем запросто съездить в круглосуточную аптеку и — пускай они подавятся — купить там презервативы. Справившись с замешательством, я вскоре пришел в должное расположение духа. Выпив вина и одевшись, мы отправились в путь.
Даже скинувшись, мы не могли позволить себе такси — Рейчел надо было оставить на дорогу домой, да и мне казалось разумнее поехать на автобусе. Лето еще не злило настолько далеко, чтобы было действительно темно, вдобавок хулиганы никогда ire пристанут к тебе, если ты с девушкой.
Сейчас это кажется мне невероятным, но по дороге мы говорили о Дефоресте и о его нечастых и сомнительных подвигах в постели. (Мы, конечно, смеялись над ним, но совершенно беззлобно: пример юношеской жизнерадостности, которая после нынешней ночи станет для меня недоступной.) Его основной, хотя, конечно же, не единственной проблемой было то, что он кончал раньше, чем или Рейчел, или он сам успевали хлопнуть в ладоши. Он натягивал презерватив и задвигал ей с таким видом, будто бы только что вспомнил, что в это самое время ему надлежит быть совершенно в другом месте, и там его ожидают крайне важные дела — похороны матери, например. (Я просто пытаюсь передать словами то, что Рейчел изобразила на своем лице, показывая Дефореста.) Затем он сморщивал свою конопатую физиономию и замирал, лежа на Рейчел, а его конец тем временем выскальзывал и пропадал из виду недели на две, пока Дефорест не завершал полный цикл своих оправданий, объяснений и извинений. Все это меня смешило, но я старался не слишком бурно веселиться, отчасти из уважения к терпимости Рейчел, а также восхищаясь ее невозмутимостью. Но я просто рыдал от смеха, когда она рассказывала об одной из уловок, к которым Дефорест прибегал, чтобы продлить наслаждение. Он брал в постель учебник истории, который — так было задумано — изучал, пока Рейчел извивалась, лежа под ним. Когда ее возбуждение достигало максимума, Рейчел давала ему знать. После этого Дефорест откладывал «Англию Тюдоров» в сторону и награждал Рейчел четырьмя или пятью секундами конвульсий, прежде чем окончательно растаять. Нечего говорить, что это не срабатывало, хоть однажды Дефорест и показал рекордное время — одну минуту.
Не знаю, был ли у Рейчел умысел, но в результате я почувствовал самодовольство. Пару раз в своей жизни мне тоже доводилось преждевременно кончить, но лишь тогда, когда мне просто лень было озаботиться тем, чтобы этого не случилось. Обычно я регулировал параметры своего возбуждения, но для Дефореста у меня не нашлось бы готового рецепта.
— У тебя когда-нибудь был оргазм? — спросил я, когда мы сошли с автобуса.
— Ни разу, — сказала Рейчел.
— Я об этом позабочусь.
Но вскоре мне пришла в голову одна неприятная мысль. Ну да: я никогда раньше не пользовался резинкой. С девчонками, которые не принимали таблеток, я практиковал прерывание полового акта и кончал прямо им на живот или же на простыню, в зависимости от места, где это происходило, и того, насколько мне нравилась та или иная девушка. (Здесь не было четких правил, однако же всякий раз что-то подсказывало мне, как именно поступить.) Я неплохо усвоил учение от «Дюрекс», неоднократно мочась и дроча в презервативы, когда был помоложе. Более того, я прочел немало литературы по этой теме. Крайне важно было сжать кончик, чтобы оттуда вышел воздух, иначе презерватив может лопнуть, и не пытаться надеть его наизнанку, потому что тогда он, как правило, выпрыгивает, и ты как дурак ползаешь по полу, разыскивая его в темноте по всей комнате.
Аптека представляла собой кусочек Америки — неоновый лабиринт целлофанового изобилия, демонстрирующий пирамиды разнообразных средств для минимизации запахов, смягчения волос, запугивания прыщей, перевоспитания ног, отбеливания красных ушей. Мы остановились в дверях — застенчивая парочка, опоздавшая на официальную вечеринку. Суета и сверкание этого места заставили меня почувствовать, что я пьян и голоден. Охранники, домохозяйки и немощные старики бродили вдоль полок. В дальнем конце четверка торчков дожидалась, пока им вернут их фальшивые рецепты.
— И где же? — спросил я уголком рта. Рейчел взяла меня под руку, и мы двинулись вперед. Было ощущение, что здесь продается только жидкость для снятия лака да ракетки для бадминтона. Чувствуя, что наше веселье идет на спад, я указал на довольно убедительный с виду прилавок. Им заведовал мужчина средних лет с прогрессивной внешностью. Интересно, что там на самом деле продается? Мазь от чесотки? Детская присыпка? Притирка для увеличения полового члена? Вибраторы?
— Подойдем вместе или хочешь подождать?
— Я с тобой, — сказала она.
Я заготовил дебильную улыбку.
Но в тот момент, когда я уже направился к прилавку, прогрессивного вида мужчина уступил место седоволосой женщине в леденящей униформе. Ну вы даете, хотел сказать я, неужели вы сами не видите, как это смахивает на сценку из американского бульварного романа?
