– Неееет! Ты что? Обнаженка у меня есть только с одним человеком, но он не разрешает этими фотками делиться. И очень зря, я считаю! Такая красота не может принадлежать мне одной!
Мы смеемся вместе с ней.
Я обещаю подумать про фотосессию завтра. Сейчас мозги затуманены вином и нервами, и
хочется только одного – лечь и уснуть. Я засыпаю без Влада, но ночью сквозь сон чувствую, как под ним прогибается кровать и как он притягивает меня к себе и обнимает одной рукой.
А рано утром я нахожу на своем телефоне пятнадцать пропущенных звонков и одно сообщение.
«Алина Викторовна, перезвоните нам сразу как только сможете».
Глава 21. Вот и все
– Алин, ты чего подскочила? – хрипло спрашивает Влад, приподнимая голову над подушкой. – Рано же еще, спи.
– Бабушка умерла, – бесцветно говорю я, держа на вытянутой руке телефон, словно это не телефон, а ядовитая змея, которая может в любую секунду на меня наброситься. – Два часа назад. Второй инсульт и…
У меня перехватывает горло, в груди комок, но плакать не получается. Глаза сухие, а внутри пусто. Вот я и одна. Совсем-совсем одна.
Влад ничего не говорит, просто молча обнимает меня. Я утыкаюсь в его грудь, дышу горячим знакомым запахом, и становится легче. На чуточку, но легче.
– Я понимаю, – шепчу я, – что у тебя был другой план, ты хотел тут на пару дней остаться, пообщаться с друзьями, а потом обратно ехать, но я не могу. Мне надо сегодня, понимаешь? Могу улететь на самолете, если ты…
– Алина, не неси чушь, – с досадой перебивает меня Влад. – Ребята проснутся, попрощаемся с ними и сразу поедем.
– Тебе опять придется восемь часов за рулем сидеть, а ты и не отдохнул толком, – бормочу я. – Прости! Прости, пожалуйста, что испортила тебе отдых…
– Глупостей не говори, – грубовато обрывает он, но тут же в противовес своему тону начинает мягко и успокаивающе гладить меня по волосам.
Мы молчим.
– Я не знаю, что сказать, – хрипло признается Влад через какое-то время. – Мне жаль…и я… правда не знаю. Не умею этого…
Замолкает, обнимает еще сильнее и осторожно целует в лоб.
– Ты все правильно делаешь, – шепчу я. – Спасибо.
Пока я спрятана в его руках, все не так плохо. Пока Влад вот так обнимает меня, так знакомо пахнет и так горячо дышит мне в висок, я не одна. И… Мне кажется, что я справлюсь.
Через три часа мы уже садимся в машину, и нас провожают напряженные и сочувствующие лица ребят. У девочек глаза на мокром месте, парни хмурятся, и только кудрявый Тимка беззаботно бегает по саду с палочкой и стучит ей по забору.
– Если нужна какая-то помощь… – в сотый раз начинает Тимур.
– Мы можем… – подхватывает его Ник.
– Спасибо, – я бледно улыбаюсь им, с трудом раздвигая уголки губ. – Правда, спасибо. Но я сама.
– Мы сами, – кивает Влад. – Спасибо, парни. Справимся. Все, Алин, пора. Залезай в машину.
Алиса порывисто обнимает меня.
– Приезжайте потом, – шепчет она мне на ухо и вдруг всхлипывает. – Держись. Звони, если будет совсем плохо.
Оля просто молча обнимает и сочувственно сжимает мою ладонь.
Я киваю, скомканно их благодарю и торопливо делаю шаг к машине.
Они хорошие, правда. Очень, очень хорошие и искренние, но я уже хочу поскорее остаться без их взглядов, слов и касаний, на которые хочешь-не хочешь надо как-то реагировать.
Я хочу в тишину, где смогу остаться наедине с собой. И с Владом.
Мы отъезжаем от коттеджа Яворских, нам машут вслед, и даже Тимка бросает свою палку и машет маленькой ладошкой. Я поднимаю руку в ответ, а потом отворачиваюсь.
Едем.
Коттеджный поселок сменяется мелькающими вдоль дороги лесами. Я слежу за ними тупо и равнодушно. Влад молчит, но в его молчании больше утешения, чем во всех только что услышанных мною словах.
– Она умерла, – вдруг говорю я, – пока я пила вино и развлекалась.
– Ты не виновата.
– Я не должна была! Я должна была быть с ней, держать ее за руку, проводить ее в последний раз…
– Ты не виновата, – повторяет Влад. – И не должна была сидеть у ее постели круглыми сутками. Не думаю, что твоя бабушка хотела бы тебе такой жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я плохая внучка.
– Неправда. И ты сама это знаешь. Ты для нее сделала все возможное.
Влад говорит это так уверенно, что чувство вины, которое грызет меня с первой секунды, как я услышала о смерти бабушки, понемногу успокаивается и вынимает из меня свои острые зубы.
Я все еще не могу плакать, хоть и очень хочется, но зато я начинаю вдруг говорить. Про бабушку, про то, какой она была, как вырастила меня, как пекла самые вкусные на свете пирожки с луком и яйцом, как обожала сплетничать с соседкой и читать биографии всяких советских актеров, как каждое лето ставила вишневую наливку и всю зиму пила перед ужином рюмочку «для здоровья»…
Влад слушает меня внимательно, не перебивая. Слушает так, что мне кажется: ему не все равно. И это сейчас так важно! Важнее миллиона слов.
Он отвлекается в какой-то момент на свой телефон, хмурится, но тут же извиняется.
– Что-то случилось? – напрягаюсь я.
– Неважно. Продолжай.
Меня хватает еще на полчаса, а потом я замолкаю, чувствуя себя совершенно опустошенной.
– Поспи, – говорит Влад.
И я послушно закрываю глаза и действительно засыпаю. Крепко, без сновидений. Просыпаюсь один раз на заправке. А потом уже на въезде в город.
– Влад, – с ужасом спрашиваю я, глянув на часы и сложив в уме два и два. – Ты вообще что ли не отдыхал по дороге? И с какой скоростью мы ехали?
– Неважно. Домой тебя завезти или сразу туда?
– Домой сначала. Спасибо… спасибо тебе.
Влад пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного, но я вижу и темные круги под глазами, и припухшие от усталости веки, и напряженные от многочасового сидения за рулем плечи.
– Спасибо, – еще раз повторяю я, чувствуя, что слов недостаточно. Ни одно из существующих в мире слов не может выразить, как сильно я благодарна Владу. Как сильно я люблю его.
Что? Люблю?!
Меня накрывает этим осознанием так сильно, что я закрываю лицо руками.
Ну да. Самое время, Алина. Самое время думать о любви, когда у тебя умерла бабушка.
– Ты что? – напрягается Влад. – Алина! Тебе плохо?
– Нет, – я тру пальцами виски, в которых начала пульсировать боль. – Нормально. Нормально…
Влад подвозит меня к дому, вытаскивает из портмоне карточку, сует мне ее в руку и несколько раз повторяет к ней пинкод. Потом, для верности, отправляет мне эту же комбинацию цифр сообщением.
– Зачем? – бормочу я. – У меня есть немного… у бабушки было отложено…
– Бери. Не экономь. Сделай все хорошо и так, чтобы ты как можно меньше напрягалась. А я… – Влад мрачнеет. – Я тебя отвезу и поеду на тренировку. Хорошо, что мы вернулись сегодня.
– Но ты же освобожден, – ничего не понимаю я. – На неделю.
– Вчерашний матч мы продули, – вздохнув, объясняет Влад. – Плюс серьезно травмировался Макс Горецкий, и теперь надо пересобирать нашу тройку. Так что… Завтра домашняя игра, и я буду в составе. Потом будет выездная, и я снова в составе. Тренер мне как раз писал об этом, пока мы ехали.
– Но у тебя травма!
– Травма у Горецкого, – возражает Влад. – С реабилитацией до конца сезона. А у меня просто ушиб, и я уже норм, ты же видишь. Мне сказали, надо выходить сейчас, а не через неделю. Иначе мы просядем по турнирной таблице.
– И мне тоже надо будет быть с тобой, да? – растерянно спрашиваю я.
– Нет, – Влад энергично мотает головой. – Ты в отпуске. Оплачиваемом. Сколько нужно. Хоть неделю, хоть месяц.
– А надо написать заявление в отдел кадров?
– Ничего не надо. Я все решу. Черт, Алин, я бы очень хотел сейчас тебе помочь и быть с тобой рядом во время всего этого, но… Прости.
Я пожимаю плечами, потому что… Ну что тут скажешь? Это его работа.
– Я же говорил, – Влад горько усмехается, – что хоккеисты – так себе выбор. Нас никогда нет рядом, когда мы нужны.
