Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошеных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался. 4 люстры были переданы в МГБ комендантом, 3 люстры даны на оборудование кабинета главкома. То же самое и с коврами. Ковры частично были использованы для служебных кабинетов, для дачи, часть для квартиры.
Я считал, что все это поступает в фонд МГБ, т. к. дача и квартира являются в ведении МГБ. Все это перевозилось и использовалось командой МГБ, которая меня обслуживает 6 лет. Я не знаю, бралось ли все это на учет, т. к. я полтора года отсутствую и моя вина, что я не поинтересовался, где что состоит на учете.
Относительно золотых вещей и часов заявляю, что главное — это подарки от различных организаций, а различные кольца и другие дамские безделушки приобретены семьей за длительный период и являются подарками подруг в день рождения и другие праздники, в том числе несколько ценностей, подаренных моей дочери дочерью Молотова Светланой. Остальные все эти вещи являются в большинстве из искусственного золота и не имеют никакой ценности.
О сервизах. Эти сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы и может подтвердить т. Серов, через кого и покупались сервизы, т. к. он ведал всеми экономическими вопросами.
О 50 тысячах, полученных от Серова и якобы израсходованных на личные нужды.
Это клевета. Деньги, взятые на случай представительских расходов, были полностью в сумме 50 тыс. возвращены начальником охраны МГБ Бедовым. Если б я был корыстен, я бы мог их себе присвоить, т. к. никто за них отчета не должен был спросить. Больше того, Серов мне предлагал 500 тысяч на расходы по моему усмотрению. Я таких денег не взял, хотя он и указывал, что т. Берия разрешил ему, если нужно, дать денег, сколько мне требуется.
Серебряные ложки, ножи и вилки присланы были поляками в честь освобождения Варшавы, и на ящиках имеется надпись, свидетельствующая о подарке. Часть тарелок и еще что—то было прислано как подарок от солдат армии Горбатова.
Все это валялось в кладовой, и я не думал на этом строить свое какое—то накопление.
Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда—либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно.
О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда—либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их.
Четвертое. Обвинение меня в том, что соревновался в барахольстве с Телегиным, является клеветой.
Я ничего сказать о Телегине не могу. Я считаю, что он неправильно приобрел обстановку в Лейпциге. Об этом я ему лично говорил. Куда он ее дел, я не знаю.
Пятое. Охотничьи ружья. 6–7 штук у меня было до войны, 5–6 штук я купил в Германии, остальные были присланы как подарки. Из всех ружей охотилась команда, часть штуцеров, присланных в подарок, я собирался передать куда—либо. Признаю вину в том, что зря я держал такое количество ружей. Допустил я ошибку потому, что, как охотнику, было жаль передавать хорошие ружья.
Шестое. Обвинение меня в распущенности является ложной клеветой, и она нужна была Семочкину для того, чтобы больше выслужиться и показать себя раскаявшимся, а меня — грязным. Я подтверждаю один факт — это мое близкое отношение к З., которая всю войну честно и добросовестно несла свою службу в команде охраны и поезде главкома. З. получала медали и ордена на равных основаниях со всей командой охраны, получала не от меня, а от командования того фронта, который мною обслуживался по указанию Ставки. Вполне сознаю, что я также виноват и в том, что с нею был связан, и в том, что она длительное время жила со мною. То, что показывает Семочкин, является ложью. Я никогда не позволял себе таких пошлостей в служебных кабинетах, о которых так бессовестно врет Семочкин.
К. действительно была арестована на Западном фронте, но она была всего лишь 6 дней на фронте, и честно заявляю, что у меня не было никакой связи.
Седьмое. О том, что не желал подписываться на заем, это также клевета. Никогда меньше 1 1/2–2–х месячных окладов я не подписывался. Это можно подтвердить документами.
Восьмое. Партвзносы действительно платил Семочкин, так как я состоял в парторганизации Генштаба, а большей частью я был на фронте и, чтобы не просрочить партвзнос, поручал Семочкину производить партвзнос.
В заключение я заявляю со всей ответственностью:
1. Семочкин явно клевещет на меня. Я очень прошу проверить, был ли у меня подобный разговор с Коневым и другими, как надо обманывать тов. Сталина об обстановке.
2. Семочкин клевещет на меня, рассчитывая на то, что он является вторым, после Новикова, свидетелем о якобы моих антисоветских взглядах и что ему наверняка поверят.
Я глубоко сознаю свою ошибку в том, что поделился с ним сведениями о клеветническом заявлении Новикова и дал ему в руки козырь для нечестных разговоров, антисоветских разговоров и, наконец, против меня.
3. Прошу Центральный Комитет партии учесть то, что некоторые ошибки во время войны я наделал без злого умысла и я на деле никогда не был плохим слугою партии, Родине и великому Сталину.
Я всегда честно и добросовестно выполнял все поручения тов. Сталина.
Я даю крепкую клятву большевика не допускать подобных ошибок и глупостей.
Я уверен, что я еще нужен буду Родине, великому вождю тов. Сталину и партии.
Прошу оставить меня в партии. Я исправлю допущенные ошибки и не позволю замарать высокое звание члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков).
Член ВКП(б) Жуков
12.1.48 г.».
Молотов тоже посчитал нужным объясниться, не столько в оправдание Жукова, сколько заботясь о своей репутации.
«Тов. Жданову
В связи с заявлением Жукова от 12 января с.г. считаю нужным сообщить следующее:
1. По моему указанию, в порядке распоряжения Совнаркома СССР от 23 августа 1945 года была выдана одна трофейная легковая автомашина писателю Славину в возмещение автомашины, похищенной у него в начале войны (в этот же день было дано аналогичное распоряжение для писателей Кирсанова и Лидина и др.).
2. Мною выяснено, что моею дочерью Светланой в 1945 году был сделан один ценный подарок ко дню рождения подруги — дочери Жукова — золотое кольцо с бриллиантом, купленное в комиссионном магазине за 1200 рублей. Остальные подарки в аналогичных случаях — неценные безделушки.
В. Молотов
21.1.48».
Таким образом, версия с чемоданом рухнула. Нетрудно представить, в каких выражениях высказал Сталин свое мнение Абакумову по этому поводу. Министру госбезопасности (к тому времени так именовались бывшие наркомы) надо было как—то поддержать свое реноме перед «отцом родным».
В феврале 1948 года (предыдущие события происходили в январе) Абакумов обратил внимание на протокол допроса по делу о хищении драгоценностей крупными работниками ГБ в Берлине. Это было то, что нужно Абакумову. Тут и ненавистного Серова можно подсидеть и драгоценности опять обретают реальный смысл.
Кстати, на того же Абакумова в своем доносе Сталину писал Серов следующее:
«Мне неприятно, товарищ Сталин, вспоминать многочисленные факты самоснабжения Абакумова во время войны за счет трофеев, но о некоторых из них считаю нужным доложить.
…во время Отечественной войны в Москву прибыл эшелон более 20 вагонов с трофейным имуществом в числе которого ретивые подхалимы Абакумова из «Смерш» прислали ему полный вагон, нагруженный имуществом, с надписью «Абакумову».
…в Крыму еще лилась кровь солдат и офицеров Советской Армии, освобождавших Севастополь, а его адъютант Кузнецов (ныне «охраняет» Абакумова) прилетел к начальнику управления контрразведки «Смерш» и нагрузил полный самолет трофейного имущества…»
Но пока Сталин все прощал Абакумову.
Итак, вот несколько абзацев из протокола допроса бывшего начальника оперативного сектора МВД в Берлине генерал—майора Сиднева.
«Вопрос. После вашего отъезда из Берлина были вскрыты крупные хищения ценных вещей и золота, в которых вы принимали непосредственное участие. Показывайте об этом.
Ответ. Говоря откровенно, я давно беспокоился, ожидая, что будут вскрыты преступления, совершенные мною в Германии, и мне придется за них отвечать.
Как известно, частями Советской Армии, овладевшими Берлином, были захвачены большие трофеи. В разных частях города то и дело обнаруживались хранилища золотых вещей, серебра, бриллиантов и других ценностей. Одновременно было найдено несколько огромных хранилищ, в которых находились дорогостоящие меха, шубы, разные сорта материи, лучшее белье и много другого имущества. О таких вещах, как столовые приборы и сервизы, я уже не говорю, их было бесчисленное множество. Эти ценности и товары различными лицами разворовывались.