сторон сразу, внезапно оглушает всех. Забыв про раздоры, мы озираемся по сторонам в поисках возможной угрозы. Никого не видно, разве что оравшее до этих пор зверьё подозрительно затихло.
Не нравится мне это. Как затишье перед бурей.
Резкий свист — и прямо мне под ноги плюхается кокосовый орех. Ну или что-то на него похожее. Рассмотреть не успеваю: из треснувшей скорлупы выстреливают чёрные, жирно блестящие нити. Отшатываюсь назад, неосознанно активируя «Живчика». Неудачливый агрессор бессильно опадает на прелую листву и растекается грязной лужей.
Почти одновременно Папка точным ударом кулака отбивает второй «орех». Тот разбивается вдребезги о древесный ствол, который, за неимением другой цели, тут же оплетают чёрные волокна.
— Джеймс, они на деревьях! — возбуждённо сообщает киборг то, что я уже и сам понял.
Зловещий скрежещущий звук раздаётся с новой силой. В нас летит новая порция из четырёх или пяти ореховых бомбочек. Я успеваю в полëте разнести пару выстрелами.
Папка повторяет фокус с отбрасыванием. Один орех раскалывается раньше, чем нужно. Киборга оплетает чëрная сеть… которую он тут же разрывает!
Рядом вовсю ругается спелëнутая енотиха, уронившая огнемëт. Ящер куда-то испарился.
— Папка, прикрой!
Хватаю бесхозное оружие — я потом верну, честное слово! — и… роняю его обратно. Тяжеленное!
— Он только на меня настроен, так что хрен тебе, — сердито шипит енотовидная девица.
— Значит, будешь сама их поджаривать!
И начинаю срывать связавшие еë нити. Получается не так хорошо,как у киборга, но всё-таки они поддаются! Сам Папка в это время раскидывает летящие в нас орехи.
Один из них получается вернуть точно туда, откуда прилетел. С коротким возгласом сверху падает зелëное существо, сильно напоминающее сбежавшего человекоящера. Только вполовину меньше ростом, с крупными ушами и длиннющим гребнем.
Существо хлопается оземь, подскакивает кверху и, прихрамывая, уносится прочь.
Я тем временем освобождаю крошку енота из нитяного плена и указываю на огнемëт:
— Ты зажигай, а мы прикроем.
К счастью, енотиха не спорит. Подхватывает пушку и заливает кроны деревьев пламенем. Мы с Папкой прикрываем девушку только на первых порах: нападавшие быстро просекают, что у них есть более насущные заботы, чем заваливание нас ореховыми снарядами. Несколько минут — и на поляне остаëмся только мы втроëм.
Сверху немилосердно припекает солнце, потому что плотного переплетения ветвей над нами больше нет. Огонь, однако, дальше не распространяется — то ли из-за высокой влажности, то ли из-за ограничений локации.
— Крутая у тебя пушка, — уважительно замечаю, оглядывая свежее пожарище. — Не хотелось бы оказаться под её огнём.
— Эт надо совсем тормозом быть, — безжалостно припечатывает киборг. — Она медленная, жуть.
— Твоего мнения не спрашивала! — ярится енотиха. Но после совместного сражения смотрится эта злость безвредно, даже в какой-то степени мило. Будто мелкий котёнок шипит.
— Да ладно вам, — примирительно замечаю я. — У нас там пирамида скоро откроется, Папка. Идём?
И тут же из кустов раздаётся торжествующий вопль:
— Куда это вы собрались?
Друг за другом оттуда выбираются потерянный человекоящер и лысый шкафообразный мужик в чёрном костюме-тройке и дорогих на вид кожаных туфлях. Его левый глаз скрыт за светящимся моноклем, вмонтированным, кажется, прямо в физиономию.
На фоне джунглей мужик смотрится странно и неуместно. Ему бы в какой-нибудь шикарный кабинет за начальственный стол, а не по подлеску скакать.
— Вот они, те самые придурки, о которых я рассказывал! — верещит ящер. Надеюсь, привлечёт своими воплями пару-тройку местных монстров, которые им отобедают и заставят наконец заткнуться.
Лысый оглядывает окружающую разруху и негромко обращается к нам с Папкой:
— Пойдёте с нами?
У ящера отвисает челюсть. У меня, если честно, тоже. Приз-то всего один, какой ему смысл собирать толпу?
— До верха пирамиды дойдём вместе, а дальше каждый сам за себя, — объясняет лысый. — Приз получит наиболее достойный.
Переглядываемся с киборгом и киваем. Самые достойные, понятное дело, мы. Но заранее об этом сообщать не стоит. Пусть потом будет сюрприз.
Мы знакомимся. Человекоящера зовут Тихий Гром, девушку — Ежи Вика. У лысого прозвище самое пафосное — Крушитель Небес. В их пати он выполняет роль лидера и, в какой-то степени, локомотива, потому что в пирамиде он бывал уже не раз и водит туда народ ради личного обогащения. Не осуждаю, если что. Может, и мне тоже потом такой бизнес замутить? Миллиард сам себя не заработает…
Тем временем мы выступаем. Папка беззаботно чешет впереди, время от времени переругиваясь с ящером. Насупленная Вика идёт следом за ними. Мы с Крушителем замыкаем шествие, причём он то и дело норовит приотстать. Будто опасается, что кто-то окажется у него за спиной. Но я такое тоже не люблю, поэтому топаем с ним бок о бок.
На поляне с пирамидой оказываемся внезапно: вот перед нами переплетение веток, лиан и тому подобной дряни, а вот мы уже вывалились из чащобы на открытое пространство, в центре которого расположена высоченная четырёхгранная пирамида.
Стоит нам сделать пару шагов, как на её вершине вспыхивает свет, который становится всё ярче и расцвечивает окружающее пространство лиловым.
— Начинается, — благоговейно выдыхает Папка.
В нижней части пирамиды прямо напротив нас открывается вход. Там черным-черно, даже стен внутри не видно. Но Крушитель выглядит спокойным — наверное, всё так, как и должно быть. Более того, он первым подходит к открывшемуся проёму и бесстрашно ныряет туда. Следом по очереди входим мы.
И оказываемся в абсолютной темноте.
— Папка? — неуверенно подаю голос. — Иван Васильевич, ты где?
В темноте что-то шуршит, будто трутся друг об друга змеиные чешуйки. И совсем рядом раздаётся тихий незнакомый голос:
— Ты знал, что твой друг собирается тебя убить?
Глава 13. Тест на крысу
— Врёшь, — уверенно отвечаю я. — Ему смысла нет.
Рядом раздаëтся издевательский смешок:
— Только ты так считаешь. У него другое мнение.
— А ты, типа, знаешь про моего сокомандника куда больше, чем я? — возвращаю неизвестному сарказм.
Шелест чешуи слышится совсем рядом и со всех сторон. Будто меня берут в кольцо. На самом деле, это довольно жутко: вот так стоять в кромешной тьме и слушать, как к тебе подбирается неведомая тварь. Приходится напоминать себе, что в Симулякре всё не по-настоящему. Если сейчас мне открутят голову, я даже боли не почувствую.
Только Папке придётся тут одному воевать, непорядок.
— Страшшно? — самодовольно спрашивает неизвестный.
— А тебе? —
