Гранту было интересно, сколько же лет Ллойду. Он наверняка старше, чем выглядит. Это ветеран среди исследователей Аравии. Ему лет пятьдесят или даже больше того. В своей биографии он не указал дату рождения, так что скорее всего ему под шестьдесят. У него впереди оставалось не так уж много лет, которые он бы мог посвятить утомительным экспедициям, даже если принять во внимание его хорошую физическую форму и здоровье. Что он будет делать в оставшиеся годы? Проведет их в любовании собственными руками?
— Единственная в настоящее время истинная демократия на земле, — говорил Ллойд, — и она уничтожается тем, что мы называем цивилизацией.
И опять Грант ощутил беспокойство, будто столкнулся с чем-то знакомым, с чем-то, что вызвало смутные ассоциации. Неужто он уже встречал Ллойда раньше? Или же Ллойд кого-то ему напомнил?
Если да, то кого?
Он должен выбраться отсюда и все обдумать. Все равно уже время прощаться.
— Сказал ли вам Кенрик, где остановился? — спросил Грант, собираясь уходить.
— Нет. Мы не обозначили точно дату следующей встречи. Я попросил его, чтобы он еще раз зашел ко мне, прежде чем покинет Лондон. Когда он ушел, я был убежден, что он обиделся, что он, может быть, зол, по причине отсутствия у меня… скажем так, понимания.
— Да, это должно было быть для него ударом. Извините, что я отнял у вас много времени. Вы проявили большое терпение. Я ужасно вам благодарен.
— А я ужасно рад, что мог вам чем-то помочь. Боюсь только, что эта помощь немногого стоила. Если будет еще что-то такое, что я мог бы сделать в этом деле, то рассчитываю на то, что вы без колебаний придете ко мне.
— Разумеется, это так, но вы были настолько любезны, что я боюсь попросить вас еще кое о чем. Полагаю, что эта просьба будет несколько неуместна.
— В чем же дело?
— Не могли бы вы одолжить мне эту фотографию?
— Фотографию?
— Фотографию метеоритного кратера. Я заметил, что фото прикреплено к альбому, а не приклеено. Я очень хотел бы показать это другу Кенрика. Торжественно обещаю его отдать. И в идеальном…
— Ну конечно, вы можете взять эту фотографию. И прошу вас не утруждать себя ее возвращением. Я сделал этот снимок сам, и негатив лежит в соответствующем месте. Я легко могу сделать новые отпечатки.
Он вытащил снимок из альбома и вручил его Гранту. Вместе с ним он сошел вниз, проводил до дверей, немного поговорил на тему дворика, выслушав похвалы Гранта, и, прежде чем закрыть дверь, вежливо подождал, пока Грант дойдет до машины.
Грант взял дневную газету, которая лежала на сиденье автомобиля, и осторожно вложил снимок между ее страницами. Потом он поехал к реке, на Эмбэнкмент.
Он подумал, что старое здание, как всегда, похоже на ужасный сеновал, виднеющийся в полумраке. Так же выглядел и отдел дактилоскопии, когда он до него добрался. Картрайт как раз погасил сигарету на блюдечке чашки с недопитым холодным чаем и любовался своей последней работой: полным набором отпечатков левой руки.
— Замечательно, гм? — сказал он, подняв голову, когда тень Гранта упала на него. — Они приведут Пинки Мейсона на виселицу.
— Разве он не догадался воспользоваться перчатками?
— Ого! Пинки мог бы купить концерн «Дентс». Этот маленький ловкий субъект Пинки просто не мог поверить, что полиции когда-нибудь придет в голову что-то другое, кроме самоубийства. Перчатки существуют для мелких взломщиков и им подобных. Но не для интеллектуальных светил вроде Пинки. Ты уезжал?
— Да. Был на рыбалке в Шотландии. Если ты не очень занят, то не смог бы быстренько для меня кое-что сделать?
— Сейчас?
— Да нет. Можно и завтра.
Картрайт посмотрел на часы.
— Сейчас мне нечего делать. Потом я должен встретиться с женой в театре. Мы идем на новую пьесу Марты Хэллард. Я могу сделать это сейчас, если хочешь. Это что-нибудь сложное?
— Нет. Ужасно просто. Вот здесь, в нижнем правом углу этой фотографии есть замечательный отпечаток большого пальца. А на обратной стороне, как я думаю, ты найдешь хорошенький набор отпечатков остальных пальцев. Я хотел бы проверить их в картотеке.
— Нормально. Подождешь?
— Сейчас я иду в библиотеку. Я еще сюда приду.
В библиотеке он взял «Кто есть кто» и поискал Кинси-Хеуита. Упоминание о нем было очень скромным по сравнению с половиной колонки, посвященной Хирону Ллойду. Из написанного следовало, что он был гораздо моложе Ллойда, имел жену и двоих детей. Адрес был лондонский. Это «связан с Шотландией», как говорил Ллойд, похоже, заключалось в том, что он был младшим сыном какого-то Кинси-Хеуита, имеющего имение в Файфшире.
Так что есть возможность, что он сейчас находится или находился недавно в Шотландии. Грант пошел к телефону и набрал лондонский номер. Женщина с приятным голосом сказала, что мужа нет дома. Нет, его не будет долгое время. Он в Аравии с ноября, и не следует ожидать его раньше, чем в мае. Грант поблагодарил и положил трубку. Билл Кенрик ехал не к Кинси-Хеуиту. Завтра ему придется обойти разных знатоков Аравии, одного за другим, и расспросить их о Кенрике.
Поговорив с друзьями, с которыми он столкнулся в отделе, он вернулся к Картрайту.
— Ты уже сделал, или я пришел слишком рано?
— Не только сделал, но и проверил их для тебя. Ответ звучит: нет.
— Ну да, собственно говоря, я тоже ничего не ожидал. Только расчищал подступы. И все же большое тебе спасибо. Снимок я возьму с собой. Я слышал, что рецензии на новую пьесу Марты Хэллард ужасны.
— Действительно? Я никогда не читаю рецензий. Берил тоже не читает. Она просто любит Марту Хэллард. Я тоже, если уж об этом зашла речь. Чудесные, длинные ноги. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, и еще раз спасибо.
Глава XII
— Мне кажется, этот тип не очень-то вас восхищает, — сказал Тэд Каллен, когда Грант закончил по телефону свой рассказ.
— Разве? Ну, может быть, он не принадлежит к числу тех людей, от которых я без ума. Слушай, Тэд: ты совершенно уверен, что в закутках твоего мозга не засветится мысль, где Билл мог остановиться?
— У меня в мозгу нет никаких закутков. У меня только есть под черепом немного места, где я держу все, что мне нужно. Немного телефонных номеров и пара молитв.
— Ну, хорошо. Я хотел бы, чтобы ты завтра обошел, если хочешь, те места, которые тебе кажутся само собой разумеющимися.
— Да, разумеется. Я все сделаю. Все, что вы говорите.
— Порядок. У тебя есть ручка? Я продиктую тебе список.
Грант дал ему названия двенадцати отелей, которые он отобрал. При этом он исходил из той предпосылки, что молодой человек, приехавший из страны открытых пространств и небольших городков, будет искать отель, который был бы одновременно большой и веселый и при этом не очень дорогой. На всякий случай он добавил пару адресов наиболее известных дорогих отелей. Молодой человек с двухмесячной зарплатой временами способен на экстравагантные поступки.
— Я не думаю, что нам надо забивать себе голову чем-то еще, — сказал он.
— А есть что-то еще?
— Если Билл не останавливался ни в одном из этих отелей, то мы пропали, потому что тогда нам придется искать его во всех лондонских отелях, не говоря уже о пансионах.
— О'кей. Начну с самого утра. Господин Грант, я хотел бы сказать вам, как я вам благодарен за то, что вы для меня делаете. Вы жертвуете свое время на нечто такое, чего никто другой не захотел бы делать. То есть то, за что не взялась бы полиция. Если бы не вы…
— Послушай, Тэд. Я не оказываю тебе любезности. Я делаю это по собственному желанию. Такой уж я дотошный, и еще это меня развлекает, потому что это мое хобби. Если бы не это, то, можешь мне поверить, я не был бы сейчас в Лондоне. Я ложился бы сейчас спать в Клюне. Так что спокойной ночи, и спи спокойно. Мы сами распутаем это дело.
Он положил трубку и пошел посмотреть, что госпожа Тинк оставила для него на кухне. Это была какая-то запеканка с мясом. Он отнес ее в гостиную и ел, не ощущая вкуса, ибо его голова была занята Ллойдом.
— Что в этом Ллойде было такого знакомого?
В памяти он вернулся к тем минутам, что предшествовали впечатлению, что он уже с ним знаком. Что Ллойд тогда делал? Открывал нишу с книжками. Открывал ее движением сознательно элегантным, несколько выставляя себя напоказ. Что было в этом такого, что могло вызвать какие-то ассоциации?
Было и еще нечто странное.
Почему Ллойд спросил «на чем?», когда Грант упомянул о записях Кенрика?
Это, несомненно, было необычайно странной реакцией.
Что именно он сказал Ллойду? Он сказал, что заинтересовался Кенриком из-за кое-каких стихов, которые тот написал. Нормальной реакцией был бы, разумеется, вопрос: «стихи?» Главным словом в этой фразе было «стихи». Сам факт написания гораздо менее важен. И то, что реакцией на эту информацию был вопрос «на чем?», просто-напросто необъяснимо.
