Свою идею использовать спортивные соревнования в борьбе за мир и с милитаризмом Кубертен высказал еще в 1896 г.: «Атлетизм будет возвеличен и облагорожен, и международная молодежь будет черпать в нем любовь к миру и уважение к жизни» [Цит. по: Петров, 1980: 18].
Предпосылкой международного взаимопонимания, дружбы и уважения является знакомство народов разных стран друг с другом. Поэтому миротворческую роль спорта Кубертен связывал с воспитанием чувства уважения на основе создания возможности для людей лучше узнать друг о друге: «Требовать от народов, чтобы они любили друг друга, является одним из видов ребячества. Требовать от них уважения друг к другу не является ни в коем случае утопией: но чтобы уважать друг друга, необходимо сначала познакомиться друг с другом» [цит. по: Ленк, 1981: 21].
А для того, чтобы разные народы и нации могли познакомиться друг с другом, они должны встречаться между собой и учиться видеть хотя бы частично культурные своеобразия партнера, различия в манере держать себя и т. д. Только таким образом возможно избежать преувеличенного этноцентризма, когда на все и на всех смотрят через однотонные очки собственной культуры, родины. И в этом плане потенциал спорта огромен, поскольку он может значительно содействовать организации такого рода встреч, выступает как институт встречи.
«Представители различных наций должны встречаться между собой и учиться видеть хотя бы частично культурные своеобразия партнера, различия в манере держать себя, сравнивая, и с пониманием толковать непривычное и распространять полученную таким образом картину о другом народе, представителе другой культуры в собственном народе. Только подобным образом для него оказывается возможным избежать преувеличенного этноцентризма, который пытается видеть все через однотонные очки собственной культуры, родины, окружения, в котором вырос. Кто ни разу не столкнулся с чужой культурой, тот не знает и своей собственной» [Ленк, 1981: 21].
Положение о миротворческом потенциале спорта занимает важное место в кубертеновской концепции принципов мира и создания международной организации государств [Арская, 1996].
Необходимость спортивного воспитания
Важное значение Кубертен придавал развертыванию в олимпийском движении спортивного воспитания, ориентированного на гуманистические идеалы олимпизма.
В «Олимпийских письмах», которые были опубликованы в «Ла Газет де Лозан» 26 октября 1918 г., Кубертен писал: «Олимпийское движение… предполагает всеобщее спортивное воспитание, которое доступно всем, отличается мужественностью и рыцарским духом и в совокупности с эстетическими и литературными занятиями является движителем национальной жизни и очагом гражданственности. Вот идеальная программа» [цит. по: Дьюри, 1974: 125].
Член МОК, премьер-министр Туниса М. Мзали, отмечая стремление Кубертена «превратить спорт в средство воспитания нового человека, здорового телом и духом, общительного и свободного», ссылается на его высказывание о том, что «спортивное воспитание, как оно было задумано Томасом Арнольдом, может быть лучшим и самым эффективным методом, который педагоги всего мира могли бы использовать для формирования юношей, здоровых телом и духом» [Mzali, 1979: 64].[9]
Идея «религии спорта», religio athleticae
Важным средством «облагораживания спорта» и духовно-нравственного воспитания олимпийцев Кубертен считал возрождение «религии спорта», religio athleticae, которая наиболее ярко выражена в олимпийском спорте Античности. По его мнению, новое олимпийское движение должно стать «религией со своей церковью, догматикой, культом» [Coubertin, 1966а: 107].
Кубертен неоднократно обращал внимание на связь своего понимания спорта с религией: «Моя концепция спорта всегда сильно отличалась от концепции большинства спортсменов. Что до меня, спорт был религией, догмой, культом» [Кубертен, 2011: 75]. Что сближает современное олимпийское движение с олимпизмом Античности, писал он, «так это религиозный дух, тот дух, который когда-то заново расцвел в юном атлете Средневековья. Religio athletae[10]: древние смутно ощущали смысл этих слов; современные люди пока еще его не постигли. Полагаю, что они к этому склоняются» [Кубертен, 2011: 148].
А вот другие его мысли по этому поводу:
• «Первой сущностной характеристикой как античного, так и современного олимпизма, является его религиозная природа… Поэтому я думаю, что был прав, пытаясь с самого начала воссоздать вокруг возобновленных Олимпийских игр религиозное чувство… В этом – происхождение всех обрядов, которыми сопровождаются церемонии современных Игр… Идея религии спорта, religio athleticae, очень медленно проникала в сознание участников состязаний» [Coubertin, 1976: 129–130].
• В своем послании молодежи после открытия Олимпийских игр в Олимпии 16 апреля 1927 г. Кубертен так охарактеризовал цели возрождения Олимпийских игр и института спорта: «…мы хотели, чтобы вы могли снова стать адептами религии спорта, в том виде, какой ее создали наши великие предки» [Кубертен, 2011: 144].
Для формирования религии спорта, religio athleticae, Кубертен считал необходимым создание соответствующей символики и ритуалов. Так, в 1910 г. он указал на то, что «церемониальная часть является одной из важнейших, и мы должны урегулировать ее в первую очередь», поскольку Олимпийские игры могут выделиться на фоне «обычной серии мировых чемпионатов» и превратиться во всеохватное «философское и историческое учение» лишь «благодаря блеску… мощной символики» [цит. по: Франке, 2006: 71].
Хотя пропагандируемая Кубертеном «религия спорта» не является религией в строгом смысле слова, но она обладает рядом признаков религиозного культа, предметом которого становится спортивная деятельность и те, кто достигает в ней совершенства.
• «Религия спорта» – это «этическая система, не основанная на сверхъестественной санкции и тем самым не являющаяся религией в собственном смысле слова, но обладающая всеми признаками религиозного культа, предметом которого являлась энергичная и неутилитарная физическая деятельность» [Гельперин, 1977: 5].
• «Спорт – пример социоцентрической псевдорелигии, которая не исходит из наличия трансцендентного бога, но предполагает сакрализацию (фетишизация) объекта поклонения, возникшего внутри общества, наделяет этот объект сверхъестественными качествами» [Никишин, 2005: 17].
Зажжение олимпийского огня, шествие, клятва, торжественные речи на современных Олимпийских играх – все эти олимпийские ритуалы восходят к религиозному ритуалу античности. Но «все эти обряды не просто скопированы с процессий и жертвоприношений древней Олимпии. Культ божества преобразован в них в культ человека как носителя определенных ценностей. Зевс превратился в идею единства человеческого рода, стал логическим синтезом всего пострационализма, всего европейского научного мышления XIX века» [Кахигал, 1983б: 21].
Идея Кубертена о необходимости «религии спорта» дает повод некоторым исследователям, опираясь на введенное М. Вебером понятие харизматической власти (т. е. власти, которая существует за пределами мира рациональных правил и древних традиций, восходит к духовным началам и вращается вокруг сверхъестественного лидера, управляющего преданностью и уважением его последователей), говорить о харизматическом характере олимпизма. «Квазирелигиозные ритуалы и символы, окружавшие Олимпиаду, регулярный четырехлетний цикл, девиз «Сitius, altius, fortius» («Быстрее, выше, сильнее»), пять колец и факел, а также церемонии торжественного открытия и закрытия – все являются частью этой практически духовной веры в пророка Кубертена и его последователей в Международном олимпийском комитете, мифическим образом связанного с миром античной Греции и спортивными фестивалями, восходящими к 770 г. до н. э.» [Novak, 2008: 48].
Вопрос о взаимоотношении современного спорта и религии, а также о том, может ли олимпийский спорт развиться в самостоятельную «гражданскую религию», основу концепции которой заложил Роберт Н. Белла в работе «Гражданская религия в Америке» (1967), является дискуссионным [Кыласов, 2009, 2010а, б; Никишин, 2005; Пегов, 1998; Передельский, 2014; Посьелло, 2006; DaCosta, 2002, 2006; Franke, 2006; MacAloon, 1978, 1981; Moltman, 1980; Novak, 2008; Rösch, 1979; Weis К., 1997 и др.].
Так, например, если Эвери Брендедж, президент МОК с 1952 по 1972 г., заявил в 1964 г., что «олимпийское движение является религией 20 века» [цит. по: DaCosta, 2006: 160] то Дж. Молтман оценил такое мнение как «идолопоклонство»: «Олимпизм как религия является идолопоклонством. Можно даже считать религиозный олимпизм как классический пример искусственно организованного современного идолопоклонства… Не Олимпийские игры созданы в честь религии, а религия создана в честь Олимпийских игр» [Moltman 1980: 83].
