– А сколько входит сахара в эти бочки?
– Чуть больше двухсот килограммов, и это хогсхеды, а не бочки. Если вам интересно, то на новоорлеанском рынке за один хогсхед дают пятьдесят долларов.
– Ого! – присвистнул Ройал. – А после этого рабам дают отдых?
– Мы все отдыхаем после рабочего сезона. Рабам устраивается праздник со спиртным и сладостями для детей.
В дом вошел невысокий человек, тот самый, которого Ройал видел в день похорон на полях.
– А вот и Раф Бастиль, наш управляющий.
Анжелика представила мужчин друг другу.
– Мадемуазель Журден рассказывала мне о производстве сахарного тростника.
– Что ж, для женщины она неплохо в этом разбирается, – ответил Бастиль.
– Месье Бранниган не одобряет телесные наказания рабов, – сказала она Рафу.
– Вот как? – Глаза Бастиля не выдали ни намека на какие-либо эмоции.
– Я устала, – заявила Анжелика. Раф Бастиль, судя по всему, нравился ей немногим больше, чем Ройал Бранниган. – Месье Бранниган, мы продолжим завтра.
– Но как же так, я хочу продолжить сейчас.
– Послушайте, месье, – сказала Анжелика с нескрываемой ненавистью в голосе, – вы можете владеть моим поместьем и моими рабами, но вы не можете владеть мной.
С этими словами Анжелика вскочила на Араба и умчалась прочь. Ройал долго смотрел ей вслед не в силах понять, что он предпочитает – нескрываемую ненависть Анжелики или высокомерие Сюзанны.
Глава 9
После обеда почти каждый день шли теплые летние дожди, отчего все вокруг казалось тяжелым и влажным. Когда Анриетта выехала на променад, еще светило солнце, слепя глаза. Она крепко держала поводья брички, не давая лошади срываться с рыси в галоп. Как и всегда, Анриетта приближалась к поместью своей молодости с неохотой и даже отвращением. Это место всегда напоминало ей о потерянной юности и наполняло ее горькими эмоциями. Счастье, которое ей обещал Александр, превратилось в кромешный ад существования с ним под одной крышей. Но Анриетта встряхнулась, отгоняя от себя мрачные мысли. Сейчас нужно было думать о счастье дочери. Нужно спасти хотя бы ее от ужасного будущего, которое готовит ей отец. Анриетта прекрасно понимала, что летний бал – это лишь первый шаг в плане, придуманном герцогом для дочери. Он задумал этот бал как рабский аукцион, центральным лотом на котором будет его собственная дочь, маленькая Алиса. И даже не аукцион, нет. Ведь Александр уже выбрал покупателя – Жильбера Гадобера. Анриетта даже думать не хотела об этом молодом человеке или его родителях. Они были типичными представителями новой породы луизианцев – рвачи и карьеристы. Ее покойные родители не пустили бы их на порог, как и не позволили бы герцогу приблизиться к ней, будь они живы в то время, когда она познакомилась с Дювалоном.
Анриетта перекрестилась при воспоминании о безвременной кончине своих родителей от лихорадки. Она была тогда так одинока, в таком отчаянии, что собиралась остаться в старых девах до скончания века. Поэтому, когда в ее жизни появился Александр Дювалон, она была рада и ему. Но их брак превратился в десятилетия издевательств и насмешек.
Что ж, она сделает все, что он ждет от нее для этого дурацкого бала, более того, она даже проявит определенную долю энтузиазма, поскольку собиралась сорвать его план. Вот так! Ведь это вопрос выживания ее дочери. Она была уверена в своей победе. Ведь на ее стороне святые, которым она с таким усердием молится. Ради своей дочери она готова страдать так же, как они страдали за свою веру.
Несмотря на свои мрачные мысли, Анриетта улыбалась. Она радовалась тому, что утерла Александру нос с бальным платьем для Алисы. Она уже давно поняла, что лучший способ позлить мужа – это сделать то, что он просит, сделать это точно и быстро. Чем меньше повода для недовольства, тем сильнее он злится.
Анриетта свернула с аллеи на дорогу, ведущую к поместью Вильнев, и, несмотря на теплую погоду, поежилась. Были и другие причины, почему она избегала приезжать сюда. Слухи об отношениях ее сына и Лилиан давно достигли ее ушей. Говорили также о ребенке. Анриетта знала, что у Лилиан есть сын, но она никак не хотела верить, что Филипп мог связаться с полукровкой, да еще и позволить ей родить ребенка. Анриетта с молоком матери впитала истину о том, что смешение кровей, рас и даже просто народов – это большой грех. Ее вполне устраивали объяснения сына, когда он говорил ей, что часто ездит в Вильнев и иногда остается на ночь, чтобы приглядывать за домом и рабами.
Нет, эти слухи не могут быть правдой. Ее сын не такой. Да и Александр не посмел бы послать жену для разговора с любовницей сына. Его жестокость не могла зайти так далеко.
Несмотря на свои неприятные воспоминания, Анриетта с любовью смотрела на дом. Он был строг, но прекрасен. И содержался в идеальном состоянии. Псевдогреческий храм, окруженный дорическими колоннами, – строго и со вкусом. Дом практически не использовался. На самом деле это было то немногое, о чем Анриетта смогла договориться с Александром: дом и земля должны достаться в идеальном состоянии их дочери, когда она найдет себе спутника жизни.
Она натянула поводья, останавливая лошадь перед парадным входом. Когда она выбиралась из брички, к ней подошел мальчик.
– Давайте я вам помогу, мадам Анриетта.
Она узнала в мальчике сына Лилиан.
– Ничего, ничего. Я приехала повидать твою маму.
– Позвать ее?
– Нет, я поговорю с ней в доме. В бричке несколько мотков ткани, позови кого-нибудь.
– Да я сам.
С этими словами Азби вытащил два свертка и пошел к дому.
– А почему ты не играешь с другими ребятами?
– А они не любят меня, потому что я слишком светлый и разговариваю, как белый. Ну и черт с ними, я тоже их не особо-то и люблю. Я вырасту и уеду отсюда куда подальше.
В дверях появилась Лилиан.
– Мадам Анриетта, Азби, наверное, совсем вам надоел?
– Нет, нет. Но будет лучше, если мы поговорим наедине.
– Конечно. Азби, иди погуляй.
– Ну, мам!
– Я сказала, иди погуляй.
Надув губы, Азби вышел на улицу, оставив женщин на кухне.
– Не желаете выпить чего-нибудь прохладительного, мадам Дювалон?
– Да, вода со льдом и лимоном была бы в самый раз.
Анриетта присела на краешек стула и, взяв стакан с напитком из рук Лилиан, с удовольствием выпила.
– Ну вот, уже лучше, в следующий раз надо будет взять с собой кого-нибудь.
– Непременно, мадам, дороги здесь стали опасными. Даже днем.
Анриетта поерзала на стуле. Ей всегда было неловко отдавать приказания рабам.
– Меня прислал герцог. Ты, наверное, знаешь, что он устраивает бал в июле, в субботу, третьего числа, если уж быть точной. Так вот, он хочет, чтобы гостей встречали негритята, одетые в одинаковые зеленые с золотом костюмы. Ты же знаешь, как он любит все одинаковое. Вот… Ах да, он хочет, чтобы твой Азби тоже был среди этих негритят. Они будут все примерно одного роста.
