была обращена «Венгерская трагедия».
Как можно догадаться, книга завершается панегириком героическому сопротивлению венгерского народа превосходящим силам советской армии, солдаты которой думали, «что они в Берлине сражаются с германскими фашистами»192. Не стоит упрекать Фрайера за то, что он брал на веру самые нелепые слухи, ведь, в отличие от СССР, во многих западных странах в школах не учат географию.
К чести Питера Фрайера отметим, что по сравнению с большинством его венгерских друзей он до конца своей жизни остался верен коммунистическим взглядам. Вместе с тем «Венгерская трагедия» стала краеугольным камнем мифа о «демократической антисталинской революции 1956 года». Воззрения автора были подкреплены авторитетом очевидца. Многие левые сектанты сравнили «Венгерскую трагедию» с «10 днями, которые потрясли мир» Джона Рида. Это, конечно, преувеличение. Если Рид, не скрывавший своих пробольшевистских взглядов, постарался дать честную картину Октябрьской революции, не избегая цитирования и сторонников Временного правительства, то Фрайер проигнорировал неудобные факты, а это обесценивает его свидетельство и в конечном итоге превращает «Венгерскую трагедию» в пропагандистский памфлет.
После реставрации капитализма в Венгрии труды Питера Фрайера были отмечены официальным Будапештом. Незадолго до своей смерти в 2006 году он стал кавалером Рыцарского креста «За заслуги перед Республикой».
Разумеется, «Венгерская трагедия» была не единственным источником дезинформации о событиях 1956 года. Несмотря на то, что еще в XIX веке классики марксизма и анархизма исчерпывающе описали механизмы работы корпоративных СМИ, многие левые активисты воспринимали данные ресурсы как достоверные источники информации. Особенно остро это проблема стояла в странах Восточной Европы, где публикации советской прессы безапелляционно считались оппозиционно настроенной интеллигенцией как дезинформация: «Кому? Палачам верить?»
Прекрасным примером такого мифологического мышления можно считать высказывания и записки известного физика Льва Ландау. В кругу друзей происходящее в Венгрии Ландау называл революцией. Все случившееся — это «благородное дело», «отраднейшее событие», когда «народ-богатырь» сражается за свободу, включая мальчишек 13–16 лет, устремившихся на баррикады. «Настоящие потомки великих революционеров… Перед Венгрией я готов встать на колени… Героизм венгерский заслуживает преклонения». Физик свято верил, что советский режим — источник всех раздоров на планете: «Если наша система мирным способом не может рухнуть, то Третья мировая война неизбежна со всеми ужасами, которые при этом предстоят… Если же наша система ликвидируется без войны, — неважно, революцией или эволюцией, это безразлично, — то войны вообще не будет… Так что вопрос о мирной ликвидации нашей системы есть вопрос судьбы человечества по существу». Даже единомышленники Ландау отмечали, что он «иной раз готов был принять за чистую монету непроверенные сведения о происходившем в Венгрии: на самом деле жертвами уличных расправ в Будапеште становились отнюдь не только, как полагал Ландау, сотрудники госбезопасности»193.
Забытые свидетели
Начиная с конца 1980-х годов историография «Венгерской осени» пополнилась еще одним важным источником — мемуарами советских солдат, участвовавших в подавлении мятежа. Западная историография, причем даже та ее часть, которая якобы стояла на «левых» позициях, представляла советские войска в привычной расистской и ориенталистической традиции: «Невежественные новобранцы из Средней Азии, считающие, что они воюют с НАТО на Суэцком канале». Уже упомянутый выше Питер Фрайер писал, что русские были уверены, будто сражаются «с фашистами в Берлине»194.
В реальности ситуация была несколько иной. Перед выступлением солдатам был зачитан приказ главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшавского договора И. С. Конева от 4 ноября 1956 года, в котором, в частности, говорилось:
«Товарищи солдаты и сержанты, офицеры и генералы! В конце сентября в братской нам Венгрии силы реакции и контрреволюции подняли мятеж с целью уничтожить народно-демократический строй, ликвидировать революционные завоевания трудящихся и восстановить в ней старые помещичье-капиталистические порядки….
...В соответствии с просьбой правительства Венгерской Народной Республики, на основе заключенного между странами социалистического лагеря Варшавского договора, обязывающего нас принимать “согласованные меры, необходимые для укрепления их обороноспособности, с тем, чтобы оградить мирный труд их народов, гарантировать неприкосновенность их границ и территорий и обеспечить защиту от возможной агрессии”, советские войска приступили к выполнению союзнических обязательств…
Задача советских войск состоит в том, чтобы оказать братскую помощь венгерскому народу в защите его социалистических завоеваний, в разгроме контрреволюции и ликвидации угрозы возрождения фашизма»195.
То, что этот приказ был доведен до личного состава солдат, подтверждают и мемуары рядовых военнослужащих: «Примерно в октябре месяце мы стали готовиться к “дем-белю”… И буквально часа через три (это было примерно 23 октября) в части началось какое-то движение… Затем было построение по экипажам, по подразделениям. Командирам было объявлено, что наше соединение направляется, согласно боевого приказа, в Венгрию, для выполнения интернационального долга по оказанию братской помощи венгерскому народу и подавлению контрреволюционного мятежа», — вспоминал механик-водитель танка А. Овчаренко196. Лейтенант-парашютист И. Бойченко писал: «Командующий ВДВ генерал-полковник Маргелов В. Ф. отдает перед строем полка приказ: «Гвардейцы-десантники, завтра, 4 ноября, быть в Будапеште (600 км). Там контрреволюция выступила с оружием. Вам на выстрел — делать сто выстрелов. Все возвращайтесь домой»197.
Другим популярным мифом, просуществовавшим до начала 1980-х годов, были слухи о якобы массовом переходе советских войск на сторону мятежников и даже рассказы о «восставших советских танкистах», которых расстреливали во дворе советского посольства. Сегодня эти явно вымышленные истории не любят вспоминать даже апологеты «Венгерской осени». Примеров переговоров и контактов между советскими солдатами и мятежниками отмечено немного, и все они относятся главным образом к последним дням октября 1956 года. По воспоминаниям генерал-майора Георгия Шварца, в Дьере «вместо разбежавшихся властей в городе было создано самоуправление, которое обратилось с просьбой о встрече
