Андрей Юрьевич почесал руку, где был выколот якорь, будто профсоюзного лидера укусил комар. И подступил к окну:
- Вот он - наш комбинат. Сегодня еще наш.
- Что это прямо по курсу? - через плечо друга глянул в окно Сергей Шрамов.
- Прямо по курсу склады для бочек.
- Может, вы бензин и в канистры разливаете? - вспомнил Шрам, как усмирял азеров.
- Нет. А бочки для Дальнего Севера. Туда в бочках бензин отправляем, а не в цистернах. А вон там - собственное пожарное депо с каланчой, - увлекся Андрей Юрьевич. - Специфика производства. Раньше на территории строго-настрого курить запрещалось. С работы выгоняли. А сейчас - всем наплевать.
- А это что за Брестская крепость?
- Нефтеналивной терминал.
- А вон там огонек мигает?
- Точно мигает, - удивился Андрей. - Да не один! Это пищеблок.
- Пунш к завтрашнему празднику варят, - недобро прищурившись, пошутил Шрамов.
- А ну пошли, проверим,- под кожей все еще считая себя в ответе за комбинат, сдернул пиджак со спинки стула профсоюзный лидер.
Они вышли в ночь и сразу крепко озябли. От нервов, да и кофе перепили. Андрей Юрьевич на правах старожила все время подсказывал Сергею путь, ибо жидкого рыбьего света редких фонарей не хватало.
- Осторожно, здесь канава... Осторожно, здесь свалка... Осторожно, здесьрельсы...
Ночная прохлада и сырость закрадывались под одежду, и хотелось хлопать по бокам, чтобы хоть как-то согреться. Чем ближе они оказывались к пищеблоку, тем громче слышалась из настежь распахнутых окон музыка.
Make the rap!Hey, baby!Make the rap!Step by step!Follow me!Hey, baby!Make the rap!
[Стихи И. Гречина.]
Кто-то гулял широко и со вкусом.
- Кто такие? - важно пырхнул отирающийся у входа в здание боец в вохровской шинели. Не дряхлый дедушка, а упитанный жлобина, ряха толстая, портупея скрипучая и даже укомплектованная штатным оружием.
- Ты что - меня не узнаешь? Я - председатель профсоюзного комитета. А это со мной.
- Сюда нельзя, - важно высморкался на масляный асфальт перед полуночниками вохровец. Это уже была конкретная оскорбуха. Типа, забил я пудовый болт на твой профсоюзный комитет.
- У нас пригласительные билеты,- из тьмы на свет хищно обошел по дуге Андрея Юрьевича Шрам и протянул к бельмам стража руку.
Пока вохровец допирал, что рука пустая, Шрам поймал охранника за нос и заломил руку, а то сосунок еще по дурости за стрели-ком потянется.
- Пусти, гад! - заскулил вохровец.
Шрам и пустил. Под откос, предварительно согнув до земли и выключив рубящим по шее.
- Ну что, заглянем на огонек? - рисково подмигнул Сергей профсоюзу.
- Заглянем, - с уважением посмотрел Юрьевич на фигуру Шрама, вроде не имеющую мышц размером с трехлитровые банки. Крутого другана Бог послал, и в карты лих, и без карт управляется.
Они поднялись по ступенькам, отмаксали несколько шагов по коридору. В зал переть не стали, а остались в коридорном мраке, чуть толкнув дверь, чтоб было видно.
Банкет катился к логическому финалу. Несколько столов было сдвинуто в линию и застелено накрахмаленными скатертями, лишние столы задвинули под стены. На скатертях вываливалась из больших и малых блюд различная жратва. Голубцы, севрюга и полные лохани икры. Маяками в море хавки стояли бутылки. За столами терлась навезенная американцем Смитом кодла обслуги: клерки, секретарши, биржевые аналитики.
Несколько пар изображали танец в стиле интим. А худая, как раскладушка, переводчица делала стриптиз прямо на столе. Благо переводить уже было не надо - вокруг дрыхли фейсами об тейбл в салатах.
Виталий Ефремович устроил этот бардак со спаиванием американской шелупони ради маленькой-маленькой выгоды. Лапчатый, пригласивший в свой загородный дом мистера Смита и не пригласивший Ефремыча, может трындеть о чем угодно, но дальше трындежа без продвинутых по юридическим тонкостям замов дело не двинется. Забоятся подвоха друг от дружки неграмотные в русских законодательных крючкотворствах стороны.
Директор брокерской конторы Виталий Ефремович с Гусем Лапчатым, как закаленные, еще относительно держались. О чем-то спорили, размахивая перемазанными икрой пальцами.
Сергей покумекал и понял, почему банкет справляется почти подпольно. Потому что в «Пальмире» нельзя, там траур. А другого приличного кабака в Виршах нету. Не в привокзальный же шалман мистеров волочить, пусть они и всего лишь заокеанские шавки? Только вот было непонятно Шраму, на кой вообще банкет затевать? Умаслить шавок? Чушь - гораздо умнее и заворотливее основной враг Шрама Виталий Е-хренович.
Внезапно, в сторону ночных гостей, дверь отъехала. Из зала в сумрак ввинтилась рожа другого вертухая; другого, но не менее накачанного. Шрамов собрался бить под дых. Но ввинтившийся, не присмотревшись, спросил:
- Закурить есть?
Шрамов протянул «Кэмел» без фильтра. Вохровец выудил сигарету на ощупь, ослепил себя огнем зажигалки.
- Во, блин, жируют! - неласково отозвался он о своих работодателях.
- Беспредел, - нейтрально поддакнул Сергей придавленным, чтоб непонятно кто, голосом и потянул готового тут же вступить в диспут профсоюзника за рукав на выход.
- Можно было бы, конечно, с пулеметом вернуться, но это не наш метод, - загадочно высказался Сергей на улице, переступая через еще не оклемавшегося первого стража.
- Нет, ну как у себя дома! - кусал губы профсоюз, от растерянности спотыкаясь об рельсы... Выбираясь из мусорной кучи... Чуть не угодив в канаву.
- А ты знаешь, я, кажется, кое-что намозговал - еще не как победить их навсегда, но как обломать их хотя бы на завтра, - сообщил Сергей Андрею, когда они вернулись в родной кабинет и стали укладываться. Шрамов - на составленных в ряд жестких стульях, Андрей - на застеленном копиями документов жестком столе.
- Что?! - взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.
- Завтра увидишь, - по привычке не стал раскрывать планы Сергей. - Ложись, утро вечера мудренее.
Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз - пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играла Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.
Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как попытаться расслабиться. Бюст Ленина страшно мешал, но тем не менее профсоюзный лидер довольно быстро захрапел. А Шрамов, дождавшись богатырского храпа, тишком сполз со стульев и на цыпочках выбрался в коридор. Ему нужен был такой телефон, который вряд ли прослушивали бы. То есть годился любой аппарат в любой комнате этого здания, кроме телефона в кабинете профсоюзного председателя.
Утром же, когда Андрей Юрьевич размежил веки, он первым делом увидел окаянный бюстик. Вторым делом - не обнаружил Сергея на стульях. Ополоснув сплющенную физиономию в туалетном рукомойнике, Андрей Юрьевич впопыхах запер родные пенаты и поспешил из здания наружу л
Что-то было снаружи не так. И даже ни при чем здесь, что из всех радиоточек над крышами цехов и терминалов неслось запиленное до скрипа иглой клубной вертушки:
...Но что ни говори, жениться по любвиНе может ни один, ни один король!
Не в этом дело. Во-первых, по территории пролетариат перемещался, но не так, как в обыкновенный рабочий день. Не кому куда надо, а все в одном направлений. Во-вторых, пролетариат перемещался, шурша непромасленными спецовками. Народ был прилично и даже местами празднично одет. В-третьих... Как же Андрюха сразу не въехал?! В-третьих, комбинат стоял. Не так, как обычно: кто-то простаивает, а кто-то вкалывает. Комбинат стоял до последнего шланга.
И устремившийся за всеми в толпе рабочих Юрьевич вывернул на просторную заасфальтированную площадку. Тут когда-то собирались поставить дополнительные ангары под склады, да так и не поставили. А народу-то! Тьма! Чуть ли не все пять тысяч работников комбината собрались на площадке.
В дальнем конце Андрей увидел наспех сколоченную из неокрашенных занозистых досок трибуну. На ней застеленный кумачом стол и стойку с микрофоном.
В толпе разговоры:
- А ты, Кирюха, че приперся? Ты ж свои акции прогудел!
- Семеныч, ты что Лизавету щупаешь? Пока щупаешь, без тебя комбинат раздербаним!
- А вы, инженера, за кого голосовать будете? По-честному или за доллары?
Вроде бы и заковыристые реплики, с подначкой, но не сквозь зубы, не зло. Кто-то прятал в рукаве чекушку, не без этого. И как-то будто единым себя ощущал народ, будто на первомайской демонстрации.
