пером в волосах и подведенными глазами, как у актрис немого кино, она выглядит великолепно. Когда мы вышли из лифта, я заметил, с каким восхищением на мою сестру смотрит Дэв, как загорелись его глаза при виде нее. Должен признать, он и сам достойно смотрится в смокинге. Виту он обнял в знак приветствия, а с Китти они взялись за руки так, словно всю жизнь любили друг друга.
Вечеринка проходит в роскошном банкетном зале в стиле ар-деко: в белых, черных и золотых цветах от пола до потолка; пространство украшено воздушными шарами и бумажными гирляндами, высокие пальмы окружают столики у полированного танцпола, освещенного блестящей люстрой. Джазовая группа на сцене играет современные композиции в ретростиле, официанты во фраках разносят коктейли и крошечные порции деликатесов на серебряных подносах.
До сегодняшнего вечера у меня неплохо получалось притворяться, что я не считаю Виту такой уж ошеломительно привлекательной, но теперь вся надежда утеряна. Я всегда считал ее красивой: и в летних платьях, и в мешковатых брюках с карандашом в волосах, но сегодня ее платье открывает изгиб прекрасной спины до самой талии, и я чувствую себя простым смертным в присутствии богини.
Пока Китти и Дэв танцуют под джаз-бэнд, исполняющий каверы популярных песен, мы с Витой стоим по обе стороны от огромной пальмы в горшке, как два затворника на вечеринке. Мужчины в зале то и дело смотрят на Виту, и я понимаю, что кто-то из них рано или поздно пригласит ее на танец. Я и сам хочу это сделать, но даже сейчас, когда мне нечего терять, не могу подобрать подходящих слов.
– У нас не очень хорошо получается, да? – Вита отодвигает пальмовый лист, придвигается ко мне и продолжает говорить мне на ухо: – Я имею в виду, не получается правильно вести себя на вечеринке.
– У тебя получается, – отвечаю я, стараясь не показывать, что напрочь теряюсь, когда смотрю в ее глаза. – Вита, ты прекрасно выглядишь. Весь мир должен пасть к твоим ногам. Может, тебе пообщаться с гостями?
– Уж лучше выколоть себе глаза ржавыми гвоздями, – с улыбкой отвечает она. – Спасибо, Бен. Ты тоже замечательно выглядишь.
Я поворачиваюсь и смотрю на нее, пытаясь понять, не шутит ли она. Кажется, нет. Не уверен, хорошо это или плохо, учитывая, что я пытаюсь не влюбиться, но подозреваю, что каким-то образом это и хорошо, и плохо одновременно.
– Во мне нет ничего особенного, – смущенно говорю я. – И я странно выгляжу.
– Ты же не думаешь так на самом деле, правда? – Ее взгляд бегает по моему лицу. – Когда я смотрю на тебя, то думаю о танцоре. Ты выразительно говоришь и двигаешься, полон чувств и красноречия. Ты… – Она на мгновение отворачивается, открывая моему взору свои плечо и шею. – Ты… – она неловко прочищает горло, – физически неотразим.
– Что ж, спасибо. – Я краснею, осознав, что за разговором мы придвинулись ближе друг к другу. – Ты тоже ничего.
– Спасибо, – улыбается она.
– Под «ничего» я имею в виду, что ты прекрасна как внутри, так и снаружи, – добавляю я.
Вита встречается со мной взглядом. Я беру ее ладонь и подношу к своей груди, где быстро и яростно бьется мое сердце. Губы Виты слегка приоткрываются, с внезапной, волнующей уверенностью я понимаю, что мы вот-вот поцелуемся.
И тут моя сестра решает, что настал подходящий момент вмешаться.
– Эй, вы двое! – кричит она. – Идемте танцевать!
– Будем отважными? – спрашивает Вита и протягивает мне руку.
– Я всегда говорю: «Сделай или умри», – отвечаю я, беря ее за руку и позволяя отвести себя на танцпол.
Спустя несколько бокалов мартини мне уже все равно, что мои руки болтаются, словно лопасти у неуправляемой ветряной мельницы. Все, что я вижу, – это то, как смеется моя сестра и веселится Вита, пытаясь научить нас с Дэвом танцевать чарльстон. Получается ужасно, но мы, хихикая, кружимся, стучим ногами и каким-то образом даже попадаем в ритм. В глазах Виты танцуют огоньки, кожа сияет розовым теплым светом, движения ее тела идеально гармонируют с музыкой. Я впервые чувствую себя частью всего: частью толпы, частью вечеринки и этого мира. На этот раз я нахожусь на своем месте.
Тут музыка замедляется, а свет становится приглушенным. Танцующие разбиваются на пары и сливаются воедино. Китти обвивает Дэва руками, и не успеваю я отвести взгляд, как они уже исследуют гланды друг друга. Я ловлю взгляд Виты, вопросительно пожимая плечами. Она кивает и делает шаг ко мне. Положив мою руку себе на изгиб талии, она берет мою ладонь в свою, а шею обвивает свободной рукой, и вот мы уже качаемся в старомодном танце.
– Что это, вальс? – спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на близость между нами.
– С технической точки зрения правильнее будет сказать, что мы просто покачиваемся, – отвечает она. Ее голос низок, ресницы опущены. – Но у тебя очень хорошо получается.
– О, в покачивании я мастер, – говорю я. Музыка пульсирует, Вита прижимается ко мне, я крепче сжимаю талию девушки, и ее голова удобно устраивается под моим подбородком. Я закрываю глаза и цепляюсь за этот прекрасный момент: я, Бен Черч, держал Виту Эмброуз в своих объятиях и танцевал с ней. Ну или покачивался.
Песня заканчивается и темп ускоряется, вот только Китти и Дэв этого не замечают.
– Бен, – говорит Вита, и выражение ее лица внезапно становится очень серьезным, – я немного опьянела, но я не поэтому такая…
– Хочешь подышать свежим воздухом? – спрашиваю я прежде, чем она успевает договорить.
– Давай, – кивает она. Разряды молний пронзают меня насквозь. Держась за руки, мы вместе выходим на улицу Пикадилли, которая окутывает нас своей шелковой шалью с блестками, создавая атмосферу блеска и гламура.
– Хочу, чтобы ты знал, – через какое-то время говорит Вита, – что с первой же минуты нашей встречи ты показался мне замечательным и очень привлекательным.
– Спасибо, – говорю я. Вместе с прохладным воздухом возвращается реальность, и я вспоминаю все.
– После Доминика я больше ни с кем не встречалась и не сближалась, – говорит она. – Как-то это волнительно. Чувствую себя дурой. Ты, наверное, ничего такого не испытываешь.
– Меня переполняет множество чувств, – отвечаю я. – Около восьми миллионов в секунду, и то навскидку. Но тут все сложно. Я не хочу тебя ранить.
Я-то думал, от благородства мне станет легче на душе, но нет. Я посмотрел самому прекрасному последнему шансу в лицо и оттолкнул его. Это так же больно, как если бы с меня медленно снимали слой кожи.
Я не успеваю продолжить, и Вита говорит первой.
– Да, было бы неразумно, – соглашается она,
