— Что там у вас?
Петров рассказал, и комроты пошел к котловану тихонько, однотонно посвистывая сквозь зубы. (Была у него такая привычка, за нее, случалось, товарищи ругали: «Хоть бы мелодию какую высвистывал, а то шипишь, точно пар выпускаешь из крана».)
Комроты шел к котловану, а оттуда вдруг выскочил Щипунов. Лицо его было бледным. Он с секунду к чему-то прислушивался.
— Это вы, товарищ старший лейтенант? Вы свистите? — с облегчением вздохнул он.
— А ты что, против?
— Мне показалось, в яме шипит, думал — бикфордов шнур загорелся…
С бикфордовым шнуром все обошлось благополучно. Конец зажигательной трубки нашли в шашке самого нижнего слоя. Там же стояли электрические детонаторы и взрыватель. Их вынули. Теперь можно было свободно вздохнуть.
— Куда все же вели электрические провода, где их выход? — сказал с недоумением Щипунов.
— Не знаю, — пожал плечами Петров. — Искать времени нет. Да пускай они хоть в самый Берлин тянутся, к Гитлеру лично. Зря он будет там крутить машинку. Фугас-то мы разобрали! Тю-тю, как говорят, ауфвидерзейн.
Щипунов удивленно посмотрел на Петрова. Такого легкомысленного тона от него он никогда не слышал. Но кажется, так, как сегодня, они еще никогда не уставали.
— Снять оцепление! — приказал Егор Сергеевич. К котловану спешили девушки, они весело болтали, сыпали вопросами — уже откуда-то узнали, что работа окончена. Теперь надо было все им рассказать и показать.
ТИХАЯ ВАЛЯ
Валя Корнеева была мало приметна в команде. Высокая, неторопливая, с бледным лицом, которое лишь изредка красила улыбка, она говорила негромким голосом, рассудительно, спокойно и только тогда, когда действительно надо было что-то сообщить. На других, случалось, нападала болтливость — от радости, от перенесенного испуга, от хорошего настроения, появившегося неизвестно почему, а Валя всегда была немногословна. И смеялась она тоже редко и негромко.
Тихую Валю любили в команде, девушки охотно делились с ней своими переживаниями, доверяли сердечные секреты. Она слушала внимательно и сочувственно, не прерывая излияния подруг. Были ли у нее тоже сердечные тайны? Об этом ничего не знали.
Стоило девичьей команде появиться на новом участке фронта, и весть об этом немедленно разносилась по частям, расположенным вокруг. Егору Сергеевичу хватало забот. Нужно было держать на расстоянии тех, кто очень уж лез на глаза, стараясь любым способом познакомиться с девушками. Молодость везде остается молодостью, и на войне, бывало, в огне и крови, ее голос зазвучит вдруг особенно громко. Не во власти старшины было запретить любовь. Она возникала и там, на передовой, и не одна девушка потом пронесла эту любовь через всю свою жизнь. Егор Сергеевич не был ханжой, но он всегда помнил, что служба есть служба и дисциплина остается дисциплиной. О них командир не может забывать.
Впрочем, и в этом отношении Валя Корнеева не причиняла ему беспокойства. Солдат и молодых офицеров, не упускавших случая повертеться около девушек, — всегда хватало. Но Валю они не вызывали на свидания, ей не писали любовных писем. Она была недурна собой, только ее привлекательность не бросалась в глаза, а держалась Валя так, что ей легко дарили дружбу, но завязать фронтовой роман не пытались. А все, чего требовала служба, Валя выполняла точно и умело.
Она не числилась в первых, как, скажем, Рита Меньшагина, которая действительно лучше всех умела учить собак и обращаться с ними, или Вера Александрова — отличный сержант и минер, душа и заводила команды. Но когда начинали подсчитывать сделанное, неизменно оказывалось, что тихая Валя выполнила свои задания лучше, чем многие. Так было и на Неве, когда они вывозили раненых на собачьих упряжках. Говорили о Валиной работе мало, у нее не было особенных происшествий, но по числу раненых, доставленных с поля боя на медицинский пункт, она превзошла большинство девушек. Валю наградили тогда боевой медалью, и это не вызывало разговоров и пересудов. Все понимали — она заслужила. И также все сочли естественным и справедливым, когда Валю наградили орденом Красной Звезды за работу на минных полях. Валя показала себя очень хорошим минером.
Собака у нее была тихая, под стать хозяйке. Чем-то Шарик напоминал русскую гончую. С его вытянутой небольшой головы свисали лохматые длинные уши, темно-карие глаза смотрели живо и умно. Масть его была пестрой — черные, желтые, белые пятна на короткой плотной шерсти.
Это был ласковый пес. Он не рычал на незнакомых людей, когда с ним заговаривали, глядел внимательным взглядом и вертел хвостом. Он мог постоять за себя, но первым драку обычно не начинал.
К хозяйке Шарик был очень привязан и понимал ее с полуслова. Во время работы Валя вела с ним неторопливую, тихую беседу. Пес отвечал Вале взглядом, движениями, иногда даже хитровато подмигивал, давая понять, что слышит хозяйку и сделает то, что приказано. Почуяв взрывчатку, Шарик спешил уведомить Валю: оборачивался и ритмично помахивал хвостом. Валя сразу замечала его сигналы:
— Нашел, что ли? Тогда садись.
И Шарик садился возле обнаруженной мины, терпеливо ожидая награды. Хотя садиться было не всегда приятно. Как-то они работали на болоте. Стояла уже глубокая осень, и между кочек выступала ледяная вода. Нужно было обладать поистине необыкновенным чутьем, чтобы в этой сырости учуять мину, но Шарик учуял. И остановился возле нее в нерешительности, крутил хвостом, вопросительно глядел на хозяйку.
— Холодной воды боишься, неженка? — укоризненно проговорила Валя. — Хвостик замочить страшно, а на воздух взлететь не хочешь? Ну, садись как положено!
Шарик сел возле кочки, прямо в воду. Валя подошла к нему, работая щупом. Она обнаружила мину под дерном и обозначила ее красным флажком. Потом старательно обтерла мокрозадого пса полой шинели и сунула ему в пасть лакомство:
— Глотай, заслужил, молодчина.
Должно быть, потому, что Валя редко рассказывала о своей работе, о находках Шарика, ее собака довольно долго числилась в посредственных. Другие девушки, едва придя с минного поля, спешили поделиться с подругами: «Ах, девчонки, что у меня сегодня было!..» Валя слушала эти рассказы и молчала, хотя порой могла сообщить девушкам и кое-что более интересное. Но ей все сделанное самой казалось уже простым и обыкновенным.
Все-таки иногда — так уж получалось — подруги, командиры да и посторонние становились свидетелями того, как она с Шариком работала. Потому и репутация ее собаки постепенно росла.
Как-то выходило, что это именно заслуга Шарика, если они с Валей нашли особенно хитро упрятанный фугас, — Шарик же привел к нему! Только Егор Сергеевич замечал иногда:
