– Пять, – сказал Патти. – Пять золотых в неделю. И я весь твой. Но если чего серьезнее, то…
– Идет. – Эдди огляделся. – Так куда идти-то?
– Да говорю же, тут недалеко… – Патти распахнул очередную тяжелую дверь и с наслаждением вдохнул горячий воздух. – Ты глянь, и вправду приехали. Слушай, а может, все-таки познакомишь? Хотя нет.
Он поспешно пригладил торчащие волосы руками.
– В другой раз, ладно? А то я сейчас как-то не в форме, что ли. Вон там. Они аккурат туда и идут. Видишь?
Патти указал на махонькие домики, казавшиеся издали едва ли не пряничными.
– А дальше уже и полигон будет. За тобой зайти завтра? Хотя чего это я – я еще сегодня загляну, добре? Расписание принесу. Если ты с нами, то первым будет с утра Маки, его вечно ни свет ни заря ставят. И злой будет. Ну да я уже сказал. Только все равно познакомь!
Милисента шла опираясь на руку мужа. И выглядела до того мирной, что… Правильно, так и должно быть. Только почему-то все равно обидно, что они там вдвоем теперь, а Эдди и не нужен особо. И появилось трусоватое желание отступить, спрятаться за дверью.
Эдди решительно шагнул вперед.
Издали девицы Орвуд выглядели почти одинаковыми. Для того, кто смотреть не умеет. Но, почувствовав взгляд, Эва обернулась. И… вновь отвернулась.
Не заметила?
Или сделала вид, что не заметила? И обида странным образом стала почти невыносимой.
– Не злой. – Тихий голос сиу избавил от наваждения. – Но слабый. Ненадежно. Не верь.
– Не буду. – Эдди решительно зашагал по тропинке. До домиков – рукой подать, и если поспешить, то… А к чему спешить-то?
Можно подумать, его там кто-то ждет.
Или все-таки ждет? Ничего. Доберется – и все выяснит.
Эдди нисколько не удивился, увидев матушку. Почему-то даже подумалось, что оно вполне себе правильно и по-другому быть не может.
– Добрый день! – Матушка сидела у окна с рукоделием, которое отложила.
В корзинку.
Корзинку поставила на подоконник, на котором уже лежала расшитая незабудками салфетка. Салфетку прижимала пузатая ваза с букетом цветов. Над ней, прихваченные широкими поясами, начинались занавеси из какой-то легкой полупрозрачной ткани.
Эдди хмыкнул, отметив толстый ковер на полу.
Изящные до крайности стулья.
И стол такой же, пусть и лежит поверх него скатерть, но все одно видать. Да и скатерть с незабудками, в пару салфетке.
– Добрый, – как-то не слишком уверенно ответила Милисента, озираясь. – Тут так и было?
– Было не так. – Матушка поднялась и протянула руку, которую Чарльз поцеловал. – Но мне показалось, что если уж все так складывается, то это место стоит слегка обновить. Домик, конечно, небольшой.
Эдди промолчал.
– Гостиная совмещена со столовой. Спальня тоже невелика, кровать узковата, но нормальную привезут уже завтра. А пока что успели. Ванна, кстати, имеется, и это уже плюс.
– Кухня такая, что собака задницу не вопрет, – пожаловалась Мамаша Мо, выплывая с фарфоровой супницей, из которой торчала серебряная рукоять половника. – Не повернуться. Я к нормальным привыкла, а тут… Хотя для здешних девиц, может, и сойдет. Садитесь.
Желающих спорить не нашлось.
– Суп с раками, – возвестила Мамаша Мо. – Правда, здешние раки – разве ж это раки? Недоразумение одно! Замаялась ковыряться. Но вроде ничего. И ты ешь!
Это она сказала Эваноре, которая от испуга едва ложку не выронила.
– Тощая, бледная. Так ты замуж не выйдешь. А еще учиться.
Ее ворчание было привычно. А вот леди Орвуд, кажется, несколько смутилась.
– А эта, ишь, глазищами зыркает. Ничего, Мамашу Мо ведьмой не напужать. И вы, два балбеса… ладно сами сюда лезете, а девок чего потащили?
– Она… – Эва осторожно покосилась на широкую спину Мамаши Мо, которая торжественно удалилась в сторону кухни. – Всегда такая?
– Всегда, – признался Эдди. – Но готовит отменно.
– Мама. – Милисента поглядела на мужа. – А ты как тут оказалась?
– Приехала.
– Я серьезно. Сюда же не пускают. Женщин. И все такое…
А Эдди подумалось, что матушку и прежде было крайне сложно куда-то не пустить.
– Не пускают, – согласилась она. – Обычно. Но для меня сделали исключение.
– Почему?
– Потому что многоуважаемый Лассон…
– Это ректор, – пояснил Чарльз, за что Эдди проникся к нему благодарностью. А еще подумалось, что мог бы и сам поинтересоваться, кто в этом стаде за пастуха. – Избирается голосованием. Тоже одна из привилегий университета.
– …прекрасно понимает, что привилегии привилегиями, а финансирование финансированием. Казна тратит на развитие науки немалые суммы. Но иногда об этом забывают.
– И его императорское величество решили напомнить? – Леди Орвуд к еде так и не притронулась. А вот Эва ела. И сестрица ее. Даже ложку облизывала, зажмурившись.
– Именно.
– Вы останетесь?
– Вероятно. Коттеджи начали готовить. Я прибыла, честно говоря, лишь затем, чтобы проследить, как идет подготовка. Не думала задерживаться, но… – Матушка стукнула пальцем по столу. – Возникли некоторые вопросы. И боюсь, мой визит несколько затянется.
– Я могу чем-то помочь? – поинтересовался Чарльз.
– Возможно. Пока не знаю. – Матушка замолчала, поскольку из кухоньки выплыла Мамаша Мо с новым блюдом, источавшим просто невообразимый аромат.
– Мошенники, – сказала она доверительно, опуская блюдо на стол. – Кругом ворье и мошенники. Ишь, ученые… одни беды от этой науки! Господь заповедовал молиться! А они ишь удумали – обворовывать! Ничего, на всех управа сыщется. Заглянули мы намедни, и что? Пылища! Конюшни эти, как их…
– Авгиевы? – предположил Чарльз.
– Во-во, они самые. Тараканы, что у себя дома… и главное, жрать нечего, а они все одно шастают. Тараканы. Магические, сразу видать. Мебель мало что на честном слове держится. Крыша, видно, течет.
– А по бумагам ремонт сделан полгода назад. И отчет о нем представлен в канцелярию, – добавила матушка. – Меня, конечно, пытались уверить, что ремонт производился.
– Ага, где-то там, где этих раков немощных ловили! – Мамаша Мо удалилась. – Будут они мне тут говорить!
– Возможно, конечно, мне стоило предупредить о своем визите…
– Вот еще, ворье упреждать! – донесся с кухни голос.
– Но как уж получилось. И я поставила ректора в известность, что ненадолго задержусь. Надеюсь, вы не против?
Дураков возражать не нашлось.
Эва принюхалась.
В доме пахло краской и свежим деревом. Его тоже привели в порядок, и, кажется, весьма поспешно. Вон, капли краски застыли на стекле. А в одном месте шторы и вовсе к подоконнику приклеились. Слегка.
– Повезло, – сказала Тори, оглядываясь.
– В чем?
Не то чтобы матушка Эдди как-то пугала. Нет, пугала немного. Но скорее смущала. Тоже немного.
– Боги. – Тори закатила глаза. – Если бы не эта… сестрица императора, мы бы жили с маменькой. Она бы точно нас ни на шаг не отпустила. А теперь она будет при ней.
– Ты что-то задумала?
Тори взмахнула ресницами и, чуть склонив голову, поинтересовалась:
– Может, прогуляемся? День хороший.
Предложение звучало заманчиво. И день действительно хороший. Солнышко вот. Только выходить страшновато. Все-таки место незнакомое.
Университет.
И вообще, Эва сомневалась, что им можно гулять вот так, вдвоем, без гувернантки, компаньонки или на худой конец служанки.
– Маменьке скажем, – заверила Тори, подхватив шляпку. – Или ты в самом деле собираешься тут торчать?
– Не знаю. – Эва огляделась.
Домик небольшой и, наверное, уютный. Спальня с двумя кроватями, над которыми поднимаются белоснежные горы подушек. Гостиная. На полу ковер. На стене картины, правда, какие-то… не такие, что ли? Зачем вешать портреты хмурых мужчин, взирающих на Эву с неодобрением? Или у них не нашлось ничего иного, более подходящего месту?
– Не нашлось. – Тори подошла к картине и ткнула пальцем в глаз. – Это же университет. Откуда здесь пейзажам взяться. Свои повесь.
